Чёрный Яр, 13

– Пока… отэт… к вам залезешь… на этажи… фуххххх… Ступеньки-то высокие… ох, батюшки… Пока залезешь, пока, отэт, найдёшь… Где, говорю, Гриша, который следователь? Тот, внизу-то солдатик, раскричался – пропуск, грит, какой-то… Я ему говорю: тю! будешь на бабку шуметь ещё! Молокосос… Ты, Гриша, разберись, кого вы там под дверью ставите.

– Гражданка Тырлыковская!..

– … Понаставили охраны, запоров понавешали, форточек в дверях понасверлили – что ты прям! УкрАдуть вас, дураков, что ли? Раньше-то, при советской власти, ничего этого не было, любой гражданин мог в милицию прийти с надобностью своей, и порядка…

– Гражданка Тырлыковская!

– … и порядка, Гришенька, было больше. Чего ты на меня покрикиваешь? Я тебе подружка что ли? – тётка распустила узел платка под подбородком, тяжело опустилась на глухо пискнувший стул.

– Гражданка Тырлыковская! – следователь от негодования аж подпрыгнул. – Я не могу вас сейчас принять. Я занят!

Тырлыковская тяжело обернулась всей тушей к Кащуку. Стул задушено завизжал.

– А, этого допрашиваешь? Так я как раз по его же поводу. Видала, Гриша, я его уже у нас.

– Когда?

– Так третьего дни. Отэт повёл его Лексеич, значит, в милицию вашу, а я как затеялась вспоминать – отчего ж мне обличье убивцы этого так знакомо? Сама пирожки стряпаю, а у самой из ума не идёт. И так и сяк думаю, аж из рук всё валится – целу чашку пирожков опрокинула… Ох, грехи наши тяжкие… И как только она, отэт, опрокинулась, я сразу и вспомнила – на рынке его видала! Стоял весь такой деловой, на культяпках своих кривеньких, руки в бруки, семачки плевал…

В белесых глазах следователя загорелся охотничий азарт. Он облизнул губы и кинул быстрый взгляд на Кащука:

– Ты уверена, баб Мань, что это был он?

– Так кому ж ещё быть? Раз говорю он, значит он. У него штаны ещё таки были – с мотнёй, в обтяжечку, мода такая, тьфу! Ну ты знаешь, Гриша, ты молодой…

– Так, значит, ты видела его три дня назад?

– А то! Я уж как шла к тебе и посчитала – точно, в субботу. На базар-то я завсегда в субботу хожу. Да вот и Галька Свыщенко не даст соврать. Котора овощами торгует. Мы с ней ещё штанцы его обсудили-обхаяли…

– Вы в гостинице остановились? – следователь перевёл взгляд на Кащука и нажал на кнопку печати. Принтер загудел. – Вам придётся задержаться в нашем городе до выяснения. Протокол подпишите…

* * *

Обеденное время в конторе казалось столь же унылым, как и рабочее.

– Боже мой, – деланно изумлялись сотрудницы, – неужели уже двенадцать? А я-то заработалась – не заметила. Весь день аки пчела, аки пчела… – и стоически продолжали сидение, перекладывая бумажки, щёлкая мышкой и тайком поглядывая вокруг – ну-ка, кто сдастся первым?

Обычно сдавалась самая молодая и оттого несколько легкомысленно относящаяся к конторским неписанным правилам Танечка Ивонкова. Но когда её вдруг не было на рабочем месте (естественно, по уважительной причине!) или, натрескавшись конфет, она не торопилась к микроволновке, сотрудницы были обречены.

Иногда Женьке становилось их жалко:

– Вы бы поели, – говорила она сочувственно. – Разве можно так надрываться?

– А и правда! – с отчаянной лихостью заявляла тогда Варфоломеевна. – Война войной, а обед по расписанию! – и тётки, зашуршав пакетами, весёлой гурьбой устремлялись разогревать махоточки с домашней снедью.

