Черный гусар. Разведчик из будущего

Словно голодный зверь, он накинулся на еду. Дичь, а скорее всего это был голубь, была приготовлена на славу. Соус — пальчики оближешь. Удивительно, что у барышни нашлось время на всю эту стряпню. Достаточно было обычной каши.

— Я вам вычистила ваш мундир, барон, — сказала вдруг она, протягивая доломан.

— Спасибо, красавица, — проговорил фон Хаффман. Взял и положил на кровать.

Пообедав, барон подошел к окну и выглянул. На улице было тихо. Чуть поодаль виднелся лагерь пруссов. Возле дома, привязанной к тыну, стояла лошадь.

— Может быть, фон Винтерфельд надеется, что я все же решусь. Тогда как только вскочу в седло, так тут же буду убит при попытке к бегству, — прошептал фон Хаффман. — А что, гуманно. И совесть чиста. Э нет, господин полковник. Если я и дезертирую, то уж точно не на этой несчастной кобылке.

Фон Хаффман обошел комнату и приник к другому окну. С этой стороны был прекрасно виден лагерь Черных гусар. Солдаты кое-как отходили от битвы, подводя итоги и подсчитывая убитых. Готовили обеды, чистили оружие, тренировались. Именно в лагере можно было бы найти хорошего коня. Да и полковник вряд ли надеется, что он предпочтет трудности во время побега.

Адольф фон Хаффман надел доломан, отыскал колпак. Стер с него пыль и направился к дверям. Приоткрыл и тут же захлопнул. По ту сторону стояли два пехотинца, а значит, просто так дом не покинешь. Идти наверх тоже глупо, оставалось только одно. Барон приоткрыл дверь и произнес:

— Господа, не могли бы вы позвать полковника.

Пехотинцы переглянулись. Что было потом, фон Хаффман не знал, так как закрыл дверь. Взглянул на своего товарища по оружию, проговорил, доставая из ножен саблю:

— Не советую вам мешать мне.

Служивый кивнул. Он прекрасно слышал разговор барона с полковником. Подошел к столу и, сев, наполнил кружку пивом из кувшина. Сделал глоток и произнес:

— Я с вами, барон.

Фон Хаффман пробежал по комнате, открыл то окно, что вело в лагерь гусар, и выпрыгнул. Его приятель последовал за ним. Адольф взглянул на него и понял, что у того просто не было иного выбора.

— Давай я тебя раню саблей, и все будут думать, что ты преследовал меня, — предположил он.

— Не надо, господин барон. Полковник все равно не помнит, кто был с вами в доме. Я могу остаться в лагере, а когда он поинтересуется, мои приятели подтвердят, что ваш охранник с вами дезертировал.

Фон Хаффман понимающе кивнул. Дезертирство в прусской армии было в порядке вещей.

— Тогда достань мне коня, — приказал барон.

Служивый кивнул и ушел в лагерь. Пока его не было, Игнат Севастьянович думал. Он уже решил, как поступить. Правда, для начала нужно было отправиться в одно место, уладить дела барона Хаффмана и уже потом мчаться сломя голову в поисках приключений.

— Интересно, — проговорил барон вслух, — а получится ли из меня Мюнхгаузен?

— О чем это вы, господин барон? — произнес подошедший гусар.

— Не обращай внимания, приятель, — сказал фон Хаффман и только сейчас обратил внимание, что тот привел его лошадь.

Прижался к коню. Проверил наличие пистолетов. Затем пожал руку гусару, чем тот был сильно поражен, и только после этого вскочил в седло.

— Не держи зла, дружище! — прокричал он, уносясь прочь от прусского военного лагеря.

ГЛАВА 3

Силезия — Польша — Восточная Пруссия.

Июнь-июль 1745 года.

То, что в униформе Черных гусар много не проедешь, Сухомлинов уже понял на третий день своего бегства. И не только из-за того, что Фридрих за дезертиром отряд снарядил. Будет король из-за какого-то барона своими людьми разбрасываться. Вышлет гонца в Берлин, а уж оттуда человечек с отрядом в земли фон Хаффмана отправится. Там и дождутся. Глядишь, отдадут местному судье, а уж тот-то и решит его участь. Эшафот. Зрители, чтобы другим неповадно было. Веревка на шею. Барабанная дробь, и прощай, господин барон! Проблема была в другом: пока он ехал, на него каждый косился. Казалось, что вот-вот какой-нибудь житель выстрелит ему в спину. На второй день бегства Сухомлинов сначала оторвал с гусарского колпака эмблему мертвой головы, но и это не помогло.

Вечером третьего дня он снял для себя комнату в придорожной таверне «Старый бык». Причем появление Черного гусара не осталось незамеченным у сидевших в зале людишек. От взгляда Игната Севастьяновича не ускользнуло, что некоторые потянулись было к оружию. Не ускользнуло и казавшееся для глаза незаметным движение рукой хозяина таверны. Тут же зависшая с появлением гусара тишина неожиданно прекратилась, и в зале стало шумно. Остановившийся на мгновение у дверей барон опустил рукоять сабли и чинно прошествовал к стойке.

— Мне бы, хозяин, — обратился он, — комнату на ночь. В долгу не останусь. — И тут же положил на стол несколько монет.

Старик улыбнулся, продемонстрировав тем самым отсутствие нескольких зубов. Сгреб монеты со стойки. Поставил перед приехавшим путешественником кружку пива и молвил:

— Комната найдется. Марта! — прокричал он. И как только из-за двери выскользнула грудастая девица в желтой сорочке и в темно-синем сарафане с белоснежным фартуком, произнес: — Марта, приготовь для нашего гостя комнату на втором этаже.

Девушка презрительно взглянула на путешественника. Грязный немытый пруссак, в черном военном мундире. Больше на усатого рыжего таракана он похож, чем на человека. Фыркнула, прошептала: «Ему еще и ванна понадобится», изобразила на лице некое подобие улыбки и тут же ушла. Фон Хаффман недовольно покосился на нее, слова проигнорировал, а на ус намотал, что давно он не принимал ванну. Можно было поговорить насчет нее с хозяином таверны, но, увидев лицо старика, понял, что лучше этого не делать. Решил пару деньков потерпеть, на худой конец можно и в речке искупаться. Сейчас же взял кружку с пивом и направился к ближайшему столику. Опустился на лавку и после того, как кружка оказалась на столе, расстегнул пуговку на камзоле. Затем, сделав несколько глотков, Черный гусар вытянул ноги.

Ждать обеда долго не пришлось. Все та же Марта появилась из кухни с подносом. Маневрируя среди столиков и ускользая от сальных взглядов посетителей, она подскочила к столику барона. Вновь улыбнулась, только в этот раз улыбка была не наигранной, и поставила перед пруссаком тарелку с запеченными дикими голубями.

— Номер готов, сударь, — произнесла она.

Барон поблагодарил, а когда Марта ушла, разломил одного из голубей пополам и жадно стал есть. В первые дни дезертирства пообедать у него нормально не получалось. Сначала опасался, что за ним вышлют погоню, отчего и гнал коня во весь опор. Затем аппетит куда-то улетучился, и для поддержания себя в тонусе достаточно было родниковой или речной воды, а также лесных ягод. Заниматься охотой не было времени, хотя возможность на второй день побега существовала. Предпочел сэкономить пули и порох, так как точно был уверен, что спокойной жизни не будет, пока не окажется вдали от военных действий.