Чертова дюжина
Шрифт:
Все это он произнес одними губами, почти беззвучно.
Толстяк обреченно поднял автомат. Ружейный ремень, соскользнувший вниз с округлого плеча, сухо звякнул кольцом замка.
Сантехник помоложе оглянулся, напряженно всматриваясь в темноту, и спросил напарника:
— Слыхал, Макарыч?
— Крысы небось, — для порядка пояснил тот.
Молодой покачал головой.
— Нет, вроде бы не крысы. Похоже, железо звякнуло. Посвети-ка.
— Нечего время терять! И так три часа по этому г… шатаемся! Еще за каждой крысой гоняться буду…
Молодой
Генерал задержал дыхание, выцеливая жертву с таким расчетом, чтобы пуля вошла в голову чуть повыше бровей. Аккуратно и плавно он потянул спусковой крючок.
Бегемот, перед тем как выстрелить, сдвинул флажок предохранителя вниз. Сухой щелчок прокатился под сводами тоннеля. Был он тихим, но окружающая пустота усилила его, подчеркнула звук клацнувшего механизма.
Макарыч пропустил этот звук, не обратил внимания, но молодой сантехник моментально втянул голову в плечи. Выстрелов он не услышал, только лязгнули затворы, выбрасывая стреляные гильзы. Сутулого старика вдруг резко и сильно швырнуло вперед, и молодой, сгибаясь еще ниже, успел увидеть черные брызги, вылетающие из головы Макарыча и повисающие на бетоне. В следующую секунду он почувствовал, как что-то обожгло голову, содрав клочья кожи с затылка, ткнулось раскаленным штырем в шею и прошило правое плечо под самой ключицей. Пуля «вала» пробила его тело насквозь, ударилась в стену и с визгом срикошетила, высекая из бетона град крохотных осколков. Молодой повалился лицом вперед, в грязь, в гниющую жижу, в дерьмо. Он чувствовал, как кровь заливает лицо, а по телу растекается оглушающая волна боли.
Генерал в бешенстве повернулся к стоящему рядом толстяку.
— Эй ты, жирдяй! Я разве не говорил, чтобы ты не ставил автомат на предохранитель, урод? Ты, падла, чуть нам все дело не запорол. А если бы этот молодой ушел, поднял тревогу?
— Я же попал в него, — слегка растерянно ответил Бегемот. — Все ведь в порядке.
— Твое счастье, что попал. Считай — повезло. Промахнулся бы, я б тебя в порошок растер.
Лицо Генерала перекосила ярость, а надвинутые на глаза очки ночного видения придавали ему жуткий, футуристический вид. Бегемот попятился, но за спиной была бетонная стена. Он лишь прижался к ней лопатками и поплотнее стиснул автомат. Страшно.
Генерал сжал кулак и вздернул руку, словно намереваясь ударить Бегемота в лицо, но застыл. Затем медленно выдохнул.
— Еще раз ты облажаешься, ж…а, и я тебя убью. — На сей раз голос его прозвучал абсолютно спокойно. — А теперь иди и добей этого придурка.
Бегемот стоял молча, глядя себе под ноги.
— Ты что, Бегемот, не слышал? Иди и добей раненого. Сделай свою работу.
— Ладно, Генерал, кончай, — вступился за толстяка Леденец. — Ты же видишь, он и так сейчас в обморок упадет. Если надо, я могу это сделать.
— Я сказал: Бегемот! — не обращая внимания на Леденца, повторил Генерал. — Иди и добей! Бегом!
— Ты, правда, отстал бы от него, Генерал, — буркнул вяло Дофин. — Он же выстрелил.
Мы и так выбились из графика. А если еще Бегемот в обморок хлопнется…— Тогда я его пристрелю, — отрезал Генерал. — Бегемот, я жду!
— Эй, Генерал, кончай! — жестче сказал Леденец. — Я сам добью его.
— Увянь. Тебя сейчас никто не спрашивает. Это наше дело. Бегемот! — Генерал поднял автомат. — Или ты пойдешь, или я стреляю. Считаю до трех!
— Генерал! — Леденец протиснулся между Генералом и толстяком. — Поговори со мной, Генерал!
— Ребята, кончайте вы, — пробасил, оглядываясь, Айсберг.
— Точно, — вступил в разговор Ватикан. — Не хватало еще, чтобы мы перестреляли друг друга.
— Ладно, — тихо сказал Бегемот.
Леденец повернулся к нему лицом.
— Стой на месте!
— Не надо. — Бегемот медленно, пошатываясь, побрел к двум распростертым телам.
Генерал наблюдал за ним с плохо скрываемым торжеством.
Вот толстяк поравнялся с раненым, остановился, помедлил секунду, и тотчас его настиг насмешливый выкрик:
— Давай! Докажи, что у тебя в штанах кое-что есть! Мужик ты или тряпка? Давай!
Бегемот приставил ствол автомата к голове раненого, зажмурился, отвернулся и резко нажал на курок.
— Молодец, — похвалил Генерал. — Ты не такой безнадежный тормоз, каким кажешься. Ко мне!
Толстяк молча пошел к группе, а Генерал достал из кармана переговорное устройство.
— «Осень», я — «Москва-один». У нас ЧП.
Рация тут же ожила:
— Я — «Осень». Что у тебя?
— Два двухсотых.
— Кто такие? — озабоченно отозвался Шептун.
— Не знаю. Может быть, технические службы — сантехники или водопроводчики. А может, фээсбэшники.
— Ты уверен, что оба двухсотые? — спросил Шептун.
— Пять пуль. — Генерал вздохнул. — Послушай милицейские каналы. Если что-нибудь подозрительное, сразу передай нам.
— Хорошо, «Москва-один», договорились.
— Все, отбой, «Осень». Направляемся к третьему маяку. — Генерал отключил переговорное устройство, оглянулся на стоящих за спиной боевиков. — Пошли, у нас мало времени.
Они двинулись вперед, равнодушно переступив через распростертые в грязи тела. Перешагивая через мертвого старика, идущий позади Айсберг протянул руку и коснулся пальцем капли крови, застывшей на шершавой стенке, растер ее между пальцами и усмехнулся. Ему нравилось происходящее. Он попал именно в то месиво, которое любил, — боевые действия. Не вооруженная вылазка с целью устроить шум, а настоящее диверсионное задание. Громила топал вперед, и на губах его играла блаженная улыбка.
12.02
— Так, — начала Вероника, вынимая из кофра диктофон. — Ты мне рассказал, как попал к Хорю. А что произошло с этим… Рыбой?
— С Рыбой? Я же говорил уже. — Марафонец глянул в сторону водителя и, поймав встречный взгляд в зеркальце заднего вида, повернулся: — Сигаретку дай?
— Чего? — переспросил тот.
— Сигаретку, говорю, дай.
— А-а… — Водитель протянул мятую пачку «L&M».
Марафонец закурил, затянулся, словно вместе с дымом заглатывал воспоминания, выдохнул.