Но чаще ничего, кроме раздражения, это самоотверженное ханжество у Женьки не вызывало. И она молчала. Если, конечно, оставалась не месте наблюдать тоскующих по такой близкой и, одновременно, такой недоступной котлете коллег. В основном, с трудом дождавшись перерыва, она быстро перекусывала минут за пять до его начала и слетала по лестнице вниз так стремительно, будто за ней гнались карающие архангелы с пылающими мечами.

Гулять, правда, в деловой части города было негде. Приходилось просто нарезать асфальтовые круги вокруг сити-центра. Это было достаточно безрадостно, но всё же лучше, чем оставаться лишний час в ненавистных стенах.

Сегодня апрельская непогода лишила её и этого жалкого развлечения.

Женька стояла у панорамного окна офиса и, грея руки о кружку с чаем, смотрела на беснующийся меж стеклянно-бетонных кубов зданий ветер. Он бился о стены, завывал и стенал, швырял в окно ледяным дождём со снегом, гнал по небу чёрные снеговые тучи.

На душе у Женьки было примерно так же погоже – в ней что-то рыдало и металось.

– Пожалуйста, пожалуйста, – шептала она неведомым и всесильным космическим силам, – вызволите меня отсюда, дайте шанс… – она прерывисто вздохнула и в следующее мгновение вздрогнула от завибрировавшего в кармане телефона.

Звонил отец. Женька снова вздохнула.

– Мисюсь! – услышала она знакомый голос. – Как дела? Хорошо? Ну и хорошо. Как Вовчик? Не нашёл работу?

– Пап, ты как? Хочу зайти к тебе в субботу..

– Заходи, конечно… – голос скис, – если это необходимо… Видишь ли, я сейчас работаю над новой книгой – такое вдохновение, не представляешь! Не могу остановиться!

– Ладно, ладно, поняла. Зайду в следующий раз.

– Ага, как хочешь. Но если надо, ты, конечно, приходи в субботу. Не думай, что я тебе там намекаю, или ещё что… Видеть тебя для меня – всегда радость. Давай в субботу. Приходи, когда захочешь, это же и твой дом. Правда, угостить тебя мне будет нечем. Совершенно забросил хозяйство – жаль тратить время на бытовые хлопоты. Так что хорошо, что у тебя в субботу дела, и ты не сможешь придти. А то, право слово, придёшь – а я тебе даже времени уделить не смогу…

– Ладно, пап, я поняла.

– Я чего сказать-то хотел… Звонил мне давеча этот человек, ну… из агенства. Ну, который дом тёти Фени продаёт – как его беса?..

– Риэлтор?

– Да! Риэлтор из Володарьевска. Непонятно, конечно, почему он звонит мне? Я думал, ты всеми этими вопросами занимаешься… Ты же знаешь, Мисюсь, я в этом ничего не смыслю!

– Не знаю почему, пап. Я оставляла твой телефон, конечно, но на всякий случай, как запасной. Они просят…

– Так вот ты перезвони ему и напомни – по какому номеру звонить положено, – назидательно продекламировал отец. Женька увидела его сейчас, как наяву: воспитательно сдвинутые брови, нервное подёргивание ногой от недовольства вынужденным, хоть и редким, пребыванием в реальности и обсуждением скучных насущных дел.

– Чего он хотел-то?

– Покупатель, что ли, нашёлся… Не понял я. Перезвони ему, доча, сама. Давай, до встречи.

Женька покрутила в руке телефон.

Если нашёлся покупатель – это хорошая новость. Она уж и не надеялась сбыть неожиданное наследство с рук.

Года три назад умерла тётя Феня. Ну как тётя… И, собственно, кому тётя? В длинной родственной линии, ведущей в Володарьеск, Женька всегда путалась. Детей тётя Феня не нажила, но неужели, восклицала её недоумевающая племянница, выскребая последние деньги с кредитной карты, чтобы уплатить налог на наследство, не нашлось у неё родственников поближе? Они и виделись-то всего однажды – на чьей-то шумной многолюдной свадьбе. И бац! – наследство в диких степях нижней Волги. В каком-то задрипозном Володарьевске! Женька не обрадовалась, скорее растерялась – что ей делать теперь с этой обузой?