Черные гремлины

Я вспомнил розовую гладкошерстную гремлиншу с Обсидианового острова. Ниро, владычица воли. Похоже, ночь назад ее голос слышали все, кроме меня.

Дверь каюты распахнулась, и внутрь ввалился Бурошкур. Я разглядывал его через узенькую щель в досках, стараясь дышать ровно и тихо. Капитан пиратов был очень зол: он схватил палку и запустил ее в стену. Палка ударилась рядом с моим убежищем, и я чуть не взвизгнул от неожиданности.

Бурошкур велел Кноту и Бонти убирать пепел с палубы, а сам завалился спать. Узел с Ежи и колбу с зефиром он притащил сюда же и положил рядом. Не прошло и нескольких вздохов, как от его храпа задрожали стены. Кто-то надрывно закашлял в трюме.

Я зевнул. Здесь было тепло и уютно. Вот бы всегда так было.

Меня разбудили стук молотков и скрежет пил. Корабль трясло: вовсю шла работа. Я посмотрел в щель: Бурошкура видно не было, значит, можно выбираться.

Но сначала...

Я посмотрел на свои лапы и сильно-сильно захотел исчезнуть. Стать невидимым, неслышимым, незаметным. Чтобы никто меня не обнаружил, никто со мной не заговорил. Я старался выкинуть из головы все лишние мысли, и вскоре у меня получилось: по телу прокатилось знакомое ощущение изменения, и лапы пропали.

Я исчез, снова.

Главное - не ослаблять внимания, чтобы не появиться в самый неподходящий момент. Выбравшись из убежища, я покинул каюту и оказался на палубе.

Пеплопад закончился, и Белое море превратилось в пушистое Белое море. Несмотря на то, что пепел больше не сыпался с неба, стало еще холоднее. Я поежился и отправился смотреть, почему так шумят пираты.

Сначала я подумал, что серые выкапывают корабль. Но потом понял, что они его разбирают. Пираты отпиливали и выламывали доски от носа и складывали их в большую кучу неподалеку. Руководил работой довольный Бурошкур, а топорами и пилами шумели Кнот и Бонти.

– Шевелитесь, дохлые шкуры! Достроим корыто и свалим отсюда.

В животе заурчало. Я резко пригнулся, испугавшись, что кто-нибудь меня услышит, но пираты были слишком заняты работой. Надо перекусить и все будет в порядке. Вспомнив про зефир в колбе, я отправился в капитанскую каюту.

Войдя внутрь и закрыв двери, я едва не споткнулся об гремлина, который сидел и играл с железной лапой Ежи. Как я мог забыть про четвертого пирата!

Мысли спутались, и мои лапы начали терять маскировку. Собравшись, я остановил процесс, но верхняя часть моего тела осталась видимой. Маленький гремлин поднял голову и уставился на меня. И тут же отскочил назад: его глаза расширились от ужаса, превратившись в огромные блюдца, а шерсть встала дыбом.

Он был необычного окраса. Его правая половина была серой, а левая - рыжей, словно его слепили из двух половинок разных гремлинов. При этом правый глаз пирата был голубым, а левый - зеленым. Еще он был совсем маленьким, даже меньше меня, но уши у него были просто огромные. И очень пушистые.

Дрожа и заикаясь, он спросил:

– Ты п-п-приведение?

– Конечно, - согласился я. Он затрясся еще сильнее.

Все-таки какие огромные у него уши! Я подошел и потрогал их.

– Здоровские уши.

– У-у-у-у, - он тихонько завыл.

– Если будешь шуметь, я тебя съем, - пригрозил я.

– Не буду.

– Как тебя зовут?

– Мышонок.

– Никому не рассказывай, что видел меня, Мышонок. Ладно?

– А то ты меня съешь?

– Конечно.

– Никому не скажу, - пообещал Мышонок.

– Тогда закрой глаза и зажми уши. И не поломай Ежи, когда будешь с ней играть.

Он послушно спрятался в лапах. Я взял две зефирки и, стараясь двигаться бесшумно, залез в свое убежище в стене. Там я быстро перекусил и устроился поудобнее, чтобы подглядывать за происходящим в каюте.

Мышонок закашлял. Он кашлял долго и хрипло, пока из его пасти не пошла кровь. Тогда он утерся одной лапой и, заметив, что меня больше нет, облегченно вздохнул.

В каюту ворвался Бурошкур. Он грозно оглядел помещение, и убедившись, что опасности нет, с неожиданной заботой погладил Мышонка по голове.

– Я вроде слышал кого-то. Все в поряде?
– спросил капитан.

– Угу. Тебе послышалось.

– Кашляешь?
– Бурошкур говорил тихо, в его голосе чувствовалась тревога.

– Немного.

– Не шугайся, твой большой брат сегодня сообразил штуку, на которой мы быстро докатим до черных, а их лечилы тебя подлатают.

– Спасибо, большой брат, - слабо улыбнулся Мышонок. И тут же зашелся в новом приступе кашля.

– Держись, малой, - потряс его Бурошкур.
– Сдохнешь - уши оборву, смекнул?

– Угу, - капитан потрепал брата по голове и вышел. Вскоре пираты опять зашумели за работой.

Мышонок понуро ковырял пол когтем.

– Съешь желтую зефирку, - посоветовал я. Маленький пират подпрыгнул на месте и вытаращился в мою сторону.

– Она целебная регенеративная и поможет тебе поправиться, - объяснил я.

Мышонок послушно порылся в колбе и начал грызть желтый зефир.

– Последняя осталась, - сообщил он.
– А ты приведение этой шкуры?

– Конечно, - согласился я и пошевелил шкуру лапой для убедительности.

Мышонок засмеялся.

– Но это шкура водяного монстра, а не гремлина.

Я задумался.

– На самом деле я призрак гремлина, которого съел этот водяной монстр.

– О-о-о, - протянул Мышонок.
– Ничего себе.

Мы помолчали. Маленький гремлин вновь закашлялся.

– Когда я умру, тоже стану приведением?
– спросил он.

– Ты не умрешь, - пообещал я ему.
– Потому что обязательно поправишься.

– Правда?
– улыбнулся он. С его губ стекала кровь.

– Конечно.

Пираты работали так долго, что от скрежета пил и стука молотков начала раскалываться голова. Мышонок свернулся клубком рядом с Ежи. Иногда он чихал, просыпался, тер глаза и снова засыпал. Я тренировался исчезать, заставляя свои лапы сливаться со стенами и появляться вновь. Оказалось, что я могу не только сливаться с окружением, а вообще как угодно менять цвет своей шерсти. Вот Ари-Ару удивится. Но управлять этой способностью было очень сложно, и пока у меня не очень получалось.

Когда меня начало клонить в сон, в каюту ворвался Бурошкур и сказал:

– Пора валить, собирайся, - он схватил узел с Ежи и зефиром и потащил его к выходу.

– А давай и шкуру возьмем с собой?
– попросил Мышонок.

– Че бы и нет, - буркнул капитан и сорвал шкуру со стены.

Мышонок очень удивился, увидев дыру в стене. Даже подошел и засунул в нее голову, чтобы посмотреть, нет ли кого внутри. Я не удержался и потрогал его за уши. Он пискнул и отпрянул.