Черный гусар. Разведчик из будущего
Шрифт:
Голубь оказался приготовлен очень хорошо, хотя до кулинарного мастерства Адалинды было далеко. Чувствовалось, что Марта старалась. Скорее всего, хозяин таверны дорожил клиентами. Невольно фон Хаффман вздохнул, подумав, что больше никогда не отведает стряпни кухарки. Отпил из кружки пива и оглядел зал.
Трое явно разбойники. Одежда рваная и перепачканная, но при этом ведут себя так, словно их карманы были забиты золотыми талерами. Пили они какое-то дорогое вино, ели не иначе жареного поросенка, от которого на блюде остались только кости. В углу, прижавшись к стене, завтракал толстый монах. Перед ним стояло несколько бутылок вина, скорее всего, подешевле, а также на подносе лежали несколько рыбешек. Прежде чем перейти к поглощению пищи, брат Гранфло, как его тут же окрестил фон Хаффман, читал молитву. В отличие от разбойников, что время от времени то и дело бросали косые взгляды на гусара, монах ни разу не взглянул
— Если уже не стал, — прошептал Черный гусар, поднимаясь из-за стола и направляясь к стойке. Пора было уйти в номер. Не дай бог, какой-нибудь местный патруль сюда заглянет. Ради него служивые простят все прегрешения разбойникам.
— Вторая дверь справа от лестницы.
Барон фон Хаффман кивнул и направился к двери, за которой, по словам владельца таверны, находилась лестница. Невольно пошатнулся и тут же ощутил на себе взгляды разбойников. За спиной входная дверь скрипнула, и гусар невольно оглянулся. На пороге стояли два дворянина. Какими судьбами они оказались в этих краях, одному Богу известно. Кафтаны позолоченные, в руках трости, на поясе шпаги. Лица напудрены, точно так же, как и парики. У одного на лице мушка, над верхней губой. Вошли вальяжно, ни на кого не взглянув, словно тут и людей-то не было. Сразу к стойке.
— Обед на две персоны, — проговорил один из них по-немецки, но с жутким акцентом.
Тут же на стол выложили несколько монет, чем сразу же привлекли внимание разбойничков. Фон Хаффман облегченно вздохнул. В душе сразу же появилась надежда, что он для трех головорезов потерял какой-никакой интерес. Бывший старшина уже потом понял, как сильно он ошибся в тот момент. Сейчас же, еще раз окинув взглядом зал, фон Хаффман отворил дверь и стал медленно подниматься по лестнице.
Небольшая комната. Пара стульев, кровать, стол у окна. На столе кувшин с холодной водой и кружка, хотя, по мнению фон Хаффмана, она не нужна. Еще вазочка с цветами. Скорее всего, причуда хозяйки. Под кроватью — ночной горшок. На подоконнике потрепанная книга книг — Библия. На кровати старые пошарканные простыни, на удивление чистые. Зато по углам следы клопов. Игнат Севастьянович невольно поморщился. Как бы эти «драгуны» ночью отважного гусара не покусали! Они и нормально выспаться могут не дать. Будешь ворочаться на кровати, как черт на раскаленной сковородке. Вот только выбирать не приходится. Спать под открытым небом не хотелось, да и в таверне все же как-то было поспокойней. Хотя та троица, да сам хозяин дома не внушали ему доверия. Впрочем, и Марта та еще чертовка. Кто знает, что у этой женщины на уме?
Доломан полетел на стул, сабля прислонена рядом у второго. Один пистолет под подушку, другой на стол, сюда же положил гусарский колпак.
Подошел к окну и посмотрел на улицу. Благо окна выходили на дорогу. Разглядел свою лошадь, возле которой крутился внучек хозяина постоялого двора. Мальчишку явно заинтересовал вороной барона. Чуть поодаль стояла запряженная четверкой белых коней карета. Она явно принадлежала тем двум дворянам, что прибыли сюда сразу же после него. Кучер дремлет на облучке и явно в дальний путь, по крайней мере, сейчас не собирается. Вероятно, дворяне, как и фон Хаффман, решили переночевать на постоялом дворе. Слева от дороги огромный пруд, в котором плавают несколько уточек. Все же хозяин явно питался лучше своих посетителей, потчуя гостей жареной голубятиной. Неожиданно старик и сам появился на пороге дома с ружьем в руке. Вскинул его и выстрелил. Одна из птиц тут же была убита, другие выстрела испугались. Они было дернули, чтобы взлететь, но не смогли, старик явно подрезал им в свое время крылья. Хозяин таверны поставил допотопное ружье у дверей и просеменил к пруду. Вскочил в лодку, что была привязана у одиноко стоящего дерева, и отплыл. Вскоре он уже с тушкой спешил к дому. Прихватив ружье, он скрылся в здании.
— Не иначе, для дворян уточка, — прошептал фон Хаффман.
