Чешские юмористические повести

Если бы у Ировца было время, он провалился бы прямо на глазах этих господ сквозь землю, ибо уже падали каплищи величиной с добрую сливу. Но дядюшка не стал дожидаться, пока все собравшиеся установят, что в самом деле начался дождь. В один прыжок оставил он за собой подмостки, высокопоставленное общество, проповедь — только еще успел заметить на бегу, как церковный сторож раскрывает над его преподобием зонтик.

Сунув руку в карман и нащупав ключ от черной кухни, Ировец сразу смекнул, чем тут пахнет.

Он даже не побежал в дом, а, руководствуясь безошибочным чутьем, ринулся прямиком за гумна.

Тем временем на праздничной трибуне поднялся страшный переполох. Пан декан так и не смог продолжить проповедь, которую ему во что бы то ни стало хотелось довести до конца. Засвистел, загудел, завыл, как тысяча голодных собак, вихрь; над головой его преподобия треснул вывернутый наизнанку зонт церковного сторожа; в сей же миг затрещали доски рушащихся ярмарочных ларьков, их брезентовые навесы затрепыхались в воздухе, послышались женские вопли, мужские проклятия — вот и все, что в тот зборжовский судный день можно было зафиксировать, пока ужас, охвативший свидетелей тогдашнего стихийного бедствия, не лишил их остатков разума.

Рассказывают, что перед полным затмением солнца, погрузившим Зборжов во тьму египетскую, были еще замечены три форменных головных убора, украшенных золотом или черными перьями,— они летели, уносимые ураганом; первым, конечно, летел кивер окружного начальника, затем — фуражка директора гимназии и в почтительном отдалении — фуражка учителя восьмого должностного разряда… Только вслед за ними летели шапки обыкновенных и более чем обыкновенных смертных. Шляпы ходского хора из села Уезд, каждая величиной с тележное колесо, катились с такой быстротой, что от них отрывались ленты.

Потом уже никто не мог различить даже ближайшего соседа и сам не знал, стоит он, лежит или возносится над землей. Те, кто зажмурился, защищая глаза от песка и пыли, раскрыв их, вдруг обнаружили, что за одну секунду наступила ночь, во мраке которой тысячи хриплых глоток ревели вселенскую погребальную мессу. Тут почти все решили, что и впрямь настал конец света. По крайней мере они дружно это утверждали впоследствии.

Итак, любезный читатель, мы приближаемся к заключительной точке нашей правдивой истории о необыкновенной судьбе дядюшки Ировца, который именно в это время оказался участником самого диковинного происшествия из всех, что уже описаны на сих страницах. Нужно сразу же заметить — точку, которая вскоре будет поставлена, по сути дела, сотворили за нас сами небеса, причем столь решительно, что обоим нашим центральным героям надолго отказали слух, зрение и вообще все органы чувств. Эта завершающая точка превзойдет кульминационные пункты самых бессмертных шедевров отечественной художественной прозы, и в их числе — охотно и бескорыстно допускаем это! — могут быть даже произведения, способные затмить нашу повесть! Точка сия будет изготовлена из огня небесного и сопровождаема громом, вероятно, более оглушительным, чем шум, который наше повествование наверняка вызовет в его главном месте действия — в Цапартицах,— да ниспошлет господь здравие жителям города, коему еще многие века предстоит быть «сторожевой заставой на дальних рубежах родины»!

Так вот, поскольку мы вынуждены вернуться к дядюшке Ировцу, надо вам сказать, что найти его нам будет чрезвычайно нелегко. Он и сам лишь на ощупь смог определить, где в эту минуту находится. Была тьма, про которую говорят, что ее можно резать ножом, но и это бы ему не удалось, ибо ветер, дующий откуда-то из адской бездны, не дал бы раскрыть складной нож. Во всяком случае дранку с кровли срывало целыми охапками да с таким треском, что уши закладывало, к тому же все это светопреставление сопровождал грохот, по тембру более всего напоминавший гудение волынки, под которую в ходском крае поют коляды. Только волынку эту пришлось бы сделать из самой большой навозной бочки дядюшки Ировца [39] .

39

Пение коляд сопровождается здесь игрой на инструменте низкого звучания, изготовленном из старого жбана размерами елико возможно побольше, отверстие которого туго обтягивается пузырем. Пучок конского волоса, когда им водят по пузырю взад-вперед, извлекает из этого инструмента звук, похожий на гудение волынки. Для игры на сем инструменте надобны два музыканта: один держит его между колен, другой обоими руками водит по нему пучком конского волоса (прим. автора).

