Черный мел

Мне так жаль, говорю я, пользуясь извинением как естественным предлогом, чтобы тронуть Дэ за плечо.А что Чад? С ним ты видишься?

Нет, отвечает Дэ, и я понятия не имею, что с ним стало.

Я пытаюсь придумать тему для разговора и вдруг умолкаю. Мы говорим о старых друзьях, но одно имя, разумеется, опускаем. Я вижу, что Дэ догадывается о моих мыслях сейчас. Джолион, говорит она, мне кое с чем трудно справиться, когда я читаю твой рассказ. Твое всепоглощающее чувство вины совершенно невыносимо. Я все понимаю. Ты, наверное, обвиняешь себя в случившемся. Но ты заблуждаешься, Джолион, ты ни в чем не виноват. Если ты — убийца, значит, убийцы мы все. Джолион, мы все выбрали Игру. И произошедшее с Марком — ни в коем случае не твоя вина.

И что мне ей ответить? Ах, Дэ, ты погоди. Продолжай читать и дойдешь до того места. И тогда ты поймешь, как ты ошибаешься. Вместо этогоя тянусь за книгой стихов Дэ, на сегодня заложил еще три стихотворения. Хочешь, опять прочту их вслух? — спрашиваю я.

Дэ смотрит на меня жалостливо, как будто у нее от увиденного разрывается сердце. Она кивает, и я открываю книгу на одной из заложенных страниц.

Когда я дочитываю, светляки уже носятся в полумраке, пронизывая ночь своими огоньками. И скоро наш час заканчивается.

Давай сегодня немного задержимся, предлагаю я.

Ах, Джолион, я бы тоже хотела проводить с тобой больше времени. Но тебе нужно отдыхать. Ты непременно должен дописать рассказ. А потом, после всего, у нас будет столько времени, сколько мы пожелаем.

После всего. После всего. Какими сладкими и волнующими кажутся ее слова! Кстати, Дэ права, мне еще многое предстоит рассказать. О новой комнате Марка. О возвращении Эмилии. О нашей с Чадом драке.

LIV(i).Их осталось трое. Чад, Джолион и Дэ. И они были счастливы, им хотелось отпраздновать успех в замечательной Игре, которую они выстраивали сами. Они продолжали играть, задания были относительно сносными.

Финальная троица. Золото, серебро, бронза. Знай Джолион в тот день, что Джек не придет, может, он купил бы шампанское «Поль Роже» для коктейлей. В каждый бокал бросить кубик сахара, чтобы растворялся и отбрасывал искорки, как римские свечи. Но неожиданно наступило тепло, и они купили ром, кока-колу и пакет лаймов. Они сдавали карты и бросали кубики, пили коктейли «Куба Либре» и в шутку препирались из-за карт. Распили втроем бутылку рома, и вскоре после окончания розыгрыша и ухода Коротышки Дэ записала каракулями историю ухода Джека и быстро заснула. Джолион подробно рассказал, как все было, он жалел, что с ними нет Джека. У Джека все бы вышло гораздо красочнее.

Чад и Джолион выпили бренди, а потом настало время уходить, Джолион сказал Чаду: наверное, не стоит будить Дэ. Во сне она выглядит такой мирной. Чад согласился и покорно ушел один.

На следующий день все как-то просто приняли то, что Джолион и Дэ теперь вместе. Не нужно было ничего объявлять, все и так было видно издалека, как рекламный плакат, когда подъезжаешь к нему на машине. Только недавно он маячил где-то далеко на горизонте — и вот уже совсем близко, виден на склоне холма, и правда написана на нем громадными красными буквами.

LIV(ii).Затем несколько дней они выполняли какие-то незначительные задания, тогда же Длинный положил на стол еще один конверт, на котором было написано «Джек». В конверте из оберточной бумаги лежала пухлая стопка двадцатифунтовых банкнотов.

В Игре наступило некоторое затишье, все как будто копили силы к финалу. Джолион благодарил судьбу за передышку. Он был очень признателен Дэ за то, что она позволяла обнимать себя, гладить себя, любить себя.

