Черный дембель. Часть 3

Львиную долю моих декабрьских трат составили: покупка подарков к Новому году и расходы на изготовление предновогодних заказав Прохорова. На продукты для шести десятков тортов я знатно потратился, как и на зарплаты кондитерам. А в первых числах декабря приступил к заготовке новогодних подарков. Первый купил для мамы — он стал единственной спонтанной покупкой. Вместе с Артурчиком я тайком от своего младшего брата прогулялся по комиссионным магазинам города (Прохорова знали там все продавцы и начальники): мы искали для Кирилла «настоящие штатовские» джинсы. Я хотел вручить их Киру под бой курантов. Джинсов мы нашли немало: самых разных американских брендов. Но возникла проблема. Их рост не подходил для моего младшенького братца.

Зато в одном из магазинов, в кабинете директора, я заметил женские зимние сапоги незнакомого мне бренда «Pertti Palmroth»: чёрные, кожаные, с подкладкой из натурального меха, с тридцати восьми сантиметровым голенищем и со средней длины каблуком. Я повертел их в руке, пока Артурчик беседовал с улыбчивой директоршей (та расспрашивала Прохорова о подробностях свадьбы его папы). Осмотрел их со всех сторон. Признал, что сапоги мне приглянулись. Они сильно отличались от той обуви, которую носила моя мама, да и от той, которую я видел на шагавших по утрам в институт студентках. Я взглянул на размер — тридцать девятый. Ухмыльнулся: сообразил, что это мамин размер. Показал сапоги директорше и спросил: «Сколько такие стоят?»

Сапоги я купил за сто сорок рублей… плюс сорок рублей «сверху» (директорша сказала, что отдаст нам сапоги за такую «скромную» цену только «из уважения к Илье Владимировичу»). Сапоги я припрятал под своей кроватью в общежитии до Нового года. А джинсы для Кирилла мы в комиссионках так и не купили. Но Артурчик мне (неохотно) подсказал, что американские джинсы шьют не только в США — очень даже неплохие «фирменные» джинсы отшивают и у нас в городе. В частности, у того самого портного, что скроил мой костюм. «Сделают тебе, Чёрный, любую фирму, — сказал Артур. — Хоть „Wrangler“, хоть… „Levi Strauss“. Только деньги плати». За джинсы для Кирилла портной заломил цену, как за финские сапоги. Но зато он их снабдил полным набором «фирменной» фурнитуры.

Прикупил я подарок и для Лены Котовой. Потому что Артур мне по секрету сообщил: Ленка «грохнула» на подарок для меня «почти всю стипуху». Что именно купила Котова, он мне не сказал («Наташка меня убьёт»). Поэтому я в задумчивости потёр подбородок и прикинул, чем осчастливлю Лену на Новый год. Вспомнил: давно надеялся, что Котова сменит духи (на аромат рижской «Иоланты» я реагировал… неадекватно, словно вспоминал ночи, проведённые в спальне Варвары Сергеевны). Прогулялся в «Универмаг» и прикупил там духи «Climat» от «Lancome» — те самые, которые в фильме «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» Ипполит подарил Наде. Они мне обошлись в сорок пять рублей — на фоне покупки финских сапог и «американских» штанов такая цена показалась мне скромной.

После обеда в столовой Котова пошла в «женский» корпус, чтобы собрать вещи для поездки домой. А я поднялся в свою комнату. Кирилла и Артурчика там не застал: оба моих соседа по комнате после консультации отправились к своим подружкам. Мой младший брат ещё неделю назад уведомил меня, что пригласил встретить Новый год в доме наших родителей Ингу Рауде. Свои вещи для поездки в посёлок он уже уложил в сумку — сейчас следил за сборами подружки. Я сказал Киру, чтобы не ждали меня. Попросил его приехать в посёлок раньше меня, помочь (если понадобится его помощь) папе и маме. Артурчик, как и я, дожидался появления Ильи Владимировича. А пока он развлекал рассказами Наташу Торопову, которая (как и Котова) намеревалась праздновать с родителями.

