Чёрный хребет. Книга 4

Смотрим, как бородач заходит в деревню, после чего Хоб подходит очень близко и произносит тихо, чтобы никто не услышал наши пререкания.

— Гарн, мало того, что ты привёл этих уродов в наши дома, так ты ещё и оружие им разрешаешь носить.

— Я всё понимаю, — говорю. — Но сам подумай: что он может сделать одним своим ножом, когда у нас двести человек охраны в броне и с мечами.

С разгневанным сопением Хоб отходит обратно на своё место и смотрит на прибывающих с ещё большей ненавистью.

— Послушай, — говорю. — Твои эмоции обоснованы, как и подозрения. Но сегодня я хочу, чтобы пропасть между нашими деревнями стала немного меньше.

— Ты слишком нас подставляешь.

— Я считаю риск допустимым. На время проведения праздника я освобождаю тебя от обязанностей по защите деревни. Займись организационными вопросами и постарайся поменьше попадаться на глаза гостям. Не надо им видеть мрачные лица, по крайней мере сегодня.

— Гарн, ты слишком сильно им доверяешь.

— Так и есть, но что поделать. Мосты не так легко строить.

В негодовании покачивая головой, Хоб уходит вглубь деревни. Наверняка запрётся у себя дома и будет там сидеть в одиночестве, отказываясь делить еду с бывшими врагами. Не могу на него сердиться: у него есть полное право на такое поведение.

Пока он один проявляет открытую враждебность — проблемы нет.

— Эй, женщина! — прерывает мои размышления Вардис. — Еду на склад.

— Но я с самого утра ничего не ела! — отвечает истерично.

Тощая женщина, на грани анорексии. Из тех, что выглядят как скелет, обтянутый кожей.

— В середине деревни выдают разовые порции скорпионьего мяса, — говорю. — Возьмите кусочек, чтобы не оголодать к ужину.

В целом приём гостей происходит вполне прилично и в рамках ожидаемого. Вокруг неприязненные взгляды, сердитое молчание, неловкость и напряжение. Праздником и не пахнет, но это именно то, чего я ожидал. Лёд будем раскалывать позже.

Следом за Фаргаром прибывает и Дигор.

Рыжеволосые люди спускаются с гор и на этот раз в воздухе висит тёплая атмосфера. Мы уже собирались на один праздник, успели познакомиться и встречаем прибывающих как добрых друзей. В тот раз их было немного, а сейчас к нам двигается отряд из двух сотен человек.

Глаза бегают по толпе, выискивают нужное мне лицо. И находят его.

Майра.

Девушка приближается к нам с лёгкой улыбкой. Как давно я её не видел. С того самого раза, когда мой двойник пришёл к ней в дом и от моего лица обещал ей, что я останусь жить с ней в Дигоре. Вслух мы этого не произносили, но когда я уходил прочь, то это означало расставание. Мы больше не пара.

— Привет, — говорю. — Я очень рад тебя видеть!

— И я тебя, Гарн, — отвечает девушка.

Мы очень неловко обнимаемся. Не знаю, как правильно себя вести рядом с человеком, которого когда-то видел голым, а теперь считаешь хорошим другом. Притворяться, будто ничего не было? Показать, что ностальгируешь по былым временам? Выбираю среднюю модель поведения: парень, который рад проведённому с ней времени, но всё оставивший в прошлом.

Как бы мне ни хотелось побыть с ней сегодня, снова ощутить её прикосновения, но этого больше не произойдёт. Наши дороги разошлись.

Гляжу на небольшую бочку у Майры в руках.

— Вы принесли ещё больше мёда? — спрашиваю.

— Мы расширили его производство, — отвечает девушка. — Раз уж у вас много еды, а у нас цветов, то почему бы не обменяться тем, что у нас в избытке?

Целую девушку в щёку — максимум, что может позволить себе друг.

— Ты будешь жить со мной, — произносит Зулла рядом с нами. — Пойдём, я покажу тебе наш дом.

Девушки уходят в деревню, а я думаю о Длехи, который не имеет физической возможности прийти в Дарграг и посмотреть на нашу деревню. Староста Дигора сломал руки и ноги в потасовке во время турнира по шашкам и теперь может перемещаться только с посторонней помощью.

Как жаль.

Я так глубоко задумался, что не сразу обратил внимание на прибытие Орнаса.

Хотя я им запретил использовать человеческую кожу как одежду, они всё равно заявились к нам в таком виде. Пять сотен человек и все покрыты различного вида накидками, набедренными повязками, наплечниками, рубашками. Смотрю на их одежду и у меня глаз дёргается, когда я осознаю, что раньше все они были живыми, мыслящими существами, а теперь превратились в неживые предметы гардероба.

Это и в Орнасе смотрелось ужасающе, но там мы воспринимали их одежду как часть культуры. Не придёшь же ты на рок-концерт с заявлением, что ненавидишь звук электрогитары.

Но здесь, в Дарграге, человеческая кожа как одежда смотрится в десять раз бесчеловечнее.

— Вы какого хера припёрлись в таком виде? — спрашиваю.

— А в чём нам было приходить? — спрашивает в ответ Зитрус.

Старостой Орнаса считается Стауг — энергичный старичок, улыбающийся всем подряд рядом с Зитрусом. Но так как у него давно мозги спеклись, то окружающие слушают именно Зитруса — лысого мужчину, покрытого шрамами и татуировками с ног до головы.

— Да мне вообще плевать! — говорю.

— Мы что, должны были голышом прийти?

— Я вам ясно сказал, больше никакой одежды из человеческой кожи. Так что быстро раздевайтесь, скидывайте всю одежду в кучу вон там.

Указываю на длинный и плоский кусок скалы, торчащий из земли.

— Я не буду ходить голым, — отвечает Зитрус.

— Позволь кое-что тебе объяснить, — подхожу к мужчине впритык. — Ты — раб, я — твой хозяин. Ты жив только потому, что я позволил тебе жить. Но ты уже дважды ослушался моего приказа. Если ты прямо сейчас не начнёшь раздеваться, то я украшу твоей головой дверь своего дома.

Зитрус смотрит мне в глаза, пытается понять, серьёзно ли я настроен.

А ещё он думает, получится ли у него выхватить из-за пояса нож и воткнуть его мне в шею. Я не выгляжу таким грозным, как он. У меня на руках не такие широкие мышцы, как у некоторых присутствующих. Но одна только уверенность, порой, может брать города.

— Живо, — говорю. — Снимайте всю свою одежду. Заберёте её когда будете уходить. И когда вернётесь к себе в деревню, то станете выращивать лён, как все нормальные люди. Чтобы через год у вас была одежда как у остальных. Иначе я за себя не отвечаю.

Должно быть, вооружённые мечами люди за моей спиной убедили его, что спорить сейчас — неподходящее время. С недовольной рожей он стаскивает с себя накидку, широкую набедренную повязку, и всё это время смотрит мне в глаза, будто спрашивает: «Ты доволен?»

— Вардис, — говорю. — Найди этим придуркам какой-нибудь одежды прикрыться, а если не хватит, подойдут любые старые тряпки.

Пять сотен человек раздеваются и оставляют одежду в стороне. В этом нет ничего эротичного: происходящее выглядит хуже, чем публичный нудистский пляж. Одно сплошное уродство. Но это необходимо было сделать: жителям остальных деревень будет не по себе, если придётся сидеть рядом с людьми, одетыми в кожу их бывших соседей.