Черный плес

– Его нет уже, Ксеня, и не будет никогда. А я есть, ну не виноват же я, что живой? – резонно заметил Илья, - Давай попробуем? Если бы ты с Никитой была, я бы никогда не заговорил с тобой на эту тему. Но я тебя, правда, люблю. Слышишь?

Я слышала. Но пробовать не собиралась.

– Ты же знаешь, я не верю, что Никита погиб, - возражала я.

– Сколько тебе надо времени, чтобы понять, что он не вернется? – спрашивал Илья, сжимая мои руки.

– Вечность…

Но снова и снова – тот же разговор, те же вопросы.

– Когда ты поймешь, что его нет?

– Даже если нет Никиты, разве я должна любить тебя?

– Я не прошу любить меня. Я прошу быть со мной. Позволить тебя любить.

И это убивало. Потому что трудно отказаться от любви. Даже если любит не тот. Но что поделать – у меня вообще все было не так, как хотелось бы, потому что не было Никиты. Я уже не знала, жив он или нет, не могла больше об этом думать, устала отстаивать его право остаться в живых, когда сдалась. Может быть, я и осуждала себя, но отталкивать Илью у меня больше не было сил. И летом мы отвезли заявления в ЗАГС. В тот же день приехали к его родителям, которым сообщили о предстоящей свадьбе. Я старательно прятала глаза даже не от будущих свекров, а от Никитиной фотографии в черной рамке, стоявшей в серванте среди сервизных чашек и хрустальных рюмок.

Откровенно ненавидящими взглядами меня сверлили Танюли. Четыре одинаковых зеленых глаза горели презрением, и, кажется, желанием выкинуть меня из дома, в котором стояла траурная фотография их любимого брата Никиты. К слову, они и при его жизни не очень-то меня жаловали, ревнуя брата к невесте. Но теперь их отношение ко мне можно было объявить официальным и бесповоротным. Чтобы сбежать от их молчаливого суда, я напросилась к тете Гале на кухню, чтобы помочь ей порезать колбасу к наспех собиравшемуся застолью по случаю помолвки старшего сына.

– Ксеня, а не любишь ведь ты Илюху-то, - со вздохом сказала мне тетя Галя, когда мы остались одни.

Я увлеченно резала колбасу.

– Да я-то ничего, ты не думай, - как-то неопределенно высказалась моя будущая родственница, но добавила ясно, - я на твоем месте не была, может быть, и сама бы так же поступила.

Благодарности моей не было предела, о чем я, кажется, и сообщила.

Мы поженились двадцать девятого августа. Я отказалась от фаты и белого платья, хоть и была невинна, как и полагается невесте. Но наша свадьбы была пропитана трауром, потому что на ней присутствовал Никита, его образ оказался живее нас с Ильей. Не помогло даже то, что после объявления помолвки траурная фотография младшего сына навсегда исчезла из серванта свекров. Я чувствовала взгляд Никиты с его фотографии, сквозь толщину фотоальбома, из ящика комода, и холодная острая боль разливалась в груди от этого взгляда.

Мы поселились в моей учительской квартирке в Прямухино. Илья по-прежнему работал в Кувшиново, мотаясь туда каждый день на предусмотрительно купленной машине. Почти все деньги из семейного бюджета уходили на его поездки, но он ни за что не хотел оставлять меня одну.

А уже в сентябре Илья привез отпечатанные фотографии с нашей свадьбы. Я выбрала одну, чтобы поместить ее в подаренную кем-то рамку и повесить на стену. Муж мой грустно усмехнулся, увидев мой выбор, и то ли спросил, то ли объявил:

– Он всегда будет стоять между нами?

На выбранном фото Илья больше всего был похож на Никиту.

А потом моя матушка, гостившая у нас во время своего отпуска, по секрету сообщила мне, что я упорно называю Илью Никитой. Мне стало жаль мужа еще больше. И я, как прожженный любовник из анекдота, стала избегать имен.

