Чёрный менестрель
Шрифт:
— Милая, ты разве не слышала, что она - убийца? Неужели ты не боишься, что она тебя тоже...
— А меня-то за что? — удивилась Ребана, — я же ведь не мужчина...
Чиновник хотел ещё что-то сказать, но хохот покрыл рыночную площадь, как прибой во время прилива покрывает прибрежную отмель.
Отсмеявшись вместе со всеми, чиновник виновато улыбнулся и сказал:
— Всё это, конечно, хорошо, но твой папа может подтвердить твои слова?
— Разумеется, нужно только послать в постоялый двор «Гусиная печень» и мой папа придёт сюда, чтобы подтвердить мои слова, — начала было Ребана, но увидев тень сомнения, набежавшую на лицо
— Вот господин менестрель, он едет в нашем обозе и иногда приглядывает за мной, вот он всё подтвердит.
— Вы подтверждаете слова этой особы, господин менестрель? — грозно спросил чиновник.
— Да, разумеется, — ответил Степан, думая о том, что затеряться в Тапии теперь будет уже не суждено никогда – каждая собака узнает его в лицо.
— Ну что же, тогда займёмся формальностями, — сказал чиновник и приступил к делу...
Пересчитав (три раза!!!) деньги, чиновник попросил Ребану расписаться на восьми листах, а затем все отправились в магистрат для оформления купчей. До магистрата идти было недалеко, а вот в оплоте городской бюрократической власти походить из кабинета в кабинет пришлось. Очень быстро (не прошло и пяти часов) почти все подписи были проставлены. Покупатели прошли в небольшую комнатку, где за конторкой сидел ещё один представитель государственной власти. Увидев посетителей, он замахал руками и буквально простонал:
— Рабочий день окончен, приходите завтра.
Вместо ответа Голушко, которому хождения по чиновничьим кабинетам надоели ещё по прошлому опыту, молча положил два шкела на край конторки.
— Два шкела живому не дают! — возмутился чиновник.
Степан пожал плечами и убрал один шкел обратно в кошелёк.
— С другой стороны, — многозначительно сказал чиновник, — я почти что умер, — и, дождавшись, когда Голушко вернёт вторую серебряную монету на край конторки, быстро добавил, — но не совсем, так что мне нужны средства на лечение.
Тяжело вздохнув, Степан положил на край конторки ещё один шкел. Чиновник также тяжело вздохнул, убедившись, что ещё серебра не прибавится, и, открыв небольшой ящичек конторки (серебряные монеты в этот момент исчезли, как будто их никогда и не было), достал оттуда большую печать. С грохотом приложив печать к купчей, чиновник торжественно сказал:
— Вот и всё, молодая госпожа, поздравляю вас, вы стали владелицей рабыни по имени Ноли, — и протянул Ребане свиток из плотной бумаги.
— В данный момент ваша собственность находится в городской тюрьме, — начал чиновник, который сопровождал Ребану и Голушко с того момента, когда они вошли в магистрат, — но уже поздно, поэтому капитан ушёл, а без него никто не имеет права выпускать заключённых. Разумеется, я могу...
— Сколько? — перебил его Степан.
— Три шкела, — выдохнул чиновник...
Наконец Ребана воссоединилась со своей собственностью, стражник, который привёл Ноли из тюрьмы, передал её новой хозяйке цепочку, соединённую с ошейником на рабыне, и вывел их из магистрата. Пока оформлялись документы, наступила ночь. Освещения в Тапии, за исключением магистрата, не было. В этот момент к ним пошёл ещё один чиновник с горящим факелом в руках, и сказал:
— Позвольте предложить вам факел, молодая госпожа, всего за два медяка.
Степан тяжело вздохнул и полез в свой кошелек за деньгами...
Когда дверь магистрата с грохотом захлопнулась, оставив их одних на улице, Степан спросил:
—
Ну и зачем ты всё это устроила, Ребана?— Наставник учил меня, что деньги нужно красть по мере необходимости, а тратить – не дожидаясь, пока их украдут у тебя. К тому же скоро подойдёт моя очередь чистить ротный котёл, а я ненавижу работать, так пусть теперь моя рабыня сделает это за меня.
— Пошли,— махнул рукой Степан, и уже хотел отправиться на постоялый двор, как Ноли разрыдалась. Ребана обняла её и стала гладить свою новую собственность по голове, приговаривая:
— Не плачь, бедненькая, я научу тебя всему, что умею – красть, обманывать, убивать...
От подобных утешений Ноли разрыдалась ещё сильнее, а Степан посмотрел на звездное небо и, ни к кому не обращаясь, тихо произнёс:
— Господи, ну за что мне всё это?..
Бог Степану не ответил.
***
Заспанный конюх постоялого двора «Гусиная печень» открыл калитку, что-то бурча себе под нос, и пустил припозднившихся постояльцев. В пустом зале было сумрачно, только в углу тихо трещал камин, а около него, в кресле, посапывал Алак Диргиниус. Когда маг издал уж очень громкую трель, Степан нарочно пнул табуретку, и та с грохотом рухнула на пол.
— Ни днём, ни ночью от тебя покоя нет, — произнёс маг, обращаясь к Голушко, а затем заорал:
— Корчмарь! Где тебя Сну носит! Постояльцы пришли голодные! Или ты опять хочешь...
— Не извольте беспокоиться, господин маг, сию минуту всё будет готово, — подобострастно проговорил корчмарь, высунувшись из подсобки, словно большая крыса, а затем, шмыгнув обратно, стал раздавать указания и оплеухи половым.
— Что это он? — удивился Голушко, — Когда мы въехали в этот трактир, он так не суетился?
— Да так, — многозначительно посмотрев на мгновенье возникший у него на ладони фаербол, ответил Диргиниус, — просто поторопил его своими методами.
— А ты того, не слишком круто завернул, — начал было Степан, но увидев, что Алак его не понял, пояснил:
— Всё же он хозяин корчмы, а неприятности нам...
— Да какой он хозяин?! — возмутился маг и, достав из-под кресла кувшин, отхлебнул из него, — хозяин-то семикустник, а это так – мелкий арендатор...
— Алак, ты чего это, — начал было Голушко, рассмотрев, что у Диргиниуса не очень хорошо с координацией движений.
Вместо ответа Алак ещё раз глотнул из кувшина и с любопытством уставился куда-то за спину Степана. Голушко тоже не выдержал и обернулся. За одним из столов на лавке сидела Ребана и, не обращая внимания на подпиравшую стену Ноли, не торопясь раскладывала на столе многочисленное содержимое своих карманов.
— Скажи, девочка, зачем тебе столько кошельков? — снова приложившись к кувшину, поинтересовался Алак.
— Да я тут на рынке поработала немножко, — небрежно ответила Ребана, продолжая доставать из самых неожиданных мест всё новые и новые трофеи.
Среди прочего на столе оказались: напёрсток и катушка ниток, две иголки, стамеска, три серьги (все разные), четыре браслета (недорогих, но блестящих), две сливы (одна надкусанная), огурец (засохший) и роза (явно недавно сорванная и служившая украшением какой-то кокетке, розу Ребана срезала вместе с локоном волос...).
— У меня только один вопрос, — заглядывая в кувшин, сказал Диргиниус, — как ты со всем этим смогла ходить?
— С трудом, — печально ответила Ребана, — но чего не сделаешь, чтобы не потерять квалификацию.