Черные руки

– Да знаю я, что твоя мама говорила, – перебил её муж. – Что случилось-то?

– Ты что, не видишь? – уставилась в своё отражение старушка. – Посмотри, во что моё лицо превратилось.

– Лицо как лицо, – хмыкнул старик. – Такое же, как и вчера.

– Ты смеёшься? Это же не моё лицо. Это лицо женщины какой-то незнакомой. Чужое лицо.

– Вера, может, тебе отдохнуть? Может, переутомилась ты? Обычное лицо моей жены.

– Так я что, одна, что ли, вижу чужое лицо?

– Пойдём, Вера, – берёт её за руку старик, – отдохнёшь немного, и всё пройдёт.

Среди ночи бабушка Вера проснулась, и сразу пошла к зеркалу в ванную комнату.

– Ой, – послышался испуганный крик старушки, – теперь мужик какой-то. Лицо мужика. Где-то я этого мужика видела. Ваня, Ваня!

– Ну что опять случилось? – с недовольным видом заглядывает старик в ванную. – Два часа ночи, Вера.

– Посмотри на моё лицо, Ваня, – хватается за сердце старушка.

– Лицо как лицо. Ложись иди, спи.

– Ваня, ты что, не видишь, лицо мужика теперь у меня.

– Чудится тебе, Вера. Пойди капель своих выпей да ложись. Спишь, наверное, плохо, вот и кажется тебе ерунда всякая. Больше отдыхать надо, возраст уже.

Иван пошёл досматривать свой сон, а наша старушка на кухню за каплями. Выпила лекарство и на кровать, а с собой зеркальце небольшое прихватила. Полежит немного, повздыхает и в зеркальце глянет.

– Ну вот, теперь детское какое-то. Боже мой, что со мной происходит?

– Что людям желала, то и получила, – говорит супруг, лёжа с закрытыми глазами, голосом её матери.

– А что я желала? Ничего плохого за всю жизнь не сказала. Ой, – вздрогнула старушка, – а чего это ты голосом мамы моей говоришь?

– А разве говорила я тебе, что лицо потеряешь? Разве я говорила тебе такое? – продолжает старик голосом матери.

– Так ведь я так, к слову, – в испуге смотрит старуха на мужа.

– Вот и носи теперь лица всех тех, кому ты говорила.

– Ваня, – толкает старуха мужа, – ты чего это голосом мамы моей говоришь?

– Каким голосом? – бурчит Иван. – Ничего я не говорил. Сплю я.

Так и сидела бабушка Вера две недели дома. Боялась на улице показываться. Сидела да на разные лица смотрела. Кого-то помнила, кого-то нет. Уж и прощение она у них просила, уж и плакала, глядя на себя в зеркало. Думала, это никогда не закончится. Но однажды закончилось. Появилось в зеркале лицо бабушки Веры.

– Ваня, – бежит радостная старуха к старику, – радость-то какая. Я снова собой стала.

– А кем ты была? – смеётся старик.

– Уж кем только ни была, – одевается старушка. – Я на улицу, Ваня. Две недели уже дома сижу.

Вышла из подъезда старушка, и первое, что увидела, это как семилетний Максим из соседней квартиры толкнул свою младшую сестрёнку.

– Знаешь, Максим, мне мама говорила, что тот, кто… – осеклась старушка.

– Что ваша мама говорила, бабушка Вера? – засовывает мальчик в свой рот конфету.

– Да нет, – побледнела старушка, – ничего не говорила. Это я так…

Там, где гуси пропадают

У Нины Петровны пропал гусь. Просто не вернулся вечером вместе со стадом, и всё. Обычно гуси возле прудика небольшого паслись, что за огородом женщины находится. Да и прудиком-то его нельзя назвать, так, калужина большая, которая к середине лета высыхает. Единственной достопримечательностью этой калужины была огромная ива. Сколько лет этому дереву никто в деревне не знал. За шестьдесят лет, что помнит себя Нина Петровна, эта ива нисколько не изменилась, всё такая же. И не растет уже, и не сохнет. Пробовали её трое мужиков обхватить да не получилось. Вот возле ивы этой и паслись всегда гуси. И вдруг такое… Было у женщины пятнадцать гусей, стало четырнадцать.

Уж где только не искала своего гуся женщина… И деревню несколько раз обежала. И в каждый дом зашла, спросила, не видел ли кто. Каждый кустик осмотрела. Всё бесполезно. Пропал гусь. Никогда такого не было, чтобы птица в деревне пропадала. Поплакала женщина, поохала, да смирилась с бедой своей.

Через день стадо гусей стало меньше ещё на одну птицу. Нина Петровна глазам не верит. Несколько раз птицу оставшуюся пересчитала. Уж и слева направо считала, и справа налево… Тринадцать.

– Да что ж это делается, люди? – бежит женщина по деревне. – Опять гуся украли. Пропал гусь. Этак и до конца месяца стадо не дотянет, всех разворуют.

Выходят люди из домов, головой качают.

– Непорядок в деревне. Надо что-то делать. А может, это зверь какой гусей таскает? Да нет, следов борьбы не видно. Ворует, наверное, кто-то из чужих птицу-то.

А уж Нина Петровна-то слёзы льёт, не остановить.

– Ты вот что, голубушка, – говорят жители, – подежурь-ка ты завтра у прудика, а мы тебе в помощь деда Ивана дадим. Ему всё равно где сидеть.

– Так я и так сегодня глаз с гусей не сводила, всё в окошко глядела.

– То окошко, – говорят люди. – А то возле прудика за стадом посмотреть.

Сидят следующим утром возле прудика женщина со стариком, глаз с гусей не сводят. Только дед Иван нет-нет, да и кимарнёт. Нет-нет, да и храпнет тихонько. Старый уже. И вдруг видит женщина: гуси зашевелились, вроде как кто подошёл к ним. Поднялось стадо и бегом за иву старую. Туда забежали, а оттуда не выходят.

– Ну хватит спать, старый, – толкает женщина старика. – Гуси вон за дерево зашли и не выходят.

– Как это не выходят? – поднимается старик на ноги. – Ну-ка пойдем глянем.

Трижды обошли вокруг дерева женщина со стариком. Нет гусей.

– Ой, да что ж это делается, – брызнули слёзы у Нины Петровны.

– Да погоди ты вопить, – нахмурил брови старик. – А ты точно видела, что не ушли они никуда?

– Точно, – вытирает слёзы женщина. – Зашли за дерево и пропали.

– Айда в деревню, людей позовём, искать будем, – идёт старик в сторону домов.

Отошла парочка от дерева метров на сто, и оглянулась женщина… А гуси-то вот они… возле дерева пасутся, будто и не исчезали вовсе. Бегут старик с женщиной обратно к стаду с лицами радостными.

– Раз, два, три, – считает женщина гусей.

– Один, два, три, – повторяет за ней старик.

– Двенадцать, – сошла с лица улыбка женщины.

– Двенадцать? – удивляется дед Иван.

– Двенадцать.

Вся деревня возле дерева собралась. Поверить в случившееся боятся. Да что там за чудо такое, за деревом. Может, и было двенадцать гусей? Может, Нина Петровна изначально гусей неправильно считала? Не может гусь взять и испариться. Давайте-ка завтра, кто свободен, утром все сюда… Посмотрим, что это за чудо такое.