Черное озеро

Они точно прикончат меня.

Нева протягивает мне бледную ручонку, будто я не угрожала ей убийством. С недоверием смотрю на княжну, но принимаю предложение. Княжна помогает мне подняться на ноги. Мален краснеет от злости и угрожающе движется к нам.

– Ты пыталась убить ее! – кричит он, размахивая руками, норовя меня треснуть. Нева отпихивает мне назад, за спину, и с вызовом встречает разъяренного Малена. Он останавливается, когда подходит почти вплотную к княжне.

– Уходи. – приказывает он тоном, не терпящим возражений. Кажется, или я услышала знакомые нотки, пропитанные угрозой. – Или мне придётся применить силу.

Княжна, явно страдающая от Стокгольмского синдрома (как иначе объяснить то, что она встала на мою защиту?), кланяется головорезу, служащему Разумовскому. Я, уже готовая к тому, что Нева вот-вот нас покинет, удивленно хлопаю глазами, когда княжна ласково протягивает:

– Ещё шаг и я вспомню, какие вещи ты бы хотел со мной сделать и поведаю об этом господину Разумовскому. – Мален замирает, не веря уставившись на Неву. – В красках расскажу о том, как ты ничего не делал, когда они касались меня против моей воли. Будет ли он благосклонен настолько, чтобы надавать по твоей нахальной морде, или его настроение будет совсем испорчено, и он закопает тебя в выгребной яме?

Стивер краснеет и отворачивается. Идэр, вышедшая во двор последней, скрещивает руки на груди и со скучающим видом возносит молитвы, обратив лицо к небу.

Почему Нева заступается за меня после всего, что произошло?

Потому что за неё никто не заступился.

Никогда не испытывала такого жгучего стыда. Он захлёстывает меня с головой и всё, чего можно пожелать в такой момент – провалиться сквозь землю.

Катунь смеется, привлекая к всеобщее внимание. Его спокойствие явно раздражает остальных и портит отвратительно трогательную сцену.

– Он не был заряжен. Пообедать мы тебя покормим. Не знаю, что такое «толстовка», но, думаю, мы можем предложить что-нибудь взамен. Баня истоплена, а вот ужин придётся приготовить самой. На всех.

Часть вторая. Тени прошлого.

Года провел он, молча в темноте.

Один. Один. Совсем один.

Себя надежно спрятал в пустоте,

Затерянной среди руин.

Боялся света он до дрожи,

И жил с закрытыми глазами.

Он был предельно осторожен,

И тихо прятался веками.

Своей страшился тени он.

Она же тихо шла за ним.

В ней видел он день похорон,

И погребальный сизый дым.

Отрекся от неё он сам.

Бежал как только мог.

Ломал себя напополам,

Пересекая тысячи дорог.

Упрямо тень шагала по пятам.

И от неё ему никак не скрыться.

«Я не желаю зла, ты сделал это сам.

Не суждено с тобою нам проститься.

Своей рукою судьбы ты ломал чужие.

Сжигал мосты, бежал и предавал.

Бросал людей, твердя, что не такие.

Открой секрет, кому всё это время лгал?

Себе? Чужим и близким? Мне?

Зачем? Ты от себя никак не убежишь.

Сам ты спалил себя в огне.

Давно уж мертв, пусть кажется, что спишь.»

Глава 1. Я не имею права на слабости, если моя цель – победа. Нева.

Я сажусь справа от Стивера. Ландау шмыгает носом, вливая в себя третью кружку отвара ромашки и липового цвета. На кухне теплее, чем в любой другой комнате. Печка за нашими спинами пылает жаром. Бедолага приболел после пробежки по улице босиком. Он завернулся в шерстяное одеяло, любезно принесенное Катунем. Мален сидит передо мной, сверля игральные карты с пуговицами испепеляющим взглядом. Ему не нравится Инесса, а я нахожу ее сильной. Не потому, что я делаю это ему назло. Мне кажется, только отчаявшийся способен направить револьвер в лицо тому, кто тянет руку помощи.

Отчаявшийся или моральный урод. Об отчаянии я знаю не понаслышке и предпочитаю верить, что у нас есть что-то общее.

– Вы самые странные преступники, которых я видела.

Катунь потирает подбородок, задумчиво отвечая Инессе:

– Тесно знакома с бандитами? И многих знаешь?

Катунь Нахимов – близкий друг Разумовских. Отцу никогда не нравилось, что Селенга покровительствовала Катуню и его махинациям, но царь закрывал на это глаза. Нахимов в открытую торговал добром разграбленных торговцев с Соли и Меряны. Он – легенда. Тайный друг двора, дружбы с которым все стыдились, но страстно желали.

– Себя, например.

– О, Несса, – Катунь находит нужную цифру и ставит на неё шишку. – воровство – не преступление.

Инесса кривится, слыша своё исковерканное имя, но голос её полон глумливого веселья.

– Мне определенно нравится твоя переоценка нравственных ориентиров.

– Лебединое озеро. – Громогласно объявляет Нахимов, сжимая маленький деревянный бочонок в огромных руках. Инесса, раскачавшись на стуле, игриво толкает ногой Идэр. Синяк на щеке Инессы посветлел после того, как дама сердца Амура скрипя зубами пожертвовала пузырёк какого-то настоя.

– Поставь. У меня есть.

Идэр окидывает Инессу злым взглядом, но выполняет ее приказ. Она аккуратно укладывает камешек на нужное место в бумажной карточке с цифрами. Жребий личных рук воровки выпал ей. Инесса недовольно цокает и смотрит на печь.

– Когда там чай?

– Еще не скоро. – Отвечает монахиня, перебирая камушки в загорелых руках. Стивер чихает в чашку и брызги разлетаются в разные стороны. Вытираю пару капель с щеки тыльной стороной ладони. В прошлом меня бы вывернуло наизнанку от отвращения, но сейчас недоразумение кажется мне забавным.