Черный цветок
Шрифт:
— Так вот, диаметр земли — больше десяти тысяч верст. И идти по кругу придется больше тридцати тысяч верст!
— Это примерно три года идти! Всего-то! — усмехнулся Есеня. Учиться и то дольше!
— Послушай, а как ты это посчитал?
— Да очень просто! Если в день проходить верст двадцать пять, то сто верст за четыре дня пройдешь, правильно? Ну, а всего триста раз по сто верст.
— Да, учитывая, что ты и читать толком не умеешь, это очень неплохо, очень…
— Да умею я читать. Не люблю только.
Идея Улича о том, что Земля вращается вокруг солнца и при этом вертится вокруг себя, Есеню потрясла. А главное —
— Ты не устал? — спросил старик, когда Есеня задумался, пытаясь представить себя на летящем и кружащемся шаре.
— Не, я просто думаю. Можно я немножко подумаю один?
— Конечно. А я приготовлю поесть. Я совсем забыл об этом, мне это немного непривычно, я сам ем утром и вечером, а иногда — только утром. Но ты, наверное, привык по-другому?
— Да не, я могу весь день не есть.
— Ты — молодой, ты растешь, тебе надо есть гораздо больше, чем мне. И не мучную болтушку, а кашу с мясом, молоко, фрукты…
— А Полозу? Ему, наверно, тоже надо есть хорошо, чтоб он выздоровел? — вдруг спохватился Есеня.
— Пока нет, но скоро потребуется.
Почти неделю Есеня провел в разговорах с Уличем. Полоз все время спал — старик для этого что-то шептал ему на ухо, а если и просыпался, то был каким-то странным, и, похоже, плохо понимал, что происходит. Это сильно удивляло и пугало Есеню, ведь в тот вечер, сразу после ранения, Полоз говорил с ним совершенно нормально, и даже улыбался и шутил. Есеня подозрительно смотрел на его лицо, стараясь угадать, лучше ему или хуже, но спросить почему-то боялся.
Как-то вечером, когда Улич рассказывал Есене о том, как измерял диаметр земли, сидя перед открытой печной дверцей, Полоз неожиданно проснулся, хотя должен был спать до утра.
— Эй, Балуй… — тихо позвал он.
Есеня тут же вскочил и склонился над Полозом. Света не хватало, и Есеня зажег свечу, на секунду сунув ее в печь. Улич тоже поднялся и сел на лавку, всматриваясь в лицо Полоза. Но потом вздохнул с облегчением.
— Жмуренок, где это мы? — спросил Полоз.
— Мы? Я же рассказывал, ты что, не помнишь?
— Неа. Ничего не помню. Этот человек, кто он? Мы в его доме? — Полоз говорил очень тихо, и Есене приходилось нагибаться к его губам.
— Да, — Есеня закусил губу — ему было страшно.
— Чего ты куксишься? Он хорошо тебя учит. Я давно слушаю.
— Учит? — Есеня поднял брови, — он же просто рассказывает!
— А учат как, по-твоему? — Полоз еле заметно улыбнулся, — я сильно ранен?
— Я не знаю… — беспомощно пробормотал Есеня, но Улич вмешался.
— Ранение я бы очень тяжелым не назвал, но я долго не мог остановить кровотечение, и к нему добавился отек.
— Вы — врач? — спросил Полоз старика.
— Я умею лечить тяжелые болезни, — пожал плечами Улич.
— Наложением рук?
— Не только. Ваши способности внушать сильно мне мешают.
— Как вы считаете, каковы мои шансы?
Есеня замер. Он не сомневался, что старик скажет правду, и очень боялся этой правды.
— Жить вы будете. О последствиях говорить пока рано, но здравый ум вы сохраните, это ясно. Может быть, память станет хуже, может, зрение. Ранения этой области часто ухудшают зрение.
— Спасибо вам. Я заплачу, не сомневайтесь…
— Я не беру денег за лечение.
— Полоз, у нас нет денег, у нас украли кошелек! — сунулся
Есеня, но Улич толкнул его в бок и недовольно покачал головой. Есеня и сам понял, что сморозил: теперь Полоз будет волноваться, и ему снова станет плохо…— Ты только не волнуйся. Я заработаю. Ты же сам говорил, можно в порту заработать… — поспешил он исправить положение.
Полоз снова слабо улыбнулся и сказал:
— Лучше сходи к Остромиру. Спроси… — он глянул на Улича, — сам знаешь. Спроси, кто может знать. Скажи, что это я тебя прислал.
На следующее утро Есеня чуть свет побежал в город — исполнять замысел Полоза. Надо сказать, он очень гордился тем, что Полоз доверил ему это, и нисколько не сомневался, что сможет сам выяснить все о медальоне. Улич велел ему купить для Полоза яблок и еще один заморский фрукт, который назывался гранат — в Урде не так уж дорого это стоило.
Дом Остромира он нашел с трудом, хотя и был там два раза — все улицы казались ему совершенно одинаковыми. Как и в прошлый раз, он пробежал по дорожке к крыльцу, постучал в дверь, но не дождался ответа и вошел. Если раньше в огромной комнате для занятий шумели ученики, то теперь там стояла подозрительная тишина. Есеня заглянул в щелку и увидел, что молодые люди заполнили все ступени — их было человек двадцать.
— Заходи, даже если опоздал, — раздался зычный голос от аспидной доски, и Есеня догадался, что кричат ему. Он проскользнул в дверь и нерешительно остановился на пороге.
Остромир оказался невысоким, едва ли выше самого Есени, нешироким в плечах. Однако облик его Есеня посчитал очень мужественным, полным достоинства. Но не того достоинства, которое отличало благородных, напротив, в учителе не было ни капли заносчивости, лишь уважение к себе. Темные строгие глаза окинули Есеню с головы до ног, черные брови сошлись под гладкой, блестящей длинной челкой с проседью, но взгляд быстро смягчился.
— Сядь туда, — Остромир показал наверх, где имелось свободное место.
Его ученики посмотрели на Есеню с любопытством и неприязнью, словно осуждали его за то, что он помешал. Есеня вспомнил, что вести себя надо тихо, иначе они его побьют.
Остромир вернулся к прерванному занятию. Сначала Есеня ничего не понимал, и начал скучать и зевать, но когда учитель перешел к задаче, он волей-неволей навострил уши — слишком похожа она была на сказку.
— Спаситель царевны должен найти комнату, в которой ее спрятали. Мудрец рассказал ему, что в двух комнатах из трех сидят огромные псы, которые растерзают его на клочки, едва он откроет дверь. На дверях комнат есть надписи, но только одна из них правдива. На первой написано: «собаки», — Остромир нарисовал на доске дверь и написал «собаки», — на второй написано «царевна», а на третьей — собаки во второй комнате. Итак, кто первый скажет, в какую комнату надо зайти спасителю царевны?
Ученики склонились над аспидными досками, что-то упорно вычерчивая на них грифелями. Есене так захотелось стать спасителем царевны! На минуту он представил себе эти три двери — почему-то в мрачном подземелье — и свору злобных собак. Наверняка, они притаились за дверьми молча… А царевна виделась ему плачущей и похожей на Чарушу.
— И только одна надпись правильная? — на всякий случай уточнил он. Все оглянулись на него, словно он сделал что-то неприличное, — две не может быть?
Остромир улыбнулся ему и покачал головой: