Чёрный хребет. Книга 3

Бах!

Так могла бы звучать молния, ударь она в метре от меня. Если мои барабанные перепонки и уцелели, то ещё не скоро восстановятся.

Бах!

Ещё один взрыв отправляет моё внутреннее ухо в отпуск. Теперь я катаюсь по земле и не могу понять, где верх, а где низ, как человек в глубоком нокауте. Мир вокруг кружится в огромном барабане. Никогда не слышал таких громких звуков и сомневаюсь, что когда-нибудь ещё услышу.

Достаю из волос что-то мягкое и бросаю прочь.

— Не уйдёшь! — доносится едва слышный мужской голос.

За писком в ушах теперь что угодно будет казаться неразборчивым.

— Не уйдёшь! Не уйдёшь! Не уйдёшь…

Чуть в стороне от меня ползёт странное белое создание, очень сильно напоминающее летучую мышь, какую я уже встречал в пустыне, но у этой нет абсолютно никакого меха: она полностью гладкая. Перепончатые крылья, когтистые лапы и… довольно странная, приятная мордочка. Ползёт ко мне с явным намерением меня сожрать, хотя её естественная пища — всякие букашки с ноготь моего пальца.

— Не уйдёшь! — раздаётся голос и в этот моментя понимаю, что звуки идут от летучей мыши.

По всей видимости, этот вид умеет не только оглушительно орать, но и имитировать звуки, которые услышали прежде.

— Тише, — говорю.

— Тише, — отвечает мышь. — Тише.

Она скопировала не только слова, но и мой голос с интонацией. Идеальное воспроизведение звука, словно запись с магнитофона. Мышь в пустыне такого не умела.

Чарльз Дарвин однажды посетил Галапагосские острова, некогда бывшие одним большим островом. Он изучал животных и удивлялся мелким отличиям в клювах, цветах, оперениях, хвостах, среди обитателей разных островов. Когда-то они были одним и тем же видом, но затем они оказались разделены водой и стали развиваться разными путями. Возможно, то же самое случилось и здесь: хребет разделил эту землю на две части и животные, случайно оказавшиеся на другой стороне, стали развиваться по своему собственному пути эволюции.

Вот такое происхождение видов на примере двух летучих мышей.

Пытаюсь встать на ноги: это получается с трудом, поскольку мир всё ещё покачивается и пытается бросить меня на землю.

— Успокойся, — говорю.

— Успокойся, — отвечает мышь.

Два разных хищника, два разных метода охоты. Но оба пытались меня цапнуть, в этом они похожи.

— Хочешь покушать? — спрашиваю.

Протягиваю животному кислый, зелёный скраадс. Мышь заинтересованно смотрит на плод и уверенно ползёт, чтобы проглотить его, а заодно и мою руку. Однако, добравшись до фрукта, она одёргивается, словно коснулась чего-то очень противного. Я даже могу рассмотреть её сморщенную морду. Забавно, что у животных тоже бывает мимика.

— Не нравится?

Вместо ответа она издаёт странный клёкот, явно имитируя одну из здешних птиц. Своих звуков мышь придумать не может, только эхом повторяет всё услышанное.

— Хочешь чего-то более питательного?

Оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь съедобного. Тут же замечаю коричневого жука, ползущего в траве. На знаю, как он называется, но наверняка не ядовитый — те обыкновенно имеют яркий окрас. Поднимаю жука-ползуна и бросаю поближе к летучей мыши. Та внезапно приподнимается на передних лапах и становится в боевую позу, смешную, неуклюжую. А затем издаёт грохот…

Лёгкий хлопок, будто кто-то взорвал бумажный пакет.

Однако жук тут же замирает на месте, оглушённый. Кажется, летучая мышь умеет направлять звуковые волны точно на жертву, из-за чего окружающие не страдают от ужасного грохота.

Мышь набрасывается на жука и начинает его больше тормошить, чем есть.

— Кушать подано, — говорю.

Она совсем не умеет охотиться. По всей видимости, у неё не было родителя, что научил бы мышку всему, поэтому она действует по программе, заложенной природой. Раз она всё ещё жива, то кое-какая охота ей удавалась, но она была не слишком эффективной, вот и напала от отчаяния на меня.

Сижу на корточках, выискиваю в траве жуков и кидаю её мелкому хищнику, будто у меня совсем нет других дел.

Мышь всё ест, ест, поглощает жуков до тех пор, пока у неё живот не надувается от съеденного, а крылья не могут оторвать её от земли.

— Что? — спрашиваю. — Совсем не умеешь контролировать своё пищевое поведение? Всё как у людей.

— Убирайся! — говорит.

— И это благодарность за еду?

Аккуратно подхожу к мыши и протягиваю руку. В траве ей оставаться опасно, поэтому нужно поднять её на дерево, чтобы хищники побольше не заметили. Она цепляется за запястье и повисает на нём вниз головой с таким блаженным видом, будто достигла всех целей в жизни. Всегда немного завидовал животным: поел — значит день прожит не зря.

Подношу её к ближайшему дереву, однако она даже не думает слезать. Продолжает висеть на моей ладони, словно это теперь её собственная, личная ветка.

Кладу мышь на деревянный ствол и аккуратно пытаюсь достать руку, но она переползает на другую сторону, отказываясь перемещаться. Трясу её, а она болтается на пальцах и лишь сильнее вцепляется в руку. Чем больше я пытаюсь её снять, тем больнее её когти впиваются в кожу.

— Не хочешь слазить? — спрашиваю.

Смотрит на меня недовольно, будто я мешаю ей спать.

— Ну ладно, — говорю. — Можешь пока повисеть. Но я направляюсь через горы, а там тебе будет слишком жарко и сухо.

Продолжаю идти вперёд, стараясь поменьше двигать правой рукой, поскольку на ней спит опасный хищник. Теперь я выгляжу ещё страннее, чем прежде: голый, но с травяной повязкой на поясе. Кривая ветка в левой руке, летучая мышь в правой. Босой, с грязными волосами, немытый, а ногти… расслоившиеся, сломанные, кровоточащие, на безымянном пальце правой руки его вообще нет, лишь корка из засохшей крови.

Нужно срочно изобрести маникюр.

Кому нужны мечи и арбалеты, пока в этом мире существуют такие некрасивые руки?

Двигаюсь на север, к переходу на восточную часть хребта. Иду по утоптанное траве, где недавно прошли сотни ног. Или давно? Пока находишься в царстве мёртвых, нельзя быть уверенным, сколько прошло времени. Будь я умелым следопытом, мог бы точно определить по траве, как давно здесь были мои соплеменники.

А так сроки очень приблизительные — от пары дней до недели.

И всё это время я был мёртв.

Глава 6

Тропа между Фаргаром и Дарграгом, самое пологое и самое узкое место для перехода хребта.

— Пока, — говорю. — Пришла нам пора прощаться.

— Пришла нам пора прощаться, — отвечает мышь.

Однако слазить совсем не собирается. Вместо этого она взбирается выше по руке и теперь сидит на плече, глядя на горный перевал. Похоже, теперь она рассматривает меня как её персонального кормильца. Или раба.