Черные псы пустыни

— Урук, — прохрипела она. — Ты самый сильный из нас. — Губы ее касались его уха. — Но… — Нума перевела дыхание. — …От судьбы не уйдешь.

— Я пока жив. — Урук погладил ее щеку. — И для остальных я никто. Только ты в нашем племени обращаешь на меня внимание.

— Наши судьбы не связаны, — прошелестели побледневшие губы колдуньи. — Извини… — Пальцы Нумы коснулись его щеки. — Помни, судьба — дар Маны. Судьба может возвеличить тебя, если ты примешь ее дар. — Она застонала. — Живи своей жизнью.

Урук положил ладонь ей на грудь — и обжегся. Лоб горячий. Жар снова вошел в тело Нумы. По ее прекрасной черной коже заструился пот. Урук проверил повязку. Из раны опять сочится кровь.

— Скажи, как помочь тебе? — Он знал, что в хижине юной жрицы хранится множество разных трав, с помощью которых можно сбить жар.

Нума только покачала головой и стиснула челюсти.

Урук обнял ее.

— Я с тобой. Я тебя не оставлю.

Она склонила голову на его плечо.

Дыхание ослабевало.

— Ты выздоровеешь, — шептал Урук, — и я дам тебе орхидею моей матери.

Он долго плакал, когда она умерла.

Тумак с любопытством уставился на него.

— Убил, да?

— Возможно, — пожал плечами Урук. — Боги многое скрывают от человека.

— Это верно.

Тумак подобрал с пола миску и швырнул ее на стол.

— С мытьем теперь можно не торопиться.

Он бросил передник рядом с миской.

— Пойду за дочерью.

Урук вынул из кошелька медяшку и вручил Тумаку. Пища того не стоила, но вору пришелся по душе этот старый толстый повар.

Тумак посмотрел на металл, сунул в карман.

— Спасибо.

Он направился к двери, ворча на ходу:

— Сегодня даже на все золото мира человек не сможет купить кружки пива, смех да и только. Последний раб не сможет потратить всех своих денег. Будем надеяться, что завтрашний день будет лучше.

Урук посмотрел повару вслед.

— Мана! — воскликнул он с ожесточением. Если Джаред не добудет их награду сегодня, завтра нечего будет получать. А ему нужно богатство, чтобы откупиться от судьбы.

— Придется нам присоединиться к зевакам, — объявил Урук собаке. — Радости в этом мало, но…

Урук пошарил в шкафах, обнаружил два небольших бурдюка, наполнил их водой из бочки. Пес нашел рядом с помойным ведром дохлую мышь, но Урук отобрал у обжоры падаль. Одна из дверей кухни вела в боковой проулок, но Урук решил выйти через главный вход. Снаружи толпилось на удивление много нищих. Обычно здесь и бедняков не видно, а бездомных бродяг просто гонят прочь.

На улице Урук задумался, стоит ли запирать дверь, а если да, то каким образом. К нему подошли две женщины в сопровождении стайки чумазых ребятишек.

— Дом пустой? — спросила одна, тыча рукой в дверь.

— Мы последние.

— Быстрей, пока не занято! — прошипела женщина, загоняя свое стадо внутрь. Подгоняемые шлепками и тычками, дети юркнули в прихожую. «Что ж, — подумал Урук, — может, им здесь будет лучше».

— Товаром интересуешься? — обратилась к нему нищенка и показала на пса. — Сторгуемся?

— Нет.

— Нет? — Она изобразила на физиономии чарующую улыбку и задрала подол рубахи, выставив на обозрение две тощие обвисшие груди с воспаленными сосками. Должно быть, многие из проскользнувших за дверь детей питались из этих сосудов. А возможно, и по сей день питаются. Он отвернулся и зашагал к главной магистрали, ведущей с юга на север.

— Нас двое, мы с сестрой будем с тобой ласковы. Мясо приготовим.

Урук свернул за угол.

Сразу за северными пригородами Кам-Пурама начинались посевы ячменя и проса. До прихода в Шинар войска нифилим здесь бурлила жизнь. Многие еще помнили те дни. Но торговые пути, ведущие через Акшур и северные деревни, опустели, предместье зачахло, теперь здесь преобладали кабаки и притоны. За последние часы местность словно вымерла.

К полю предстоящего боя стекались толпы зевак. Плакали дети, ворчали старики, без устали болтали сплетницы разных возрастов. Урук и пес двигались вперед, по возможности придерживаясь края дороги, почти задевая стены домов. Толпа раздражала пса, он ворчал и скалил зубы, один раз едва не цапнул случайно налетевшую на него девочку.

Они почти дошли до северной границы города. Здесь внимание Урука привлек взлохмаченный малыш, который захлебывался в истерике посреди улицы:

— Домо-о-о-о-ой! Хочу домо-о-о-ой!

Мать дернула его за руку.

— Мы идем смотреть на папу!

— Не хочу-у-у-у! — Мальчик топнул ногой.

Мать схватила сына за шиворот и встряхнула.

— Замолчи, или у тебя сейчас появится причина для воплей! Ты все понял?

Урук улыбнулся. Есть вещи, которые остаются неизменными и в джунглях, и в городе, веком раньше и веком позже.

— Противная! — фыркнул парень.

Мать отпустила его рубаху и потащила за собой за руку. Они дошли до последних домов, и тут оба замерли, мать и сын. Перед ними простиралось обширное пространство выжженной земли.

Ни ферм, ни полей. Дома, амбары, сараи — все сожжено, а на пустыре возник военный лагерь. Множество вооруженных мужчин среди черного пепла.

— Мама, мама, где травка?

— Пропала травка, сынок.

— И ее больше никогда не будет?

— Не знаю, милый.

Урук проводил взглядом мать и сына, исчезнувших в толпе зрителей. Некоторые зеваки проводили время со вкусом. Какая-то богатая женщина в сопровождении целой толпы рабов расположилась на ковре и вкушала жареное мясо с медовыми сластями. Тумак с дочерью тоже, должно быть, находятся где-то неподалеку.

— Спокойно, Пес. Нам туда не надо.

Урук оглядел строения на окраине города. Среди них было два трехэтажных здания, из широких окон которых открывался вид на поле боя.