Черное Солнце. За что наказывают учеников

Учитель выглядел в точности как в прошлом: в одеждах Великого Иерофанта, со статусными украшениями верховного жреца, с алым знаком на высоком челе. И тело Красного Феникса было прежним: могучим телом Первородного, полным сокрытой силы. Элиар понял, что видит духовную проекцию души Учителя, которая в любом теле сохраняла свою подлинную суть. Памятная сцена из прошлого будто перевернулась: теперь не он сам, а Учитель тонул в черноте и отчаянно нуждался в помощи. Охваченный робостью, словно бы вновь возвратившись во дни своей юности, Элиар потянулся к наставнику — и оставил волю в его ищущих поддержки изящных руках. От их движений парящий вокруг планктон начал разгораться, сиять все ярче. Во все стороны от них двоих медленно, как потеки акварели, расползалось трепетное алое мерцание.

Черное море становилось красным. Словно сокрытое, потаенное солнце поднималось из глубин его сознания, восходило по трепещущим меридианам крови — и это было самое яркое солнце, которое Элиар когда-либо видел. Казалось, душа его беспрепятственно плывет сквозь закат.

«Путем непростым, но сердце твое очистилось и достигло совершенства».

Строгий голос наставника, звучащий прямо в его голове, дополнили непривычно ласковые нотки.

«Но я не чувствую, что достиг какого-то высшего предела, мессир».

Он не хотел спорить со своим достопочтенным Учителем, но слова Красного Феникса были слишком немыслимы, слишком невозможны, чтобы просто принять их. Эти слова не укладывались в сознании.

«Совершенство не есть предел и не есть конечная точка. Предел неизменен и, как все неизменное и закостеневшее, по сути своей является смертью. Совершенство же в своем развитии бесконечно».

Дрожащее марево шелкового голоса Учителя разворачивалось, плыло и колыхалось, точно мираж, заполняя все его существо. Последние слова Красного Феникса будто по мановению руки стерли в душе Элиара все тягостные воспоминания прошлого, все тревоги настоящего, все мучительные сомнения о будущем. Он словно переродился и, переняв редкое умение божественного феникса, начал жизнь заново, окунувшись в новый рассвет.

В первозданной тьме без начала и без конца все цвета слились воедино — и вновь воссияли священным цветом первоогня.

Глава 42

От невозможности простить до невозможности отвергнуть

Межвременье. Сезон, когда зерна прорастают

Радостно щебечут птицы. День сороковой от пробуждения Бенну. Цитадель Волчье Логово

*киноварью*

Рассветное небо было доверху наполнено чистым солнечным огнем. Восхитительное утро щедро заливало Красные покои теплым светом, проникающим внутрь сквозь многоцветные мозаичные окна. От мысли, что за ними больше нет запечатывающих наглухо барьеров, на сердце делалось легко и просторно.

Птица могла взмахнуть крыльями и улететь — если бы захотела.

Наконец настал тот день, которого все они ждали так долго — и почти отчаялись дождаться. Впрочем — Красный Феникс мысленно поправил сам себя, — если разобраться, не так уж и долго. Строго говоря, минуло всего-то сорок весенних дней… а кажется, будто с тех пор, как он вновь пришел в воплощенный земной мир, протекли годы или даже целые столетия. Должно быть, потому, что ему пришлось вспомнить и заново прожить все длинные дни своей первой непростой жизни, а за ними и краткие, но невыносимо мучительные дни второй.

Сегодня Элирий в последний раз принял свои лекарства, больше для успокоения трясущихся над ним учеников, чем по действительной необходимости. После освежающего спокойного сна он чувствовал себя превосходно: вызревшая лотосная кровь вернула ему несокрушимое здоровье небожителей. С него сдували пылинки и всячески проявляли заботу, ни на миг не оставляя одного. Яниэр был рядом с момента пробуждения и до окончания утренней трапезы, а сразу после ухода Первого ученика явился Элиар. Элирий принял его в помещении библиотеки, удобно устроившись в глубоком кресле.

