Чертовка для безопасника
Шрифт:
— Многим это не мешает!
— Я - не многие, — он становится невероятно серьезным, а пальцы переползают с лица на шею, чуть ласкают, а затем…
Затем он неожиданно поднимается, отпуская меня, и садится, опираясь на изголовье кровати.
Я пару минут лежу, тупо пялясь в потолок. Удивляясь. Он же, вроде, секса… Член стоял… Бросаю взгляд на простыню, топорщащуюся в районе паха, поправляюсь – стоит.
И что? Опять будет насмехаться? А потом трахнет? Вот и весь разговор…
— Я - вдовец, — неожиданно говорит Кирилл, вытягивается, разминает шею, — женился сразу после совершеннолетия…
Я переворачиваюсь на живот, смотрю на него внимательно, ища на лице признаки… Ну… Не знаю… Боли? Сожаления? Он ее еще любит?
— Ты ее еще любишь?
Вопрос вырывается неожиданно даже для меня. зачем спросила? Дурёха…
А если скажет, что да? Что делать будешь?
—Любил, — коротко отвечает он, вытягиваясь сильнее, вдыхая и выдыхая нарочито медленней, — а сейчас… Сложно сказать, Марта… Это так давно было, столько всего произошло, что-то забылось…
— Мне жаль.
— Мне тоже, да. Кит вырос без мамы. Я, конечно, старался, чтоб он не чувствовал себя… Но все равно.
— Он на тебя похож?
— Немного, — Кирилл улыбается, тепло так, легко, — но больше на маму свою. Такой же… Улыбчивый.
— Мне кажется, ты тоже улыбчивый… — эта фраза тоже вырывается сама собой, я не контролирую уже то, что говорю, смотрю на него, опираясь на кулак и рассматривая лицо Кирилла пристально.
— Не-е-ет, — тянет он, — это вообще не так. Слышали бы тебя мои… Друзья.
— А у тебя много друзей?
— Нет, мало.
— А родственников?
— Тоже… Кит, Юрик… И все, наверно.
— Как ты с папой познакомился?
— Он меня спас, — пожимает плечами Кирилл, — если бы не он… Так что я теперь в долгу.
Это слово неприятно режет слух, хочется развернуть тему, пусть и опасную. Но я не успеваю.
Кирилл усмехается, оглядывая меня, лениво качающую ногой и рассматривающую его очень даже говорящим взглядом.
— Так что, я больше женат не был, особых привязанностей нет… Пока. И все, что тебе надо знать про меня, ты уже знаешь. А теперь ползи сюда и отсоси мне.
— Ах ты… — я опять задыхаюсь от гнева.
Ну надо же! Только-только нормально начали разговаривать, Кирилл немного приоткрыл свою вечную циничную маску… И все! Тут же все прекратилось! Опять он - гад, циник и хам! Ну вот как это все умещается в одном человеке?
С одной стороны – явно заботливый отец, поднимавший сына в одиночку, нежный, опытный любовник, очень тонко чувствующий человек, видящий меня иногда просто насквозь, а с другой – вот такое гаражное хамло?
— Ах я, — передразнивает он, с огромным удовольствием разглядывая мое красное от гнева лицо, потом скользит по кровати, тянет руки, ловит не успевшую среагировать меня, распластывает опять под собой, — ну ладно, так и быть, сначала полижу тебе. А потом - минет!
И спускается ниже, не слушая возражений.
Которых нет, собственно.
Он, конечно, гад. И сволочь. Циничная… Тварь… Ах… Скот… Просто скот… О-о…
Цепляюсь за простынь, выгибаюсь, непроизвольно шире раздвигая ноги, потому что невозможно по-другому, нереально! Как
он это делает? Как он…За окном - неяркий северный день, а у нас тут - просто африка…
Пусть дольше длится…
Я изо всех сил желаю этого и не догадываюсь, что моему безмятежному плотскому счастью срок - всего неделя…
Глава 28
Глава 28
В эту неделю мне постоянно кажется, что Кирилл совсем не спит: поздно ложится, рано встает.
Сладко терзает меня по вечерам, и не только по вечерам…
Но именно перед сном замечаю привычку: полежать со мной, пока не усну.
Но затем - встает и уходит. Я это чувствую.
Пару раз делаю вид, что уснула, а потом на носочках бегу по комнатам, чтобы постоять у окна и посмотреть, как он дрова колет или чем-то занимается в сумраках белой ночи.
Его спина, обтянутая майкой защитного цвета, невероятно соблазнительна, невозможно оторвать взгляда. Я и не отрываю. Смотрю. Подглядываю, от себя пряча причины всего этого безумия.
Почему-то кажется, что, если не признаюсь себе, то и, вроде как, все по-прежнему, и ничего не происходит…
Мир - где-то там, далеко…
И только отголоски его проникают в наше замкнутое пространство на двоих…
— Акварельную бумагу! Я просила акварельную бумагу! — ворчу я на Юрика, когда он навещает с покупками и привозит не то, что я просила.
Юра в ответ тянет губы в невероятно знакомой ленивой усмешке, я смаргиваю и отворачиваюсь…
Чертовы Кирсановы…
Манкие, как инкубы.
Приходится рисовать на бумаге для черчения. Хорошо, хотя бы карандаш есть, и у меня к концу десятого дня образовывается папка с рисунками.
Хит сезона – идеальное мужское тело. Кирилл позировать мне отказывается, и я накидываю его по памяти с большим тщанием и трепетом в сердце. Так же собираю небольшие намалёвки. Пребывание в таком красивом, немного сказочном месте пополняет тайные запасы моего вдохновения.
Дом на берегу стоит под сенью высоких сосен, но так удачно построен, что в окно спальни попадает раннее солнце.
И если не закрыть занавеску, то можно проснуться от яркого слепящего света, который будит настойчивее будильника. Я под одеяло пытаюсь спрятаться, но дверь скрипит предательски, и холодные руки ловят мои щиколотки.
Вскрикикаю от контраста, одеяло обрасываю и сажусь, чтобы посмотреть на мужчину своей мечты.
— Поймал! — торжественно объявяет Кирилл, продолжая держать мои ноги. — Вставай, малышка, я в жестокой борьбе с Юркой отвоевал нам пакетик маршмэллоу! Ты пробовала маршмэллоу, поджаренное на костре?
— Нет, сей изыск миновал моё меню, — улыбаюсь я, убирая пряди волос за уши.
У меня от постоянной улыбки уже щёки болят, но смотрю на Кирилла и взгляд не могу оторвать. Опять.
И кажется, что он тоже влюблён, глаза голубые светятся, как небо ясное, и хотя небо-то у нас северное и холодное, но оно тоже умеет завораживать.
Мой ледяной демон, мой северный зверь. Я с ума сойду от него. Сошла уже, сошла…
— Тогда вставай, сладенькое тебе с утра, — он подмигивает и на время исчезает под одеялом.