Чёрный хребет. Книга 2

Уж я-то знаю.

– Что будем делать? – спрашивает Хоб. – Дигор всё-таки наши союзники, мы не можем бросить их в беде.

– Никакие они не союзники, – отвечает Зулла. – Пока что.

– Хоб прав, – говорю. – Нам надо вмешаться и защитить друзей.

Но что делать, если там пятьсот воинов? Мы ничего не знаем об Орнасе: ни сколько там человек, ни где она находится, ни насколько они умелые и воинственные. Бросаться в слепую атаку на противников неизвестного количества не станет даже полный идиот.

– Ждите меня здесь, – говорю. – Я подберусь ближе, проверю сколько их и дам вам знак.

Аккуратно, оставаясь в постоянном укрытии, перебираюсь ближе ко входу в Дигор. Никто меня не видел, никто выпустил стрелу. Останавливаюсь чуть в стороне от распахнутых ворот и заглядываю внутрь деревни через щель в брёвнах. Отсюда меня увидеть невозможно, пока я вижу всё.

Чуть больше двадцати светловолосых воинов бродят от дома к дому и выносят наружу немногочисленные вещи: какие-то старые тряпки, горшки, тарелки... Похоже, здесь совсем нечего грабить.

– Эй! – кричит щуплый парень с визгливым голосом. – Смотрите, что нашёл.

Выкатывает наружу бочонок с мёдом. Остальные тут же начинают присвистывать. Пусть алкоголь и не самая распространённая вещь в этом мире – не получится напиваться каждый вечер, но и не настолько ценная, чтобы лишать ради него жизни. Хотя, кто я такой, чтобы судить о ценности человека для этих дикарей. Они могли бы убить ради камня интересной формы.

– Продолжай искать! – кричит ему крепкий мужчина, обмахивающий себя тонкой дощечкой.

Вот он, их вожак. В этом мире очень легко определить командира войска – не по приказам, которые он отдаёт, а по внешнему виду. Физически слабый человек просто не сможет подчинить себе остальных.

Если их всего два десятка, то мы легко их устраним. Даже вспотеть не успеем.

Делаю знак друзьям, чтобы они приближались.

Глава 28

Есть вещи, которые люди друг другу не говорят.

Я собираюсь убить всех присутствующих, но произносить это не нужно. Если перед тобой стоит вооружённый человек, который смотрит на тебя мёртвым взглядом – сразу становится ясно, к чему всё идёт.

Выхожу в центр Дигора походкой человека, которому здесь ничто не угрожает.

Грабёж мгновенно прекращается, светловолосые бойцы останавливаются на своих местах и в нерешительности направляют копья в мою сторону. Никто из них не понимает, как воспринимать данную ситуацию.

– Кто у вас главный? – спрашиваю, хотя и без того знаю ответ.

Полное, абсолютное молчание. Даже вожак сидит на своём месте с удивлённым взглядом. Только что они были королями, издевались и смеялись над пленниками. Отправили одного из местных на пику. А теперь появляется кто-то, ведущий себя настолько уверенно.

Могу себе представить их мысли. До сего момента сражения между деревнями происходили как неожиданный налёт большой кучи людей на беззащитные цели. Армия на армию сходились редко и в основном ограничивались гневными криками, да перебранкой, как два стада диких обезьян. Никому не хочется сражаться с человеком, который может ответить.

Отнимать чужую жизнь для таких – легко и просто.

Но расстаться со своей – очень не хочется.

– У вас нет главного? – спрашиваю. – Или главный у вас испугался мне ответить?

Все вокруг меня уже мертвецы. Они пока ещё этого не осознают, но никто из них не уйдёт отсюда живым. У меня с собой полная боевая амуниция и жёлтая жемчужина. Я один стою десятерых противников.

Стоило мне погрузиться в размышления о собственном превосходстве, как тут...

Провал.

Люди вокруг переместились на другие позиции, а я понятия не имею, сколько прошло времени. Десять секунд? Минута? Больше? Похоже, в таком состоянии я не стою даже одного противника. Какое счастье, что под маской никто не может увидеть моё выражение лица.

Да что со мной происходит?

Это какая-то изощрённая форма нарколепсии? Засыпать на ходу, но при этом иметь возможность передвигаться. Отдайте меня нейробиологам и учёные получат Нобелевскую премию.

– Я тут главный, ты оглох? – спрашивает мужчина, продолжая сидеть на лавке в тени.

Однако моя уверенность в себе испарилась. Я стою посреди врагов и не знаю, как реагировать: продолжать браваду или же попытаться убежать, пока меня не прикончили во время отключки. Мой мозг может зависнуть в самый неподходящий момент и на нём нет кнопки перезагрузки.

– Собирай своих обсосков и проваливайте отсюда, – говорю.

Пожалуй, это лучшая стратегия в данный момент – продолжать вести себя уверенно и вызывающе. Неожиданность моего появления может сыграть мне на руку и получится убедить их вместо кровопролития.

– А ты кто такой?

– Я защищаю эту деревню, – говорю. – Так что убирайтесь, пока я не рассердился.

Принять местных за жителей Фаргара было очень легко из-за цвета волос, но подойдя ближе, становится видна разница – они чуть темнее. И ещё... Зулла упоминала узоры на их одежде, но почему-то забыла сказать, что сама одежда сделана из человеческой кожи.

Неподалёку от меня стоит болезненного вида мужчина в накидке, посреди которой – обезображенное человеческое лицо. Когда-то это было живое, мыслящее существо, а затем с него содрали кожу, сшили кое-как и превратили в предмет гардероба.

Не могу даже представить, чтобы моя кожа вот так болталась на одном из людей.

– Ты защищаешь эту деревню один? – спрашивает вожак с усмешкой.

Самый отвратительный из всех присутствующих: заросший, с крупным носом, татуировки на лице и весь грязный. Грязь в каждой морщине, на щеках, на лбу. Казалось, он весь день работал в поле, а не пришёл убивать других людей. Но самое главное – его рубаха целиком состоит из сшитых между собой человеческих скальпов с волосами разного цвета.

Видимо, Орнас в своей кровожадности ушёл недалеко от Гуменда. С каждым днём я всё больше понимаю, почему Дарграг решил спрятаться от остальных за хребтом.

– Меня одного хватит, чтобы всех защитить, – говорю.

Местные удивлённо глядят то на меня, то на вожака налётчиков. Две сотни рыжих голов поворачиваются из стороны в сторону, словно следят за матчем по пинг-понгу. Они не могут меня узнать, поскольку в прошлый раз я был в льняных штанах и рубахе, а сейчас в самурайской броне из стальных пластин, а голова – чёрное нечто, на которой я нарисовал жуткую ухмылку.