Чернокнижник. Первый класс
Шрифт:
Все тело Андрея покрыли фиолетовые руны, которые прожигали одежду и плоть чернокнижника. Глаза его также горели фиолетовым огнем, а руки, неприспособленные к жадному пламени Тьмы, плавились, оставляя лишь скелет, горящий все тем же темным огнем.
Андрей испытывал адскую боль, но он был рад, что хоть последний раз в жизни, но сможет испытать запретную магию.
Рывок, и вот уже Правый отправлен в полет могучим апперкотом. Но усиленный запретной магией чернокнижник не желал останавливаться, нагнал Лорда и, схватив того за шею, стал избивать его морду, оставляя на месте ударов
Каждый удар отдавался страшной болью заживо горящих рук, но ярость в этот момент двигала Андрея, а не рассудок. Правда, он забыл о Левом, так что от покалеченного братца его отпросил могучий удар топором.
Вспышка боли, и вот уже Хвостов наблюдает, как из его бока выливается кровь, мгновенно пожираемая темным огнем. Он схватил рукой направленный на него удар Левого, а затем ладонью ударил сверху вниз, отделяя незащищенную часть от тела демона. Левый, кряхтя и выплевывая черную пену, медленно сел на песок. Желая добить Лорда, чернокнижник засунул свою костлявую руку в пасть к демону, хватая того за язык и вырывая его, попутно вдавливая свои пальцы тому в глазницы. Темное пламя сделало свое дело, выжигая голову демона изнутри.
И только Андрей стал радоваться, как почувствовал, что его сердце окутывает бесконечный холод. Он опустил глаза на торчащее из его груди лезвие палаша, поднял голову и увидел ухмыляющегося Правого. В это время, темный огонь на его руках потух, оставляя лишь черные кости вместо пальцев, а сам чернокнижник, выплевывая сгустки крови, стал на колени.
— Люди, — презрительно сказал правый, и пласт оплавленной кожи сорвался с его лица, оголяя мышцы. Он налег на меч, толкая тот глубже в плоть Андрея. — Всего лишь грязь под но…
И не успел он договорить, как в него попал ослепляющий луч света. Демон, отлетев на добрых метров семь, завалился на бок. Поднявшись, он подобрал оторванную левую руку и прыжком скрылся в чреве портала.
Хвостов поднял взгляд на хмурого Бельгинского. Со всех сторон, куда ни глянь, спешили паладины, врубаясь в толпы демонов и вытягивая раненных товарищей. Старый охотник, прежде чем упасть в обморок, протянул свою изуродованную руку паладину, и прохрипел:
— Не дай мне… умереть… там… Гриша… — и свалился в песок, пропитанный его и демонической кровью.
***
— Р-раааа, — рычал Гриша, кидая свой телефон в стену, из-за чего тот разлетелся на части. Парню хотелось рыдать и кричать, убить кого-нибудь, а лучше не кого-нибудь, а того демона. О, да, найти, а затем убить.
Не желая ничего видеть и слышать, игнорируя просьбы друзей успокоится, тот, закрывая рукавом лицо, выбежал на улицу и упал лицом в траву, на которой лежали хлопья снега. Холодный снежок остудил пыл парня, намеревающегося сейчас же лететь в Египет, дабы увидеть деда.
Как он мог так рисковать? Почему он просто не ушел? Это все из-за товарищей? А как же Гриша? Он что, его не любит, хотел оставить одного в этом опасном мире? Нет, это не дед виноват, это все виноваты паладины, которые не спешили на помощь.
Точно, это все Бельгинский, он хочет славу Андрея Хвостова. О, за это Гриша убьет его сына, размажет по стенке, а затем высосет душу самым черным ритуалом, который
существует, а потом достанет и его отца.Гриша сел, взял в ладони снег и вытер им лицо. Это не его мысли, ведь именно сейчас Гриша точно знал, что никто, кроме демонов в увечьях деда не виноват. Вспоминая тот момент, когда Андрея проткнули мечом, Гриша снова заплакал.
Горячие слезы жгли замерзшие щеки, но Гриша ничего не мог с собой поделать. Он снова лег на холодную мокрую земли и стал лежать. Плевать он хотел на простуду. Если дед погибнет, то и Гриши незачем жить. У него больше никого не будет. Никого.
— Да, никого… а как же я? — раздалось в голове у парня. Голоса в голове это уже точно перебор.
— Никакой я не перебор, — ответил голос, и он смутно напоминал Грише его собственный. Только какой-то ехидный. — Пойдем, перетрем.
И тут Гришу закрутило и завертело, он упал на траву, а затем наступила тьма.
***
— Иди и приведи его сюда! — отойдя от окна, приказала Яшке Алина. — Живо, он же замерзнет!
— Дай ты парню в себя прийти, — спокойно ответил оборотень, собирая телефон Гриши. Модель была прочная, добротная, так что у телефона всего-навсего треснул экран.
— Яшка, быстро приведи его, — поддержала Лину Таня.
— Да крот мне в рот. Его деда чуть демоны на тот свет не отправили, вы думает, ему хоть кто-то, кроме себя, сейчас нужен? — повышая голос, сказал Яшка.
— Если ты сейчас же не пойдешь, — волосы княжны стали подниматься и в них начали пробегать пурпурные искры, — то, клянусь, я сделаю из тебя коврик для ног.
— Тебе надо — ты и иди! — сорвался оборотень, небрежно бросая собранный телефон на стол друга.
— Я что ли его лучший друг? — зло спросила Алина, но волосы вырабатывать электричество у нее перестали.
— Нет, ты подруга, — пожав плечами, сказал оборотень.
Княжна быстрым шагом подошла к Яшке и ударила того по щеке так, что у того голова повернулась от удара. На щеке вспыхнул след от ладони, и оборотень, утробно зарычав, свысока посмотрел на Алину.
— Зря, очень зря, — бросил покрасневшей девушке Яшка, быстро выходя из комнаты.
— Иди, приведи, тьфу, женщины, — передразнивал оборотень княжну писклявым голосов, выходя на улицу.
Вот и источник всего кипиша, собственной персоной. Лежит, загорает, наверное. Яшка был зол, щека горела, а Гриша лежал на холодной земле, что аукнется тому в старости.
— Эй, ты как? — и тишина в ответ. — Что, оставить тебя? Там просто Линка взбесилась, вот я и пришел. Тебе как, не нужна дружеская поддержка? Пошли-ка, лучше в доме депрессняк устроим, а?
И молчание. Яшка, недоумевая, подошел к другу.
— Твою мать! — вскрикнул оборотень и начал трясти друга за плечи. На Яшку смотрели желтые глаза друга, но белок сейчас заменяла чернота. Безжизненный взгляд и струйка крови, стекающая с уголка рта Гриши, здорово напугали оборотня, но его друг дышал.
Яшка, теряясь в том, что сейчас надо делать, посмотрел в окно, где сейчас стояли девочки и показал им пальцами, что надо позвонить, ибо Грише плохо. По взволнованному лицу оборотня Алина поняла, что дело дрянь и уже набирала на телефоне номер.