Осенью, под аккомпанемент дроби дождя по оконным стеклам, мы тягостно, взаимноизматывающе молчали. Я боялась обидеть Илью другим именем, неосторожным словом или вырвавшимися воспоминаниями, которыми на самом деле жила моя голова. А Илья, наверное, ждал от меня хоть какого-то шага, говорящего хотя бы о теплом к нему отношении. Но сломался он первым. Сначала стал приезжать в Прямухино только на выходные, количество которых с каждой неделей стремительно сокращалось. А потом и в деревне стал пропадать у каких-то неведомых друзей.

Мы смогли расставить все точки над «и», только после того, как Илья приехал из Кувшиново, что называется, «на бровях». Когда он в таком состоянии вывалился из машины, я могла только беспомощно трясти его за плечо, умоляя выползти из лужи и перебраться хотя бы на крыльцо. На мои робкие попытки привести его в чувство, муж только приоткрыл один глаз и обругал меня не то чтобы матом, но цензура такого выражения все равно не пропустит. Я обиделась и оставила его замерзать на улице. Но через какое-то время, помокший, грязный и злой он появился на кухне.

– Так жить нельзя! – с театральными жестами заговорил мой пьяный муж, - Ты сама-то понимаешь, что так жить нельзя? Ты, когда женилась, понимала, что со мной жить придется? Общаться там, совместный быт, хозяйство, все такое?

– Я не женилась. Я замуж выходила, - угрюмо пробурчала я, глядя, как стекающие с моего мужа струйки грязной воды образуют на кухонном линолеуме лужицы.

– Какая разница? – не понял Илья.

– Ну, женятся мужчины, а женщины, они замуж выходят.

Муж заревел медведем и схватился за голову.

– Ну как ты меня достала, училка хренова! – проговорил он фразу, которую наверняка хоть раз в жизни сказал каждый из моих учеников.

– Слушай, алкоголик, иди-ка ты спать! – со смехом отмахнулась я от Ильи, - с завтрашнего дня обещаю быть разговорчивой, вести совместный быт, даже, ели хочешь, корову заведу! Какие у тебя еще там критерии хорошей семьи?

– Что ты издеваешься? – обиженно пробормотал Илья.

Я окончательно развеселилась. Отправила мужа спать. Вымыла пол на кухне.

С тех пор я старалась соответствовать понятиям моего мужа о жене, и вести себя подобающе. Поэтому дальнейшая наша семейная жизнь протекала уже веселее. Но не долго.

«5»

Самое главное – не ошибиться. Сделать правильный выбор, разглядеть его из нескольких вариантов. Как в известной песне – «Лучше жить одному всю жизнь, чем построить дом, и жить в нем с кем попало». Нет, я не хочу сказать, что Илья для меня кто попало, но и не тот, с кем бы хотелось провести всю жизнь под одной крышей, воспитывая детей и обрастая тем самым совместным хозяйством. Но что поделать – с жизнью спорить еще тяжелей, чем с собой и своими чувствами. И хоть я понимаю умом, что мой муж – это стена надежная, защита и оборона, что он любит меня и не предаст, что теперь уже пути назад не существует, во всяком случае, безболезненного для обоих и правомерного с точки зрения духовности, но все равно, как ни крути, самый лучший, пусть он даже на самом деле окажется и не самым надежным и верным – это тот, кого выбрало сердце. Не знаю, как уж оно его выбирало, но кнопочка какая-то видимо все же существует, потому что я точно помню момент, когда она щелкнула, и душа приросла к Никите. Может быть, заклинило у меня ту кнопочку, но отщелкивать она не собиралась, и любовь не угасала. А душа стремилась туда, где настоящий покой, а покой – это только рядом с любимым.

Такими мыслями я тешилась до того момента, когда землю покрыло снегом. Снег потом еще растаял, но по тому, первому белому покрову подъехал к дому Илья среди рабочего дня. То есть у меня-то мой школьный день уже кончился, а вот у него был как раз в разгаре, поэтому его приезд насторожил меня. Тем более что примерно за неделю до этого меня опять стали одолевать сны, в которых я снова и снова тонула. Когда Илья зашел в дом, я настороженно посмотрела на него и по одному только его виду поняла, что женская интуиция все-таки существует. Он сел прямо на пороге кухни и долго смотрел куда-то мимо меня. Я тихонько присела на краешек стула и терпеливо ждала, с какими вестями приехал муж.