Черный лебедь

Мощный «Феррари» с места развил такое ускорение, что Настю вжало в спинку сиденья. К воротам Юрий подъезжал на скорости не менее ста пятидесяти километров в час. И это только начало. Сейчас машина вырвется на прямую трассу. Настя представила, как машина слетает с дорожного полотна, кубарем катится вниз под откос. И зачем она только села в машину к этому психу?

Створки ворот закрывались, но Юрий не сбавлял ход. Оказывается, они разобьются гораздо раньше. Но створки вдруг изменили полярность движения, и машина беспрепятственно продолжила путь.

– Ты сумасшедший? – сказала она.

Но Юрий уже сбавлял скорость.

– Ты не понимаешь, отец велел закрыть ворота. Если бы я не разогнался, нас бы хрен отсюда выпустили.

– Хрен оставь себе, ладно?

– Извини.

– Ты меня к себе сильно не прижимай.

– Не понял.

– Ну, я же твоя жилетка, в которую можно поплакаться.

Насте показалось, что Юрий не слышит ее. Думает о чем-то своем.

– А-а, что? – встрепенулся он.

Точно, не слышал.

– Я тебе не жилетка.

– Разве я это говорил?

– Ты говорил, что тебе нужно выговориться.

– А, да, выговориться. Но не выплакаться же. Слушай, а насчет жилетки ты это здорово придумала. Ты такая уютная.

– Какая?

– Я что-то сказал? – снова встрепенулся Юрий.

Казалось, он переключился с фазы на фазу. Это что ж у него – по фазе на каждое душевное состояние?

– Ничего, проехали, – усмехнулась Настя.

– Колючая ты какая-то.

– Только что я была уютная, а сейчас колючая.

– Уютная? Да, уютная. И колючая. Слушай, а ты не знаешь, зачем я тебя с собой взял?

– Здрасьте, приехали. Поворачивай назад! – обиженно надулась Настя.

– А надо?

– Надо.

– Ты что, обиделась?

– Больно нужно!

– Значит, обиделась. Ты не обижайся. У меня вообще голова замороченная. А тут еще это.

Юрий и не пытался остановить машину. Сосредоточенно смотрел на дорогу, рассеянно думал. А может, как раз наоборот – рассеянно смотрел и сосредоточенно думал.

Настя не стала лезть к нему в душу. И так ясно, что произошло.

– А ты чего молчишь? – спросил он.

– Ты же хотел выговориться, а не я.

– Да? Может быть. Но ты бы могла спросить, что произошло.

– Я все видела. Карина за тобой побежала, я за ней. Твой отец был с Евгенией Эдуардовной.

Юрий изменился в лице. Ожесточенно спросил:

– Как она тебе?

– Мне-то что, какая она.

– Что она здесь делает?

– Это ты у меня спрашиваешь?

– У кого ж еще. Ты же у отца работаешь.

– Работаю. Но в мои обязанности не входит вмешательство в его личные дела.

– А в мои входит! Он мой отец! А еще у меня есть мать! Ты знаешь, где моя мама?

– Говорят, она пропала.

– Говорят! А что ты сама знаешь?

– Ты, может быть, не в курсе, но я совсем недавно здесь работаю.

– Может быть, и в курсе. Тебя раньше здесь не было. А может, и была. Просто не заметил.

Настя обиженно вздохнула. Час от часу не легче. То он не знает, зачем взял ее с собой, то она такая, что ее можно не заметить.

– Я, кажется, что-то не то сказал, – опомнился он.

Настя промолчала. Не хотелось ни о чем говорить. А то еще, чего доброго, нарвешься на очередную оплеуху. Но и назад возвращаться не хотелось. Там Елена Васильевна, там неприятности. А дорога как раз вела в город. Полчасика в столь стремительном темпе, и они будут там. И пропади пропадом эта работа. Есть темная комната, есть черная кошка, но как ее найдешь, если нет никакой возможности превратить свои догадки хотя бы в хлипкие улики. Нет ничего. И не будет. Господин Сокольский не тот человек, чтобы оставить за собой мусор. Сергей, конечно, не похвалит ее за провал в работе. Но и взашей не выгонит. Будет работать у него секретарем за шесть тысяч в месяц плюс премиальные.

– Снова ты замолчала, – сказал Юрий.

– Ух ты! Ты это заметил! – съязвила Настя. – А то я думала, что совсем незаметная.

– Ну, я не то хотел сказать. Может, ты где-нибудь на кухне работала. А я же не Макс, чтобы за всеми юбками бегать.

– При чем здесь Макс?

– Да при том, что урод.

– Говорят, он вместе с твоей матерью сбежал.

Юрий отреагировал на это мгновенно. И заставил ее похвалить себя за то, что догадалась воспользоваться ремнем безопасности. Он затормозил так резко, что, не будь Настя пристегнутой, она бы вынесла головой лобовое стекло.

– Никогда, – гневно прохрипел он, – слышишь, никогда не говори то, чего не знаешь! Не могла она сбежать с Максом! Слышишь, никогда!

Настя разумно промолчала. Юрий же нашел в себе силы взять себя в руки. Снова тронул машину с места, но скорость набирал постепенно, без особого рвения.

– Это все чушь собачья, – более спокойно сказал он. – Мама не могла с ним сбежать! Мама у меня самая хорошая, поняла? Очень добрая! И отца всегда очень любила. Всегда – это значит, и в нищете любила, и в богатстве. Мы же не всегда так жили, как сейчас. Было время – бедствовали. Я, правда, это время смутно помню, но ведь было. Квартиры снимали, потом квартиру купили, ну а затем уже и усадьба появилась. Отец говорит, что душу в нее вложил. Так и мама душу в нее вложила, как она радовалась. У них же любовь с отцом здесь, у Темного озера, случилась. Много чего хорошего можно про нее сказать. Но скажу только одно: мама всегда вместе с отцом была. С ним и за него. И никогда ему не изменяла. Никогда! А ты говоришь... Сплетни всякие собираешь и говоришь.

Юрий замолчал. В какой-то момент Насте показалось, будто он снова забыл о ее существовании. Едет, думает о чем-то. Куда едет?

– А ты куда меня везешь? – спохватилась она.

Машина уже вышла на шоссе, но держала курс на Москву.

– Тебя везу?

Юрий удивленно посмотрел на Настю. Ну точно, снова забыл о ее существовании.

– Извини, задумался. В Москву мы едем.

– Но мне туда не надо. Я думала, ты успокоишься и мы обратно повернем.

– Да я успокоился. А обратно не поверну. Не хочу домой, пока там эта.

– Кто эта?

– Да эта. У них с отцом тоже роман был. Только он маму выбрал. А эта приперлась. Не хочу о ней говорить.

– Может, она не такая плохая, как ты о ней думаешь, – неосторожно заметила Настя.

И тут же за это схлопотала.

– Ты что, дура! – взорвался Юрий. – Ты что, не понимаешь? Мне все равно – плохая она или хорошая. Для меня она всегда будет плохой. Всегда! Это что ж такое! Мама еще не вернулась, а отец уже выдру эту в дом привел.

– А она должна вернуться?