Чертоги Казад-Дума

— Как и я, гном. Властелин Колец не подчинялся никому, — завоевавший Морию орк резко качнул головой. — И, однако, девица эта внушает опаску. И ей подчиняемся мы, орки, не приемлющие чьей-то власти долго. Неужели считаешь, что такие, как она, просто взяли и появились в этом мире? Не верю.

Траин опустил взгляд к земле. Чуть поодаль сидела небольшая группа уруков, что-то бурно обсуждающая на своем корявом и грубом языке. Справа от них из стороны в сторону ходил хромой волчонок, которого сердобольный подгорный житель зачем-то решил подкормить день тому назад. Косо поглядывающий на гнома, молодой варг рычал и сверкал желтыми глазами, то ли желая опекуна своего разорвать, то ли попросить вновь о помощи. Траин, прищурившись, задумался.

Азог вряд ли бы обратился к своему заклятому врагу без причины. Весь путь, что армия проделала от Мглистых Гор до Лихолесья, гундабадский завоеватель молчал, предпочитая наблюдение действиям. И вот теперь, когда вся честная орчья компания ждала дальнейших приказов, властвующий над Казад-Думом урук вдруг решил поболтать. Траин, прикусив нижнюю губу, вновь посмотрел на Анаэль. Вспомнил ее рассказы о сестре. Представил себе Ниар. Нахмурившись, обернулся к Азогу. Чувствуя горечь, решил, что практически продает душу. Сглотнув же, успокоил себя мыслями о Торине. Жизнь сына стоила всех страданий и невзгод, которые еще только предстояло пережить.

— Чего ты хочешь от меня, орк? — Траин поднял взгляд к Азогу. Последний, руки сложив за спиной, с ужасом в глазах смотрел на бессмертную дочь Моргота. — Зачем обращаешься ко мне, зная, что помощь я тебе не предоставлю?

— Тебе ведь свобода нужна, так, гном? — гундабадец, вздрогнув, поймал взгляд подгорного жителя. — Я могу тебе ее дать. Могу дать даже оружие и пару орков в защиту. И не думай, что я с удовольствием сделаю это – всей душой и сердцем я желаю тебе смерти, страшной и мучительной. Но в сравнении с испытываемым страхом, моя ненависть к тебе меркнет. Пытаясь понять, с кем имею дело, я с неудовольствием осознал собственную глупость. Однако ты знаешь больше…

Азог замолчал. Траин, наблюдая за орком, улыбался. Предложение казалось соблазнительным. Еще пару лет назад он бы без промедления согласился на сотрудничество, но теперь, проживший годы подле чародеев Ангбанда, гном предпочитал медленно обдумывать каждое принимаемое решение. Отказывать уруку Траин не желал, но заключить сделку был готов только на своих условиях. Поэтому, кашлянув, старый Король-под-Горой произнес:

— Продолжай говорить, Азог. Но помни – ты враг мне, как и я тебе. Не ожидай честности с моей стороны, а я не буду ожидать ее с твоей. Быть может тогда и договоримся о мире. А пока – продолжай говорить. Начало хорошее.

Начало хорошее. Пусть не идеальное, но хорошее. Осаа оглянулась, всматриваясь в силуэт маленькой эльфийки, что гнала своего коня через Лихолесье. Смелая и беспринципная, Нанивиэль могла в корне изменить сложившуюся ситуацию. Хмыкнув, гномка обернулась, отряхивая руки. В каком-то смысле, теперь Королева Эребора понимала, какой мудрой и правильной тактики придерживались дети Мелькора: не показывая лиц противникам, они лишь шептали тут и там сладкие слова, сталкивая лбами союзников, натравливая друг на друга друзей. Оставаясь в тени, они вершили историю Средиземья. Подобная стратегия во многом оправдывала себя. Наверное, именно поэтому Осаа и сама решила действовать так, как обычно действовала Ниар: исподтишка толкая людей к действиям, мать Торина надеялась как-то изменить расстановку сил в Эндоре. И даже если желанию этому не суждено было сбыться, Осаа всем сердцем желала убедить наследницу Барад-Дура прекратить борьбу за освобождение Мелькора. На кон была поставлена жизнь Торина, поэтому без всякой прихотливости мудрая гномка рассматривала любые возможные средства, которые бы могли помочь достигнуть поставленных целей.

Хмыкнув, гномка переступила через поваленное дерево. Нужно было поспешить к Ниар. Наследница трона Дор-Даэделота, вероятно, сейчас пряталась рядом с компанией гномов, наблюдая, изучая, выжидая. План старшей Миас был предельно ясен и прост. Однако Красная Колдунья не учитывала одной важной составляющей, которая, по мнению самой Осаа, являлась важнейшей частью последующих событий. Привыкшая побеждать, владычица Тангородрима не брала в расчет своих собственных эмоций.

Досадная ошибка.

Улыбнувшись, гномка остановилась на секунду, закрывая глаза. В уме чередой тусклых вспышек пронеслись воспоминания о чудесном прошлом. Перед взором возник призрачный образ Эребора: широкие каскады малахитовых лестниц, длинные аллеи высоких колоннад, огромные витражи широких окон и золотые жилы, пронизывающие камень горы насквозь. До ушей донеслось стихающее эхо детских голосов – бегающий за Дис Торин, вечно возмущающийся на шум Фрерин, и шутящий над ними всеми Траин. Утерянное счастье, растворяющееся в тумане былых времен. Сглотнув, Осаа сжала руки в кулаки.

Когда-то давно, будучи еще совсем юным, Торин сказал матери, что не боится смерти и вряд ли побежит от нее, если опасность вдруг нависнет над Эребором. Тогда гномка посмеялась над бравадой сына, найдя в словах маленького принца некую детскую наивность. Но не было наигранности в реплике наследника трона, теперь Осаа это осознавала. Даже будучи ребенком, Торин в принципе понимал, что его может поджидать в будущем. Понимал и мирился со своей участью, спокойно принимая всю тяжесть собственной судьбы.

Смелость – качество, которым обладают герои. Именно смелость позволяет творить чудеса, низвергать зло и нести в мир справедливость. Но что такое смелость, когда речь начинает идти о любви? О чем-то близком и родном? Что такое храбрость в сравнении с той ужасной болью, которая испепеляет сердце в моменты потери любимых? Лишь слово, глупое и бессмысленное понятие. Ничего не ранит сильнее тех стрел, что несут на себе яд сильных чувств.

Планы Ниар зиждились на слабостях существ Эндора. Старшая дочь Мелькора умела играть чужими эмоциями. Об одном только забыла Красная Колдунья: манипуляция чувствами – палка о двух концах. Примеряя маску добра, можно ведь и собственное лицо забыть.

Примеряя маску добра, можно ведь и собственное лицо забыть. А Феанор, не считая себя подчинившимся воле Саурона, терять из памяти былой облик не собирался. Пребывая в теле человека, он оставался собой – Королем Нолдор, Великим Кузнецом, Воином и Создателем Сильмарилл. И хоть теперь время было властно над бренной человеческой сущностью, оно не могло изменить бессмертной эльфийской души.

Остановив коня, кузнец спешился и посмотрел на юго-восток. Где-то там, вдали, ждал своего часа спящий Мордор. Накрытый облаками пепла, надменно взирал он на быстротечную жизнь Средиземья. Пламенное дыхание Ородруина все еще грело сердце темной страны, а духи павших воинов продолжали стеречь пустынные земли. Туда и вилась тропа бессмертного, к чернеющим далям, к высокому зубцу Барад-Дура. К Властелину Колец, набирающему армию и готовящемуся к наступлению. Тихий мир разрывал на куски едва ощутимый треск заговоров. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, но все и вся чувствовали сгущающийся над Энноратом сумрак.

Сглотнув, Феанор поднял к глазам руку. Сжатый в пальцах кусочек разорванного звена Ангаино свирепо поблескивал под прямыми лучами солнца. Металл обжигал кожу, но радовал глаз. Поморщившись, эльф представил себе скованного цепью Мелькора. Старый Враг, некогда мудрый и сильный Вала, способный своей силой разрушить мир и отстроить его с нуля. По иронии судьбы, теперь Моргот гнил в тюрьме Илуватара. А вот детишки его резвились по Средиземью и нос свой длинный совали во все нужные и ненужные места. Хмыкнув, Феанор убрал звено Ангаинор назад в карман плаща. Созданный Аулэ металл должен был сгодиться для ковки еще одного колечка, намного более могущественного в сравнении с Единым Кольцом Майрона.