— Мне приснилось, будто вчера вы отпустили мне грехи, мессир, — помедлив немного, изрек Второй ученик, церемонно преклонив колени и поцеловав ему руку. — Это был только сон?

Отложив в сторону свиток с начертанными на нем древними поэтическими строками, Красный Феникс терпеливо улыбнулся:

— Это был не сон, — мягко слетело с его губ. — На тебе больше нет греха. Подобно высшему божеству, ты овладел силой солнца, познал природу истинного цвета. Ты пережил состояние смерти, состояние ничто, и сумел возродиться. По своей воле теперь ты способен погрузить мир во тьму или же вознести к новому рассветному сиянию. Ты можешь принести на Материк жизнь или смерть. Похоже, теперь в этом мире ты сам стал богом, хоть и не до конца осознаешь это.

Элирий задумчиво коснулся огненно-рыжей макушки воспитанника, словно в былые времена, когда на храмовых церемониях даровал волчонку свое благословение. Как странно все завершилось. И конец ли это? Выходит, многовековой мятеж Денницы достиг дерзкой цели? На бесконечном пути духовного совершенствования смертные поднялись на новую ступень, мир сдвинулся с пути последнего судного дня и перешел в иную, альтернативную реальность… Будет ли доволен таким исходом верховный владыка Надмирья, пресветлый Илиирэ?

Как бы то ни было, надолго или нет, пока его светлость мессир Элирий Лестер Лар снова был жив. Он с неподдельным удовольствием любовался мимолетной красотой весеннего мира, вдыхал полной грудью ароматы молодой листвы, цветов и трав — и не мог надышаться. Он остро чувствовал себя живым. Живым и… счастливым?

Протянув руку, Красный Феникс чуть приподнял подбородок Элиара и с нескрываемой нежностью посмотрел на закатное красное солнце, по-прежнему украшавшее горло его ученика. Все было позади. Вся боль, все ошибки и недоразумения. Может, это отчасти неправильно, но Элирию было приятно думать, что эти старые шрамы носятся открыто и с гордостью, носятся ради него. Это было воспоминание не об унизительном рабстве, не о ненависти и жажде мести, как он с сожалением полагал раньше. Это было воспоминание о самом Красном Фениксе, чьим символом являлось красное солнце.

— Учитель… вы очень мудры и обладаете многими утерянными знаниями древних, но я не заслуживаю таких восславляющих слов, — смущенно запротестовал Элиар, не пытаясь, однако, уклониться от его прикосновения и взгляда.

— Произнести их было легко, потому что это правда.

— Если все так, как вы говорите, это только ваша заслуга, — в великом благоговении прошептал Второй ученик. — Вы сделали меня богом, мессир.

Элирий невольно задумался над этими полными искреннего почтения словами. Он сделал своего ученика богом… это ли не высшее достижение для наставника? И не высшее ли благородство для божества оставаться коленопреклоненным в присутствии своего Учителя, взрастившего его таланты и силы?

— Должно быть, если захочешь, ты сможешь вознестись в Надмирье и пребывать там вечно в благости и покое, — с неожиданным для самого себя странным тянущим чувством в груди негромко проговорил Красный Феникс, отнимая ладонь. — Моя же судьба — оставаться на Материке и служить другому богу.

При последних сказанных словах Элиар вздрогнул и очень внимательно посмотрел на него. Глаза его вспыхнули.

— О чем говорит Учитель?

Элирий задохнулся. Напрочь увязнув в горячей карамели знакомого янтарного взгляда, словно любопытная пчела, он вдруг почувствовал себя пойманным. В медовом золоте глаз ученика таилось что-то, не терпевшее никаких ограничений. В воздухе тревожно запахло летом, опасным знойным летом, нектаром вызревших крутобоких яблок и высушенным на солнце степным разнотравьем. От дивных ароматов закружилась голова, сердце робко встрепенулось в предчувствии чего-то нового, неведомого, близкого… надменно поджав губы, Элирий отвернулся, скрывая охватившее его волнение.