Между тем из таверны вышла уже знакомая троица. Остановились, взглянули на карету, потом в сторону лошади гусара и о чем-то стали тихо говорить. Еле фон Хаффман сдержался, чтобы не открыть окно. Кто знает, можно ли его вообще отворить? Да и звук может привлечь внимание. Но чтобы они ни задумали, о чем бы сейчас ни договаривались — главное, нужно было быть настороже. И все же мысль, что хозяин таверны может быть с разбойниками заодно, не покидала Игната Севастьяновича. Хотя, с другой стороны,
не будет же старик грабить у себя дома. И все же, как считал фон Хаффман, береженого Бог бережет.Сел Игнат Севастьянович на кровать, пуговку расстегнул на камзоле и задумался. Заинтересовали его два дворянина. Он сначала решил, что они местные, но когда заговорили, то понял — иноземцы. Судя по акценту и щегольскому наряду, вполне возможно и французы. Но как и почему в этих краях? На ум приходит только одно: направляются из Парижа в дремучую и чуждую для них Россию. За свою безопасность не опасаются. Неудивительно, если разбойники предпочтут ограбить не какого-то бедного гусара, пусть и барона, а двух французских франтов. Обчистив их словно…
Барон фон Хаффман попытался подобрать сравнение, а потом в отчаянии рукой махнул. А нужно ли на это тратить драгоценное время?
И все же безопасность была превыше всего. Судьба уже выкидывала такие фортели, что только и оставалось дивиться. Поэтому, прежде чем раздеться и лечь спать, фон Хаффман еще раз проверил пистолеты. Затем встал, подошел к двери и осмотрел ее. При желании она могла выдержать непродолжительную осаду. Вряд ли у разбойников будет время, если, конечно, старик не с ними заодно, на попытку проникновения в комнату, а значит, действовать они будут по-тихому. Поэтому для спокойствия достаточно замка или надежного слуги, что смог бы лечь у дверей. Увы, но слуги у него не было, зато замок нашелся, хотя правильнее сказать — задвижка. Старенькая, хорошо смазанная. Игнат Севастьянович улыбнулся и ею воспользовался. Тяжело вздохнул. Между дверью и косяком была щель, сквозь которую можно было бы просунуть нож.
— Крепко лучше не спать. Убить не убьют, а вот обворовать обворуют. А последнее уже проблемы путешественника, а не гостя.
Сдержал улыбку. С клопами разве крепко поспишь? Замучают «драгуны». Начнешь ворочаться, да так глаз и не сомкнешь. И все же выспаться требовалось, поэтому он снял камзол. Бросил его к доломану. Стянул сапоги. Грохнулся на кровать и захрапел. Впервые он был рад, что в этот раз спал без сновидений. Ближе к середине ночи проснулся, но не от клопов, которые почему-то не желали его атаковать, а от шороха. Открыл глаза. Кто-то с помощью ножа пытался проникнуть к нему. Убивать его явно не собирались, иначе не стали бы возиться с запорами, а просто снесли бы дверь с петель. Барон фон Хаффман взял со стола пистолет и навел на дверь.
— Кто там? — громко спросил Игнат Севастьянович, приподнимаясь с кровати. — Я вооружен и буду стрелять!
Нож моментально исчез за дверью, раздался шум убегающих ног. Кому они принадлежали, фон Хаффман разглядеть не успел, когда он открыл, человек, пытавшийся к нему проникнуть, уже спускался по лестнице. Были ли это разбойники или кто-то другой, одному Богу известно. Преследовать ночного посетителя Игнат Севастьянович не стал, а вместо этого опять закрыл дверь и тут же повалился на кровать. Он уже не опасался, что кто-то решится повторить свою попытку. Да и клопов не боялся.
Виконту д'Монтехо нормально поспать так и не удалось. Сначала клопы, решившие отведать иноземной кровушки, тревожили. Потом шум в коридоре и убегающие чьи-то шаги. Он так и не решился открыть дверь, чтобы полюбопытствовать, что же там происходит. Граф же Виоле-ля-дюк к тому времени перестал обращать внимание на маленьких кровопийц и уже спокойно дремал на старенькой кровати, которая, казалось, вот-вот посыплется. И это несмотря на всю худобу графа. Тот, в отличие от виконта, время от времени переворачивался с боку на бок. Тихонько храпел и однажды, как маленький мальчик, запихнул палец в рот и стал жадно посасывать. Зато д'Монтехо все же не удержался и встал с кровати. Подошел к двери и прислушался. Снаружи было тихо. Затем подкрался к окну и, отодвинув занавески в сторону, так, что образовалась маленькая щель, выглянул на улицу. Карета, запряженная четверкой лошадей, стояла на том же самом месте, где по приезде они ее и оставили. Кучер — молодой парень лет двадцати, служивший у графа с малолетства, мирно дремал, сидя на облучке. Как же в тот момент ему позавидовал виконт! Огромный диск луны висел в черном небе, освещая округу. Блики от него отражались в пруду. Виконт не выдержал и отворил окно. Прохладный ветерок ворвался в комнату и растрепал на его голове короткие волосы. Где-то прокричала сова, и д'Монтехо стало жутко.
Страху еще вечером на него нагнал граф, сообщив, что трое господ, что обедали в тот момент, когда они прибыли на постоялый двор, — разбойники. От Виоле-ля-дюка, несмотря на то, что он делал вид, что ему все безразлично, не ускользнуло, с каким любопытством те пялились на них.
— Уверяю вас, шевалье, — проговорил граф, когда они вошли в комнатку, любезно предоставленную хозяином таверны, — это разбойники. Правда, скажу вам сразу, вам их опасаться, когда с вами я, не стоит. Вы же знаете, как я владею шпагой.