Черный аист
Шрифт:
– Хорошо, – сказал я. – Если не этим летом, то следующим.
Я никак не мог привыкнуть к выговору деда Ефима: «обьязательно», «Полыссе», «подывысь».
– И Полесье не забывай. Красивая наша земля…
Передо мной словно туман рассеялся. Я увидел играющую под солнцем рябь на тёмной воде Горыни. Гнездо аистов на старом вязе у хаты деда Ефима. Ровные шнурки цветущей бульбы на огородах. Розовые граммофончики высоких мальв под окнами каждой хаты. И услышал песню жаворонка в сквозящем глубоком небе. Почувствовал горький запах лозняков, наплывающий с реки. И разобрал слова песни, которую пела вчера Ульяна: «Караваю, мой
– В следующий раз научите меня гляки делать, – сказал я, с трудом проглотив комок в горле. – Горан ещё можно разжечь?
– Можно, – закивал дед. – Главное, чтоб глина добрая була. Ты аистов бачив?
– Видел, – сказал я.
– Белых?
– Белых.
– А бывают чёрные. От коли убачишь чёрного, тогда всё и получишь.
– Что всё? – спросил я.
Дед не ответил.
Я пожал твёрдую, как подошва, ладонь деда Ефима и отправился за своими вещами к Ульяне.
Валера уже сидел с сумками на лавочке. Из хаты, вытирая руки передником, вышла Ульяна.
– Ну, со всеми попрощался? – спросила она.
– Только с дедом Ефимом, – сказал я.
– Самогонки налил?
– Я не захотел.
– У него крепкая, – с видом знатока кивнула Ульяна.
– Откуда вы знаете?
– Да уж знаю.
– А вы вправду ведьма? – шёпотом спросил я.
Этот вопрос занимал меня с первого дня, и мне не хотелось уезжать из Теребежова, не получив на него ответа.
– Ходи сюда.
Ульяна твёрдо взяла меня за руку и увела в глубь двора. «Как бы не совратила паренька», – подумал я, остро желая этого.
– Цел будешь, – сказала Ульяна. – Ты ещё ни о чём не догадался?
– Нет, – помотал я головой.
– И про своего деда Александра не знаешь?
Про деда Александра я знал. Отец мне рассказал, что в годы Гражданской войны дед пришёл на Гомельщину откуда-то из-под Чернигова. С напарником они ходили по деревням и распиливали брёвна на доски. В деревне Велин на Днепре Александр углядел черноглазку на выданье, которую звали Анной, и остался здесь навсегда. Расписались, поставили хату, родили трёх сыновей – Макара, Диму и Костю. Но самое главное – дед Александр был знахарем, слава о котором разнеслась далеко по Днепру.
– Зачем искать ведьму, коли сам ведьмак? – пристально глядя мне в глаза, сказала Ульяна. – Ещё не пробовал?
– Нет.
Я обнял её правой рукой за талию.
– Эх ты, дитё горькое… – отвела она мою руку. – Не о том думаешь. Но если захочешь перейти к нам, дорогу найдёшь.
– Буду фольклористом, – сказал я.
– Ну-ну… Ночевалось добре у нас?
– На сене спать хорошо.
– А на кладбище?
Мне стало не по себе. Неужели она с первого дня следила за нами? Точнее, с первой ночи?
Ульяна вдруг притянула меня к себе и крепко поцеловала. Её губы были влажные и мягкие. Мои твёрдые и сухие.
– Иди… – оттолкнула она меня от себя.
На прощанье она сунула в руки Валере небольшой узелок.
– Что там? – покосился на него Валера.
– Каравай.
Мы пошли по улице к сельсовету, где нас уже дожидался автобус. Мягкая пыль проминалась под ногами. Я вдруг подумал, что по этой пыли лучше всего идти босиком или хотя бы в лаптях, но никак не в городских туфлях.
Часть вторая
Самшитовый лес
Следующая
наша практика была после второго курса университета, и называлась она «пионерская».Валера, как и обещал, женился на Наташе, и теперь его практика проходила в другом месте.
– Поедешь в Закарпатье? – спросил я.
– Какое Закарпатье… – тяжело вздохнул Валера. – Здесь остаюсь.
– А я в Сочи, – легко сказал я.
– Куда? – удивился Валера.
– На черноморское побережье Кавказа. Родители переехали из Новогрудка в Хадыженск.
– Хадыженск – это что?
– Город. По-адыгски хадыжка – яма. Сто километров от Туапсе. Рядом Белореченск, Апшеронск, Горячий Ключ. На зимние каникулы я уже туда ездил. Как раз в Хадыженске начинаются горы.
– Похоже на Карпаты? – заинтересовался Валера.
– Наверное, – пожал я плечами. – Отец договорился с нефтяниками, что я буду проходить практику в их пионерлагере под Сочи.
– Кто здесь упомянул мой родной город? – подошёл к нам Саня Лисин из четвёртой группы.
«Надо же, человек умудрился родиться в Сочи!» – подумал я.
– Надо говорить – в Сочах, – сказал Лисин. – Нормальный город.
Он посмотрел на меня большими чёрными глазами навыкате и пожал плечами.
– Мой пионерлагерь в Дагомысе, – сказал я.
– Этого не может быть! – фыркнул Саня. – В Дагомысе мой лагерь. Как и родительская квартира, и пляж, на котором меня дожидаются Пират с дружками. Ты ничего не перепутал?
– Нет, – помотал я головой. – Моя практика в пионерском лагере нефтяников в Дагомысе.
– Ладно! – махнул рукой Саня. – Мне тоже дадут справку о прохождении практики из этого лагеря. Но работать воспитателем я там не буду.
– Почему? – одновременно спросили я и Валера.
– Потому что мой отец главврач местной больницы. И на лето они с мамой уезжают в Красную Поляну, там не так жарко. В нашей квартире я тебе могу выделить застеклённую лоджию. Ты согласен спать на раскладушке на лоджии?
– Конечно, – сказал я. – Но только после прохождения практики. В отличие от тебя, мне просто так справку о прохождении никто не выдаст.
– Проходи, – великодушно разрешил Саня. – Но после отбоя мы тебя из лагеря будем выкрадывать.
– Это как? – спросил Валера.
– Как Печорин Бэлу, – объяснил ему Саня. – Это же Кавказ.
Я понял, что с этого момента у меня появился новый напарник по практике. Одновременно он стал и наставником вроде деда Ефима.
– Так ты пока мольфаром становиться не хочешь? – подмигнул мне Валера.
– Нет, – сказал я. – Пока что я учусь в университете.
– Одно другому не мешает.
Валера вздохнул. После женитьбы он стал гораздо чаще вздыхать, чем до неё. Я догадывался, что это связано с грузом ответственности, который возлёг на его плечи. С другой стороны, он не мог не знать об этом грузе, добиваясь взаимности от Наташки. А домогался он её истово. И начал с того, что собственноручно связал ей шерстяное платье. Пусть оно не было свадебным, зато связано не спицами, а крючком. Валера невозмутимо сидел на лекциях по истории КПСС или языкознанию и вязал. Девушки из нашей группы, прикрывающие его своими спинами, сначала хихикали, потом привыкли. А когда увидели на Наташке платье, остро позавидовали ей. Даже староста Светка, собирающаяся в декретный отпуск, прищёлкнула языком: