Червь 4

До ворот оставалось пару шагов, когда мы услышали дрожащий от испуга голос парнишки:

— Он здесь! Андрей… он жив…

Последние слова парнишки сжевало голосом, обладающим абсолютной властью и силой:

— И ты его не убил?

— Я… мы… я пытался, но он сильный! Он всех убил!

— Ты убежал? — в устрашающем голосе слышалось лёгкое бульканье.

Мы поравнялись с распахнутыми воротами, и вбежали на территорию «Швея». И замерли, как вкопанные. Увиденное поразило меня до глубины души. Можно во многое поверить, но только не в это.

Парнишка стоял на коленях перед огромной фигурой с зажатым факелом в вытянутой над головой левой рукой. Голова парня тряслась от плача, он боялся признаться в своей трусости. Но тому, кто стоял перед ним на целую ступень выше, и не нужно было никаких оправданий.

Раздался свист. Лопнула кожа, хрустнули кости. В свете факела мы увидели огромную секиру, разрубившую воздух у лица парня.

— Трус! — завопила огромная фигура и пнула ногой стоящее перед ним тело в грудь.

Бедолага молчаливо покатился по лестнице, а когда до земли оставалось ступеней пять, его голова отделилась от туловища, и, не хуже футбольного меча, попрыгал вниз по ступеням.

Факел медленно опустился. Мы видели, как вздрагивающее пламя осветило лысую башку, покрытую странной коркой. Мы увидели вздувшееся тело, покрытое такой же грубой коркой. И мы увидели огромные руки, затянутые доспехом из какой-то корки, шершавой и грубой. Примерно, как у меня…

А точнее — как у Дрюни.

— Ты и вправду хочешь вернуть власть? — знакомый до боли голос бульканьем раскатился по округе. — Так знай, Великий Андрей, народ тебя ненавидит! Народ тебе не поверит! Мой народ на моей стороне!

Это огромный уродец, этот амбал в гнойном доспехе оказался Борисом. Его белые глаза, его голос, его лысая голова… он сумел перевоплотиться.

Свет факела медленно пополз по затянутому гноем животу. Борис подтянул правую руку к телу, выпуская на свет ужасный предмет, что в одну секунду сумел обезглавить человека. На нас с высока взирали секира, у которой вместо двух стальных лезвий — два грубо срезанных лица. По ним словно проехались катком, вытянув уголки глаз и губ. Лица крепились на толстом древко, почти с рост Бориса. Необычное древко удивило не меньше: могло показаться, что его покрывает древесная кора, но это была корка, один в один похожая на ту самую корку гноя, что покрывало тело Дрюни. И вся эта конструкция — два лица и древко — были сплетены между собой длинной полоской высушенной кожи, на которой болтались дюжина человеческих ушей.

— Осси, Инга, — пробулькал Борис, — Рад вас видеть. Вы же понимаете, какая участь ждёт предателей?

Его белые глаза стрельнули в подкатившуюся голову к нашим ногам.

— Андрей, ведь мы уже проходили всё это! Ну зачем ты вернулся? Мало боли ты испытал? — голос Бориса быстро обрастал гневом. — Или понравилось? — и тут он уже вопил на всю деревню. — Я не знаю, каким образом ты сумел вновь оказаться на пороге моего дома, но я тебе обещаю — это в последний раз!

Факел взмыл в воздух, пролетел все ступени и рухнул у наших ног, осветив застывший ужас на отрубленной голове парня. Борис сделал пару шагов назад, перехватил секиру двумя руками и проорал:

— Пришло время умирать!

Дрюня сорвался с места, ломанувшись к лестнице. Одновременно с ним и Борис сорвался с места. Огромное тело со вскинутой над головой секирой в несколько шагов подбежало к краю лестнице, с силой оттолкнулось и взмыло в воздух, нацелившись точно в бегущего на встречу Андрея.