Лена вошла в комнату, когда я укладывал в сумку завёрнутые в газеты бутылки армянского коньяка (по двадцать семь рублей за пол-литра). Поднял голову — увидел, что Котова загадочно улыбалась. Отметил, что она прятала правую руку за спиной — вспомнил рассказ Артурчика о планах Лены одарить меня «дорогущим» новогодним подарком. Пошарил взглядом по кровати, где лежали сваленные в кучу мои предпраздничные покупки, ещё не перекочевавшие в сумку. Сообразил, что духи для Котовой ещё стояли на полке в шкафу. Вдохнул распространившийся по комнате ещё не раскрывшийся аромат рижской «Иоланты». Наблюдал за тем, как Лена левой рукой (немного неуклюже) сняла обувь, и как она едва ли не строевым шагом пересекла комнату.

— С Новым годом! — сказала Котова.

И протянула мне небольшую картонную коробку.

— Сергей, это тебе.

У меня в голове промелькнули воспоминания о смартфонах.

Я взял из рук Лены подарок. Повертел его в руках.

Прочёл надписи: «Агидель» и «электробритва». Невольно усмехнулся.

Пробормотал:

— Как интересно…

«Бритва самой последней марки», — прозвучал у меня в голове голос Нади из фильма Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром!». «Зачем делать такие дорогие подарки?» — ответил ему голос киношного Ипполита Матвеевича. Я не повторил этот диалог вслух: переборол это желание. Не проверил, покажется ли он Котовой знакомым. Хмыкнул, потёр подбородок. Бросил взгляд на шкаф, где оставил коробочку с духами «Climat» от «Lancome» («настоящие, французские»). В голове мелькнула мысль о том, что я всё же очутился в неправильном прошлом, где фильм Рязанова уже показали на экранах телевизоров на несколько лет раньше, чем в известной мне истории. Я покачал головой. Заметил, что на скулах Котовой вспыхнул румянец.

— Тебе… нравится? — спросила Лена.

— Очень, — заверил я. — Спасибо.

Котова чуть склонила на бок голову. Она явилась в «мужской» корпус без шапки — её волосы сверкали в свете электрической лампы. Я положил коробку с электробритвой на покрывало, рядом с ещё не упакованными в сумку вещами. Встал с кровати, прошёл к шкафу мимо благоухавшей духами Лены. Котова не спускала с меня глаз, будто считывала мою реакцию на её новогодний подарок (словно моё «очень» прозвучало неубедительно). Я протянул руку к чуть покосившейся дверце… и замер. Взглянул в направлении порога, рядом с которым Лена оставила свою обувь. Пару секунд задумчиво рассматривал ботинки Котовой: невысокие, с потёртыми носами и длинными шнурками. Только сейчас сообразил, что Лена ходила в них и в прошлом месяце.

Я указал на ботинки рукой и спросил:

— Лена, а ты почему не переобулась в зимнюю обувь?

Котова среагировала на мои слова не сразу, точно мысленно перевела их с иностранного языка на русский. Она озадаченно взглянула на свои ботинки (будто соображала: почему они меня вдруг заинтересовали). Пожала плечами.

— Так… зачем? — спросила она. — Зима у нас короткая, тёплая…

— Тёплая?

Я ткнул пальцем в сторону окна.

Сообщил:

— Минус пятнадцать градусов на улице. А к ночи температура опустится до минус двадцати.

Опустил руку, так и не коснувшись дверки шкафа.

— Считаешь, что это тепло? — спросил я. — Ты у нас кто? Эскимос? Для тебя минус двадцать — это оттепель?

Лена неуверенно улыбнулась.

— Два месяца осталось до весны, — сказала она. — Оглянуться не успеем…

— Оглянуться? — сказал я. — Ты при такой погоде в своих ботинках за пару дней воспаление лёгких заработаешь.

Спросил:

— Я правильно понял: зимней обуви у тебя нет?

Вопросительно вскинул брови.

Котова покачала головой.

— Её самолёт испортил. Летом. Ну… ты помнишь.

— Ясно.

К ботинкам я не подошёл. Склонил голову, взглянул на ноги Котовой: на серые вязаные шерстяные носки. Лена тоже опустила глаза — мне почудилось, что внутри носков шевельнулись её пальцы.

— У тебя какой размер обуви, Котова? — спросил я.

— А что?

— Ответь на мой вопрос.

— Тридцать восьмой… кажется.

Я провёл рукой по щеке, словно проверил, не покрылась ли та щетиной. Сообразил, что не помню, пользовалась ли мама духами. «Теперь будет, — подумал я. — Настоящими французскими».