Червонные сабли
Шрифт:
Но с того дня, как привезли в лазарет кремлевского курсанта Федю Стародубцева, жизнь там изменилась. Всем хотелось поглядеть на человека, который видел Ленина и даже разговаривал с ним.
В большой комнате, где был лазарет, тесно стояли железные койки с соломенными тюфяками, деревянные топчаны, а то и просто сено на полу, а на нем раненые. Серые солдатские одеяла, шинели. Вместо подушек - мешки с соломой. В углу - голландская печь. На подоконнике - керосиновая лампа, которая давно не горела, и под стеклом видны были засохшие мухи. Тут же в козлах стояли винтовки
В коридоре была еще одна комната, где на столе санитары разложили перевязочный материал и склянки с йодом. Бедность обстановки объяснялась общими недостатками и походным характером лазарета.
Главным здесь был фельдшер дядя Яша, которого в шутку звали «братом милосердия», а еще «помощником смерти». Это был добрый, тихий человек. Он спал вместе с бойцами, по ночам дежурил возле тяжелораненых. Дядю Яшу бойцы любили и добродушно посмеивались над тем, как он определял температуру простым прикладыванием ладони ко лбу.
Никто не ожидал, что в лазарет может приехать командарм. Но именно так случилось. Городовиков уже знал, как беззаветно дрались с дроздовцами московские курсанты, и хотел поговорить с одним из них.
Как на грех, в тот день собрались в лазарете Ленькины дружки - Сергей, Махметка и Петро Хватаймуха. Они на рассвете вернулись с боевого задания и сразу же прискакали в лазарет, прихватив с собой два огромных полосатых кавуна. Махметка отрезал саблей ломти сочного арбуза и угощал Федю и других раненых.
Пока фельдшер и сестры милосердия делали раненым перевязки, разведчики окружили койку Феди Стародубцева:
– Значит, ты из Москвы?
– Из Белокаменной, - со слабой улыбкой отвечал Федя.
– А царь-пушку видал?
– Каждый день ходил мимо нее.
– Да ну?.. А верно, что одним ее снарядом можно дом развалить?
– Она не стреляет.
– Выдумывай... Кутузов в Наполеона не из этой пушки стрелял?
Часть бойцов навалилась на Леньку, рассматривали фотографию, где кремлевские курсанты были сняты вместе с Лениным.
– А ты где, Федул?
– Вот, рядом с Лениным, - отвечал Ленька, - А это Владимир Ильич.
– Где? Покажи.
– Вот, в середине, в ушанке.
Все тянулись потрогать руками фотокарточку, сравнивали лицо Феди со снимком: одни узнавали, другие говорили - не похож. Каждый тянул фотографию себе, а Ленька не давал.
– Тише, хлопцы, порвете...
– Ленин сейчас на фронте. Воюет с белополяками, - уверенно проговорил боец с забинтованной ногой и костылем в руке.
Другой возразил:
– Ленин - вождь мировой революции. Посуди: есть у него время шашкой махать?
– Есть у него время на все. У нас под Тихорецкой случай был. Рота попала в окружение. Со всех сторон белые кавалеристы шашки выхватили и давай, рубать. Жуть что творилось, а помощи ниоткуда. И вдруг примчался всадник на коне, как из-под земли вырос. Рубает направо и налево, крошит беляков, только головы летят! А конь ногами топчет врагов, зубами рвет. Половину беляков перебил, а другая тягу дала. Тогда наши бойцы удивились и спрашивают: «Кто
ты такой, товарищ, и откуда взялся?» - «Отвечу, - говорит, - но только по большому секрету: я - Ленин». Сказал - только его и видели...– Сказки рассказываешь!
– А вот и не сказки... Товарищ курсант может подтвердить.
В эту минуту и нагрянул в лазарет Ока Иванович. Он прискакал со своим адъютантом, увидел во дворе кавалерийских лошадей под седлами, и по Ласточке догадался, что приехали друзья Леньки Устинова.
Легкими шагами Ока Иванович поднялся на крыльцо. Фельдшер дядя Яша в своем замызганном халате с завязочками на спине даже уронил склянку от неожиданности.
– А ну, где тут раненый курсант?
– спросил Городовиков и сам открыл дверь.
При виде командарма все вскочили. Раненые заковыляли к своим койкам, а разведчики, друзья Леньки, застигнутые врасплох, вытянулись перед командармом.
– Что-то чересчур здесь много раненых, - проговорил Ока Иванович, оглядывая гостей.
– В каком это смертельном бою вы пострадали? Почему в лазарете?
Сергей откашлялся и объяснил:
– Дружка навестили, товарищ командующий.
– Возле боевых коней ваше место.
– Ока Иванович остановил подозрительный взгляд на Махметке, который не успел дожевать кусок арбуза и глядел на командарма, выпучив глаза: - А ты куда ранен?
– В душу, товарищ командарм!
– Хитер, барбос...
– и Городовиков не удержался от улыбки.
Разведчики поняли, что командарм подобрел, откозыряли и вдоль стены боком поспешили к выходу.
Ока Иванович подошел к Стародубцеву, обложенному подушками:
– Здравствуй, герой... Лежи, лежи. В грудь ранен? Жалко, что у нас врачей нема. Но ничего, дядя Яша у нас мастер на все руки.
– Живо на тот свет отправит, - засмеялся кто-то из бойцов.
Городовиков на шутку ответил шуткой:
– Не верь. Дядя Яша залатает все твои раны... С командованием твоим я договорился: временно полежишь у нас.
Городовиков присел на кровать и облокотился на шашку:
– Как себя чувствуешь?
– Навоевался я, наверно, товарищ командующий... Спасибо вашим кавалеристам, а то бы худо мне было.
Пока шел разговор, Ока Иванович ни разу не поглядел на Леньку, будто не замечал его, а тут стрельнул в его сторону строгим взглядом и сказал:
– А с тобой, партизан, я еще побалакаю...
– Он повернулся к Стародубцеву, и разговор продолжался: - Значит, крепко дрались за Орехов?.. А город, видишь, опять у белых...
– Отобьем. Это я вам точно говорю. А дрались наши так, что передать невозможно.
– Да-а...
– задумчиво протянул Ока Иванович.
– Дела у нас пока неважнецкие. У Врангеля вдвое больше кавалерии. И каждому нашему коннику приходится драться против двоих белых. Но ты верно говоришь: последнее слово будет за нами.
Командарм поднялся, обошел раненых, а в коридоре отозвал в сторонку дядю Яшу:
– Бойцов корми лучше. А курсанта придется отправить в тыл.
– Опасно, товарищ командарм. У него три раны и одна штыковая. Не выдержит дальней дороги.