Чёрный менестрель

— Вечно у этих благородных сложности, — проворчал под нос Билко и первый отправился искать сестру Ребела.

За ним потянулись и остальные, но ни Куандуку, ни Васгистая после почти часа поисков (периодически прерываемых на мародёрство) «Гвардия Валинора» так и не нашла.

— Это уже полный облом! — сказал Степан, после того как все вновь собрались в одной из комнат, и прислонился к одной из стен.

Именно в этот момент в противоположной стене открылась дверь, и из образовавшегося проёма в комнату шагнула фигура. Увидев собравшихся в помещении, человек от неожиданности замер, а затем... затем умер, ибо избыток железа в организме вреден – тем более избыток в виде ножа, который метнула Ребана.

***

— А вот попробуйте стерлядь, Ваша Святость, — угодливый тон и подобострастный поклон плохо сочетались с внешностью говорившего – косая сажень в плечах и лицо, с которого можно было бы писать портрет благородного воителя.

— Ой, смотри, Кангелан, доиграешься – рыба-то недозволенная для всех истинных сынов и дочерей Великого Куста... — лениво промычал Вагистай.

— Так свининка-то тоже недозволенная, а вы её вчерась изволили откушать, да ещё и добавки просили, — всё так же подобострастно ответил Кангелан.

— Так то верным сыновьям и дочерям Великого Куста не дозволяется, —пошутил Четвёртый Жрец храма, и уже другим, полным злобы, голосом произнёс:

 — Чего стоишь! Пять минут уже истекли, а наша гостья замёрзла. А ну согрей её!

Заплечных дел мастер никак не отреагировал на выпад в свой адрес, спокойно дождался, пока последняя песчинка упадёт из верхней сферы песочных часов в нижнюю, и только потом взял из жаровни раскаленный металлический пруток и приложил его к левому плечу девушки. Куандука взвизгнула и попыталась отшатнуться от раскалённого железа, но ей это не удалось – она была прикована цепями к стене подвала так, что растянутые руки и ноги не позволяли ей пошевелиться.

Могла ли себе представить молоденькая девушка, принадлежащая к кругу «золотой молодёжи» города Тапии, ещё вчера с гордостью демонстрировавшая подружкам свой золотой жетон, что её, верную последовательницу Великого Куста, будут избивать плетью и жечь железом за вероотступничество?

— Ну-ка ты, язычница кустопротивная, признавайся в своих прегрешениях! — сказал палач, кладя металлический пруток обратно в жаровню.

— Признаю, признаю, Ваша Святость, сало ела, и стерлядь ела, и сама и... — запричитала, обливаясь слезами, Куандука, но Вагистай её перебил:

— Как-то ты неубедительно каешься, — закусывая пиво стерлядью, лениво проговорил четвёртый жрец. — Да и не интересует меня это. И на других свою вину не перекладывай, а лучше рассказывай, как порчу на деревянный квартал наводила...

— Извините, Ваша Святость, — удивился заплечных дел мастер, — а почему на деревянный квартал?

— А где народ болеет и мрёт чаще всего? — спросил Четвёртый Жрец, и сам себе тут же ответил, — в деревянном! Порча? По-о-орча...

— Так они же там вроде от голода мрут! — вновь не выдержал палач, который сам был выходцем из тапийских трущоб.

— Потому и голод, что порча, — пояснил Вагистай, с аппетитом жуя кусок копчёной свинины. — А не смогли мы снять её лишь потому, — тут Четвёртый Жрец остановился, чтобы отхлебнуть из кружки пива, — что порчу наводила дочь куина. А кровь куина – это вам не хухры-мухры! Тут пока ведьму не сожжёшь – толку не будет.

— Как вы мудры, Ваша Святость! — льстиво заметил Кангелан, — сразу порчу определили. А ведь ведьма может быть и не одна! Вот народу сколько в прошлый год от поноса кровавого перемёрло!

— Не одна, говоришь? — задумчиво спросил Вагистай, — ну что же, если ростовщики не пожертвуют храму на снятие порчи, то тогда точно не одна, а коли пожертвуют, так ведьма из куинов могла и одна управится.

