Черный лед
Шрифт:
Его всегда удивляло, почему она попросту не задушила его и не вышвырнула в контейнер для мусора. Или даже еще проще, чтобы не пачкать руки такой грязной работой, той ноябрьской ночью тридцать два года назад не оставила его умирать от голода и холода. Может быть, на какое-то время она поддалась сентиментальности. А может быть, из-за того, что была очень больна, настолько больна, что чуть не умерла, настолько больна, что ее пришлось оперировать, удалить матку и яичники, после чего она уже совершенно точно не могла в будущем вновь пройти через унижение беременности. Он привык думать, что она, лежа в той больничной кровати и боясь смерти, заключила сделку с Богом,
Что ж, ее обещания пошли прахом. Она была скверной матерью. Его воспитали, если можно так выразиться, многочисленные горничные и слуги гостиниц, пока наконец в возрасте пятнадцати лет он не сбежал со старой подругой матери, женщиной вдвое старше его, но чье тело было телом подростка, а сердце… сердце…
Да, сердце у нее было, и она любила его. И может быть, была единственным человеком, который его любил. Он оставил ее в Марокко, когда ему исполнилось семнадцать, — просто ушел в один прекрасный день, когда она отправилась по магазинам покупать ему подарки. Когда они покидали постель, она любила наряжать его в красивую одежду, и он быстро научился ценить шелковые костюмы. Через несколько лет, как он слышал, она умерла, но к тому времени он уже давным-давно разучился испытывать сожаление.
Его завербовали, когда ему едва перевалило за двадцать, и сделал это человек, очень похожий на Гарри Томасона. Бесчувственный, бессердечный сукин сын, который точно знал, на что могут быть способны парни вроде Бастьена, если их как следует подготовить. А о его подготовке позаботились на совесть.
Политики. Мораль для них не значит ровным счетом ничего. Он вроде бы работал на светлую сторону, но, насколько мог видеть, особой разницы между двумя сторонами не было. Обе стороны громоздили трупы на трупы, и никто из них даже не замечал невинных, попавших между молотом и наковальней, и, если на то пошло, не замечал и он сам. Хлоя Андервуд стала исключением из правила, единственной, о ком ему захотелось позаботиться, прежде чем о ней узнают люди вроде Гарри.
— Ну так что же случилось с Хакимом?
Вот чего он терпеть не мог в Гарри. Если у человека полон рот дерьма, он не может им не плеваться.
— Все пошло наперекосяк. Что я могу сказать?.. — Бастьен погасил сигарету. Он разучился ценить вкус табака — вот еще повод для раздражения.
— Ты можешь сказать, что случилось с той девушкой. Кто она такая?
— Девушка?
— Не валяй дурака, Жан Марк. Ты в этот уикэнд не был единственным агентом в Шато-Мирабель. Эта малышка, американская секретарша, — на кого она работала? Что с ней случилось?
Бастьен пожал плечами.
— Ваши догадки стоят моих. Я думаю, она состояла на жалованье у барона, хотя с тем же успехом могла приехать ради его развлечения. Вы знаете, как барон любит наблюдать, и ему всегда нравилось смотреть за Моникой, когда она с другой женщиной.
Гарри сморщил нос, выражая отвращение человека, ведущего целомудренную жизнь.
— Ты что же, не потрудился выяснить?
— Я сделал все, что мог, босс, — протянул Бастьен, зная, что Гарри терпеть не может, когда его называют боссом. — Но как я ни старался, она ни в чем не призналась.
Гарри пристально посмотрел на него:
— Если ты не смог ничего от нее добиться, тогда я сомневаюсь, было ли вообще что выяснять. Если уж про тебя и можно что-то сказать точно, так это то, что ты лучший дознаватель, какого мы могли заполучить. Лучше, чем кто бы то ни было с той стороны, даже лучше,
чем покойный Жиль Хаким. Он вечно старался выжать из своей работы больше удовольствия, чем требовалось для дела. Ну так расскажи мне, что же произошло с нашим старым приятелем Хакимом и что произошло с девушкой?— Они мертвы. — Бастьен закурил другую сигарету. Ему не хотелось курить — даже «Житан» потеряли вкус, но само действие давало ему время подумать.
— Ты убил их обоих?
— Только Хакима. Он уже расправился с девицей.
— Куда делось ее тело?
Бастьен рассматривал его сквозь плавающий и воздухе дым.
— От нее мало что осталось к тому времени, как Хаким закончил.
— Понятно. — Гарри пригубил свой кофе. Этот человек не пил, не курил и, насколько Бастьен мог знать, не спал с женщинами. Он был машиной, ничем больше. К такой же судьбе готовили и Бастьена. — Несколько рановато, — продолжал он, — но все еще можно спасти, поскольку концы обрублены. Хаким был расходным материалом, но Бастьен Туссен — не расходный материал. Остальные должны приехать в Париж, чтобы закончить переговоры, и к ним присоединится застрявший Кристос. Вы будете их поджидать.
— Вам не кажется, что они могут что-то заподозрить? Поинтересоваться, почему я убил Хакима?
— Они знают тебя, и они знали Хакима. С какой стати это должно их интересовать? Им нужно всего лишь скрепить договоренности, разделить территорию и выбрать нового руководителя. Они могли выбрать Хакима, потому что он был старательным сукиным сыном, но, поскольку он выпал из колоды, я полагаю, Кристосу путь расчищен. А вам придется его остановить.
— Они, может, и посмотрят сквозь пальцы на смерть Хакима, но у Кристоса в организации слишком много людей. Они обязаны будут отплатить.
— Тогда ты умрешь, — сказал Томасон.
Бастьен даже глазом не моргнул:
— То есть?
— Все очень просто — ты и раньше выполнял дела подобного рода, а даже если и нет, я все равно сфокусировал бы внимание на тебе. Как только они выберут Кристоса, ты поднимешь суматоху, пустишь ему пулю в голову, а кто-то, кого мы уже внедрили, пристрелит тебя. Ты будешь носить на себе пакет с бутафорской кровью и, когда услышишь выстрел, рухнешь как камень. Что означает, что у тебя только одна попытка, и ты должен сделать так, чтобы она себя оправдала.
— У меня никогда не было проблем с попаданием в цель.
— Не было. Итак, Бастьен Туссен будет мертв, и, если я почувствую особый прилив щедрости, могу позволить тебе перед следующим заданием провести небольшой отпуск на юге Франции. Отдохнуть разок за все время.
Бастьен опять закурил сигарету без всякого желания.
— А что насчет оружейного картеля?
— Следующий очевидный выбор — это барон, которым чертовски легко управлять. Мы не заинтересованы в том, чтобы выдавить их из бизнеса. Кто-нибудь все равно будет снабжать международных террористов оружием, и если мы будем наблюдать за картелем, то сможем отслеживать разнообразные мелкие группировки, перехватывать их планы.
— В прошлом апреле я доставил в Сирию детонаторы. Были убиты семьдесят три человека, в том числе семнадцать детей. — Голос Бастьена не выражал ничего, но Томасона было трудно обмануть.
— Только не говори мне, что все еще дуешься но этому поводу! Превратности войны, мой мальчик. Жертвы борьбы против террора. Тебе нельзя становиться сентиментальным, Жан Марк. Ты знаешь математику не хуже меня. Семьдесят три убитых, а спасены тысячи потенциальных жертв. Иногда приходится делать выбор между плохим и худшим.