Несмотря на то что ночью его снова кто-то утешал, в жизни Джолиона началась черная полоса. Его прежде безмятежный мир, охраняемый распорядком, распадался на части. Мнемоники ранее ежедневно подсказывали ему очередность действий, а теперь начали сбивать его с пути истинного. Завтракал он где-то ближе к полудню. Однажды он три дня не принимал душ, а на четвертый наконец помылся, но только после тактичного напоминания Дэ. Дневник свой он забросил — даже не помнил, когда и в какой-то момент закинул его в ящик стола и забыл. Во всяком случае, дневник ужасно тяготил, ему нравилось писать эссе по ночам, а дневник мешал его рабочему графику.

От таких перемен в жизни Джолиону все больше делалось не по себе. Еще в детстве он заметил: другие дети почти всегда были жизнерадостными и солнечными, а на него периодически накатывали приступы черной тоски. В такие периоды он иногда входил в комнату и вдруг забывал, почему там оказался. От этого он очень страдал. Черные периоды продолжались по нескольку дней. Иногда по нескольку недель. Постепенно он понял: четкий распорядок помогает ему пережить такие периоды. В двенадцать лет он начал вести дневник, там появились первые списки дел. Постепенно он разработал систему мнемоников, и дневник перестал играть роль напоминания. И все же он продолжал каждый вечер делать записи в дневнике, дневник вошел в его распорядок. Только вместо многочисленных списков там стали появляться более традиционные записи о его жизни. Разговоры, интересные наблюдения. А иногда он делился с дневником своими самыми тайными мыслями, таким образом очищался.

Хотя многие решат, завтрак в полдень — пустяк, Джолион почувствовал — это некий симптом. Или даже повод… Вдруг он заметил: к двери больше не приколот носок. Он подумал было заменить его, но потом решил — наверное, сам убрал носок и бросил запирать дверь, чтобы Дэ могла появляться в любой момент и удивлять его, сидящего за столом, поцелуем. Уходила она иногда только рано утром, он еще час работал, а потом ложился досыпать. Он вспоминал гладкие черные волосы Дэ, которые щекотали ему грудь, ее ноги и руки — как ключи к его замку.

LIV(iii).Чад объявил — ему надо усиленно заниматься, чтобы не отчислили, поэтому в ту ночь их было только двое, Джолион и Дэ. Держась за руки, они вошли во двор Халлоугудского колледжа и спустились в полуподвальный бар, где кипела жизнь, звуки, дым, толпа. Джека они увидели еще издали. Он выступал перед целым столом восхищенных слушателей. Среди них были Дориан, Рори и еще несколько первокурсников. Джолион знал их всех по именам и где кто учился, но больше почти ничего. Он выпустил руку Дэ и осторожно подошел к столу, ждал окончания речи Джека. Плечи Джека словно окаменели, и он ни разу не повернулся в его сторону. Все смеялись, хлопали себя по бедрам, по столу. Рори поднял стакан, глядя на Джолиона.

— Джолион, ты тоже считаешь, что мы присутствуем при рождении новой звезды? — спросил он и показал пивной кружкой на Джека.

— Ну да… а что? — Джолион почувствовал себя не в своей тарелке.

— Да ведь Джек всем сообщил, — ответил Дориан. — Разве ты не слышал? Ему дали роль Владимира в пьесе «В ожидании Годо».

— Да неужели?! Джек, это замечательно! Молодец! — воскликнул Джолион.

— Всего лишь скромная студенческая постановка, — ответил Джек.

— Скромная? — недоверчиво переспросил Рори. — Да ведь ее будут показывать в Ратуше!

— Ух ты! — отозвался Джолион. — Джек, поздравляю! Ты вступил на первую ступеньку лестницы, ведущей вверх!

— Ну кто бы мог подумать, у тебя есть склонность к актерству, — заметила Дэ, подмигивая.

Джек, не глядя на нее, отпил из своей кружки.

— Позволь угостить тебя пивом. Надо же отметить событие! — предложил Джолион.

— Нет, спасибо, мне уже хватит, — ответил Джек, его кружка была почти полна.