Пододвинув к себе большую лохань с икрой, Вагистай огляделся вокруг в поисках хлеба и не нашёл его. Обратив свой взор на Кангелана, Четвёртый Жрец храма грозно спросил:

— Хлеб где?

— Сию минуту, Ваша Святость, — пролепетал Кангелан, и уже бросившись вверх по лестнице, добавил:

— Сейчас всё будет-с...

Он открыл тайную дверь из подвала и наткнулся на толпу вооружённых людей. Перед тем, как получить клинок в шею, Кангелан успел подумать: «Сходил за хлебушком…».

***

Не успело ещё мёртвое тело упасть на дорогой имперский ковёр, как «господин менестрель» с криком: «За мной!» бросился в открывшийся проход. К сожалению для Голушко, он не смотрел под ноги, оступился и кубарем полетел вниз, пересчитывая каменные ступени. Рядом с ним, звеня и высекая искры, летела выпущенная им из рук сабля...

Приземлился Степан на что-то мягкое, тёплое и шелковистое на ощупь. Не успел Голушко сообразить, что с ним произошло, как услышал сзади девичий вскрик: «Ой!», и на него что-то упало. Это что-то витиевато выругалось голосом Ребаны и попыталось слезть со спины Голушко, но не тут-то было. Второе девичье «Ой!» прозвучало почти сразу после первого, и на многострадальную спину упало ещё что-то. Оно, правда, не ругалось, а поминало Великий Куст всуе голосом Ноли...

Когда Степан всё же сумел выбраться из-под двух девичьих тел, его взору предстала следующая картина. Подвальное помещение в лучших традициях дизайнерской мысли было разделено на две зоны. Зона ближе к лестнице представляла хаотичное нагромождение ковров, всевозможной мягкой мебели, шёлковых покрывал и разбросанных там и сям разноцветных парчовых подушечек. Другая половина была оформлена в мрачном готическом стиле. Ржавые цепи, свисающие со стен и потолка, несколько коптящих факелов, жаровня, где на раскалённых углях грелись металлические пруты, а также небольшой деревянный столик с набором неприятных орудий заплечных дел мастера. Сам мастер лежалу входа со стилетом в горле. Но наибольшее впечатление на Голушко произвела красивая обнаженная девица со следами истязаний, прикованная к стене.

Не успел Степан рассмотреть прелести девицы, как слева от него послышался стон. Голушко повернул голову и увидел, что рядом с бесформенной фигурой, закутанной в шёлк, замерли Ребана и Ноли. Ребана, стоявшая справа, замахнулась ножом, а Ноли, находившаяся слева, занесла для удара ножку от сломанного стола. Фигура в шелках простонала ещё раз, с трудом оторвала голову от имперского ковра и едва разлепила глаза, так как её лицо было вымазано чёрной массой.

В этот момент «на сцене» наконец появились остальные бойцы вольной роты «Гвардия Валинора». Часть из них, ощетинившись мечами, ворвалась в помещение, но, не обнаружив достойного противника, принялась «изучать» всё, что плохо лежало на имперских коврах. Вторая волна наёмников, в отличие от первой, повела себя более адекватно – двое бойцов подхватили за руки фигуру и рывком поставили её на ноги, а остальные, отступив к стенам, застыли с мечами наголо...

Присмотревшись, Голушко понял, что, во-первых, это был мужчина, а во-вторых, чёрная масса у него на лице была не чем иным, как зернистой икрой. Степан перевёл свой взгляд на прикованную цепями девушку, затем снова на мужчину, одетого в шёлковый халат, и спросил, чувствуя себя полным идиотом:

— И кто из вас Куандука?

— Ну не он же, — сказал входящий в подвальное помещение Диргиниус, указывая на мужчину с икрой на лице.

— В таком случае, — глубокомысленно начал Степан, — методом исключения можно прийти к заключению, не обращая внимания на некоторую вероятность ошибки, и экстраполировав имеющиеся данные...