Чертоги демонов

Он чувствовал, как нестерпимо чешутся раны на спине, как их жжёт, саднит. А ещё не меньше удовольствия доставлял бег в противогазе с вырывающимся грузом. И так тяжко, так тут ещё и борьба с этой сучкой надоедливой. К тому же, в отличие от него, Миланье, судя по всему, успела глотнуть газа от души. Её кашель, тяжёлый, надрывный, глухо звучал из-под маски. Насколько сильно она наглоталась, он не знал, но как выберутся, сразу посмотрит.

Перед глазами всё мелькала та самая картинка, мгновение, что будет преследовать до конца его жизни. Заплаканное лицо, дырка во лбу от пули, немного удивлённое жалостливое лицо…

Кент уже очень сильно жалел, что увидел в том демоне немного больше, чем требовалось ему для работы. Как и жалел, что спас Миланье, которая неприятным образом заставила его увидеть то, чего видеть солдатам совершенно необязательно.

***

Вечер, внеочередной для Кента в этом мире, опускался на землю.

Немного холодало. Здесь, в лесу, который был полностью скрыт от лучей солнца высокими густыми кронами, это чувствовалось куда более сильно, чем в других местах. Кроме некоторых очень странных на вид насекомых, которые представляли из себя местную мошкару, обильную, но безвредную, и мелких животных, здесь никто не обитал.

По крайней мере Кент точно мог сказать, что ни разу не увидел здесь крупного хищника или какую-либо другую тварь, напоминающую его. Зато видел нечто похожее на лису с розовато-золотым блестящим мехом. Он искрился в опускающихся сумраках и выглядел магическим. Иногда около деревьев или по ним пробегали какие-то чупакабры, которых Кент даже не мог описать. Да и не хотел. Не до этого было.

В конечном итоге он вышел к какому-то ручью, скромно протекающему через лес. Остановился около небольшой запруды.

Его дыхание, глубокое и хриплое, вырывалось из-под противогаза. Лёгкие жгло нестерпимо, но не от химии, а от такого забега. Рёбра болели, и казалось, что часть из них сейчас слишком сильно сдавливает печень, от чего она ныла. Его ноги немного дрожали, но сил в них хватало, чтоб стоять твёрдо.

Он очень быстро и аккуратно положил Миланье на землю. Она продолжала закашливаться и, когда он наконец перестал прижимать к её лицу противогаз, отбросила его в сторону. Её кашель, сухой, надрывный, как будто она рвала себе горло, разрушил тишину. Но Миланье продолжала кашлять, не останавливаясь.

Своими кулачками она неустанно тёрла зенки, которые сейчас были красными от раздражения и лопнувших сосудов. Участки кожи, которые были открыты, тоже чесались. А ещё её мутило. Казалось, что хочется вырвать, но при этом она испытывала страшную жажду. Голова словно была перегрета в печке, как и всё остальное тело.

Как жарко…

Очень медленно химия убивала Миланье, пусть она это и не понимала.

Зато понимал отлично это Кент. Видел, как очень медленно детский организм сдаётся под жёлтой хренью. Он быстро снял свой комбинезон пилота и шлем, бросив их вниз по течению, чтоб промыть водой, после чего в трусах прыгнул в запруду. Раны жгло, казалось, разъедало, но он старался не обращать на это внимания. Быстро обмылся водой, если где вдруг химия всё же попала на кожу, после чего подбежал к Миланье.

Та жалобно посмотрела на него и пробормотала:

– Мне очень жарко. Меня… крутит… в голове… Я ничего не вижу.

– Вообще ничего? – нахмурился Кент.

– В глазах всё плывёт… Зачем ты это сделал? Зачем убил её? Ты… так ненавидишь нас, что готов… (кашель) готов убивать даже после такого? – её слабый голосок был полон осуждения и боли.

– Потом. Потом объясню, а сейчас тебе надо помыться.

– Помыться? – она нехотя посмотрела на ручей. – А потом?

– Сейчас, - безапелляционно заявил он. – К тому же, от тебя мочой воняет ужасно, словно годами не мылась.

– Грубиян… Но… я не хочу. И тебя стесняюся… - пробормотала она, и её и без того красные щеки стали ещё краснее.

Да вот только Кенту было не до стесняшек и игр в пристойных девиц. Он жопу рвал не для того, чтоб она сейчас окочурилась. Причём, нахватавшись маленькой дозы, умирать она будет куда медленнее. А если не умрёт, что скорее всего, то ближайшее время для неё станет настоящим адом.

– Плевать! Давай, снимай монатки, - он схватил её и без каких-либо раздумий принялся раздевать, не обращая внимания на её протесты.

Миланье пыталась сопротивляться. Что-то там махала руками, говорила, но все её движения были вялыми, а слова едва-едва покидали губы. Она всё больше походила на куклу, большую и тёплую, чем на ребёнка. А потом кукла станет всё больше и больше походить на труп.

Через минуту Кент уже отмывал её в запруде. А Миланье даже не пыталась прикрыться или проявить хоть какие-то признаки стеснения. Она постанывала, кашляла и качалась из стороны в сторону, как метроном. От её бойкости не осталось и следа.

Кент хорошенько промыл ей волосы, чтоб никакая химия в них не осталась, после чего принялся отмывать её крылья. Оттянул в стороны и быстро помыл перепонки, не обращая внимания на слабые протесты. После них вниз по течению спускались разводы жёлтого цвета – крылья собрали больше всего химии на своих перепонках. А вот хвост Миланье мыла уже сама, на это сил ей хватило, так как она была даже в таком состоянии резко против.

– Всё, давай, сейчас промоем тебя, - вытащил Кент её за подмышки, не обращая внимания на её стеснения и попытки прикрыться.

Было бы что вообще прикрывать… – фыркнул он мысленно.

– Как ты меня промывать собрался? — слабо, немного сонно ужаснулась она.

– Сейчас увидишь.

Подняв её чуть выше по течению, чтоб не глотать ту же воду, где они смыли с себя химию, Кент заставил её пить до тех пор, пока её живот слегка не раздулся и ей не стало не то что плохо, больно. После этого два пальца в рот, и всё содержимое желудка вышло наружу. И так несколько раз, пока из неё не начала идти такая же вода, как и в самом ручье. К тому моменту она была никакой.

Положив её на землю, Кент принялся рыться в аптечке.

– Так, мелкая, держи.

– Что это?

– Активированный уголь. Если ты нажралась той дряни, то он всосёт в себя всё.

– Уголь? Он разве съедобен? – устало спросила она.
– А если он всосёт меня саму?

– Мы много не потеряем в таком случае. А ну-ка открывай рот.

Он забросил ей штук семь таблеток, после чего дал запить.

После этого посмотрел глаза.

– Чешутся… - слабо пожаловалась она.

– Будут чесаться. Надо было меня слушать, дура.