Черное танго
Шрифт:
Франсуа помнил, что однажды, во время служебной командировки на юг Италии, ему довелось встретить там палестинских добровольцев, вступивших в британскую армию. Ему запомнилась твердая решимость, читавшаяся на их лицах. Все они вступили в армию, чтобы мстить за погибших братьев, и с нетерпением ждали дня, когда их отправят в составе оккупационных сил в Германию. Там они покажут трижды проклятому немецкому народу, на что способны сыны Израиля! Они будут убивать, насиловать, жечь, разрушать города и деревни, чтобы те, кто уцелеет, знали, что еврейский народ не забывает своих мучеников и что пробил час беспощадной мести. Во время торжественного
«Помни о шести миллионах замученных братьев.
Пусть будет вечной твоя ненависть к палачам твоего народа.
Помни, что ты выполняешь миссию сражающегося народа.
Помни, что боевая еврейская бригада в Германии является еврейской оккупационной силой.
Помни, что появление нашей бригады с собственной эмблемой и собственными знаменами перед лицом немецкого народа уже само по себе есть акт возмездия.
Помни, что кровная месть — это месть всей еврейской общины, и любой безответственный поступок идет вразрез с действиями нашей общины.
Веди себя как еврей, гордящийся своим народом и своим знаменем.
Не запятнай свою честь общением с фашистами и не вливайся в их ряды.
Не слушай их и не входи в их дома.
Да падет позор на врагов, на их жен и детей, на их имущество и на все, что у них есть; и да будет этот позор вечным!
Помни, что твоя миссия заключается в спасении евреев, в их переезде в Израиль, в освобождении Родины.
Твой долг — благочестие, верность и любовь к спасшимся от смерти, к избегнувшим гибели в лагерях».
Вытянувшись по стойке «смирно», солдаты слушали, едва сдерживая нетерпение. К чертям все разглагольствования! Они предстанут как ангелы смерти перед этим народом-палачом!
Однако еврейской бригаде не пришлось ступить на землю Германии. В последний момент британское командование отказалось от этого плана. Бригада была размещена в районе Тарвизио. Там некоторые из ее солдат излили месть на головы австрийских беженцев, укрывавшихся в городке, и на бывших эсэсовцев, прятавшихся в горах. Британское командование не могло с этим мириться и приказало отыскать виновных. Но их так и не нашли.
В командировке Тавернье встретился с ответственным за еврейскую бригаду офицером Исраэлем Кармиром, являвшимся одновременно одним из главных руководителей секретной палестинской организации «Хагана». Это была не первая их встреча. Они относились друг к другу с уважением и дружеским участием. Разумеется, ни тот, ни другой не распространялись о своей деятельности, но Тавернье довольно быстро догадался о причинах исчезновения в течение нескольких последующих недель высокопоставленных функционеров нацистской партии, эсэсовских офицеров и ответственных сотрудников гестапо, чьи трупы иногда обнаруживались. Он одобрял эти действия. Но вопрос с Сарой был особый.
Он считал абсолютно необходимым найти способ изолировать ее от мстителей.Долгожданный день отъезда Леа наконец наступил. Накануне Лорин Кеннеди и ее сподвижницы устроили вечер, на который были приглашены Франсуа Тавернье и Джордж Мак-Клинток. Все были очень оживлены и радовались вместе с Леа тому, что она покидает мрачный город. Они думали, хотя и не говорили об этом вслух, что такой красивой девушке, как Леа, не место в гнетущей атмосфере напряженности, царившей в Нюрнберге. Франсуа торопил ее, повторяя, что ей необходимо возвратиться в Монтийяк и заняться имением и Шарлем. Она сдержанно обещала подумать об этом.
Любовники расстались без особых переживаний, зная, что очень скоро увидятся — на следующей неделе Тавернье отзывали в Париж к генералу де Голлю.
6
По возвращении из Нюрнберга Леа ждал сюрприз: Сара назначила ей встречу в квартире на площади Вож. Не распаковав чемоданы, и даже не сняв форму Красного Креста, Леа помчалась по указанному адресу. Ей открыл дверь белокурый молодой человек с лицом, которое легко можно было принять за девичье.
— Вы Леа Дельмас? Входите, мадам Мюльштейн ждет вас.
Молодой человек провел ее в просторную гостиную с потускневшей позолотой и разнородной мебелью, прокуренную и жарко натопленную, где страстно спорили пять или шесть человек, в том числе две женщины. У одной из них — высокой, худощавой, элегантно одетой — была наголо обрита голова. Она стояла спиной к Леа, но та сразу же узнала в ней Сару Мюльштейн. Женщина обернулась, и ее холодный, жесткий взгляд поразил Леа.
— Оставьте нас одних, — обратилась Сара к собравшимся.
Все тут же молча поднялись и вышли, неприветливо взглянув на вновь прибывшую.
Оробев, Леа не сводила глаз с этой странной, когда-то веселой и беззаботной женщины, которая в свою очередь молча ее рассматривала. Радость, которую она предвкушала от встречи с Сарой, мгновенно улетучилась. Пораженная ее видом и молчанием, Леа не осознавала, что пристально, в упор смотрит на подругу и что это может ту покоробить.
— Вижу, что ты сохранила привычку разглядывать людей, как разглядывают предметы.
Леа почувствовала, что краснеет, и от этого разозлилась. Куда делось предчувствие радости от встречи с той самой Сарой, которую она вырвала из когтей Мазуи и спасла от смерти в Берген-Бельзене?! Сбитая с толку, она молча понурила голову.
— Ну ладно, не сердись! Давай же обнимемся!
Зазвучавшая в ее голосе теплая интонация вывела Леа из замешательства. С детской поспешностью она бросилась в раскрытые объятия Сары и принялась целовать ее щеки, на которых белели неглубокие шрамы. Эти отметины не только не портили холодную красоту этой женщины, но придавали ей еще большую оригинальность, которую подчеркивали также бритая голова и зеленые, казавшиеся огромными, глаза.
— Какой же ты стала красавицей! Девочка моя, ты теперь еще красивее, чем была…
Хрипловатый, надтреснутый голос Сары тронул Леа, и она с неподдельной искренностью воскликнула:
— Не я, а ты красавица, несмотря…
Тут она осеклась и снова покраснела. Сара улыбнулась.
— Нет, я не красавица. Почему ты замолчала?
— Все дело в волосах! У тебя ведь были прекрасные волосы!
— Ну и что? Кому они нужны? Разве что для переработки в ткацком производстве…