Ветер нес потоки воды у самой поверхности земли, и на другой день староста был весь в синяках от градин (разглядеть, какова их величина, он так и не успел). Вероятнее всего, дядюшка вообще не сдвинулся бы с места, если бы в этот миг не прорезала тьму невиданная молния, осветившая липу, которая раскачивалась над его домом, заламывая ветки, словно руки. Значит, он шел правильно и был на задворках своей усадьбы.

Огнь божий оказал ему еще одну услугу: во тьме, расколотой яркой вспышкой, староста увидел две или три фигуры, изо всех сил что-то тянувших. Когда вновь сверкнула молния, двое отскочили в сторону, остался только третий — с задницей на затылке.

Одним махом Ировец очутился возле Грознаты. Возможно, вихрь подхватил дядюшку и помог ему достигнуть цели. Он успел ощутить в руке шелковый шнур святого Флориана, изо всех сил дернул его, и тут вдруг между обоими героями с треском переломился полыхающий огнем гнет [40] .

«С нами крестная сила!» — выкрикнул Ировец. «Господи! Спаси и помилуй!» — по-христиански ответил Грозната, и оба без чувств грохнулись наземь…

Ливень, обрушившийся на Цапартицкий округ 27 сентября недоброй памяти 189… года, был самым что ни на есть ужасающим. Сколько воды низверглось тогда на землю, можно судить хотя бы по тому, что пряничник Вацлавичек, как был — в форме ополченца,— на ящике своих изделий приплыл по Бубржине домой, в Верхнее предместье. Завел он привычку — едва отгремят торжественные залпы, покидает строй и опрометью бросается к своей лавчонке, на помощь бойко торгующей женушке. Многоводная цапартицкая речушка Бубржина берет начало у Зборжова, и если многоводной мы назвали ее в шутку, то на сей раз она и в самом деле пенилась и бурлила.

40

Гнет — толстая жердина, с помощью которой сено укрепляется на возу (прим. автора).

Утонуть тогда, разумеется, никто не утонул, хотя народ сомневался, не приключилось ли это несчастье с учителем Глупкой, который в ту пору таинственно исчез. Но сего факта мы коснемся позднее.

Все свидетели в один голос утверждают, будто катастрофа не длилась и минуты, и особенно дивятся тому, что за столь краткий срок было произведено такое страшное опустошение. Секундам мертвящего ужаса положили конец две блеснувшие одна за другой ослепительные молнии, сопровождавшиеся оглушительными ударами. Казалось, буря неистовствует не только в небесах, но и само лоно земли разверзлось, выбрасывая на поверхность огнь и серу.

Для широкой публики непосредственные причины сего природного явления остались тайной. У нас же в руках имеется ключ и к объяснению оного, и для раскрытия всех обстоятельств, вызвавших невиданную и неслыханную грозу, которая прервала и пустила насмарку первый зборжовский храмовый праздник.

Очутившись за гумнами своей усадьбы, дядюшка Ировец без труда напал на след похитителей дара святого Флориана. Их умысел — перенести в Спаневицы вервие от погоды, эту тайную причину всех успехов старосты,— не удался бы и без его вмешательства. Сие само собой вытекает из геометрии. Ведь известно, что в прямоугольном треугольнике катет не может быть равен гипотенузе. Пока вервие святого Флориана свисало в трубу Вотавы перпендикулярно, в виде катета, Ировец легко мог до него дотянуться. Когда же похитители стали тащить его в сторону и оно образовало гипотенузу, естественно, должны были в бешеном темпе смениться все состояния погоды, обозначенные на шкале Ировцевой трубы,— вплоть до грозы с громом и молниями.

Впрочем, никто не знает об этом ничего определенного, кроме двоих — Грознаты да старосты Ировца, ибо в решающий миг, когда ударил гром, при вервии оставались лишь они двое. Мимрачек и молодой Буреш бежали и, в тот момент, когда Ировец настиг Грознату, были далеко впереди, а если б они даже что-нибудь и видели, то у них достаточно причин, чтобы хранить молчание. Нельзя сказать с полной уверенностью, что им предстояли судебные неприятности из-за присвоения чужого имущества. Юридическая наука до сих пор не приняла окончательных решений по поводу правовой стороны использования сил природы, о чем свидетельствуют противоречивые мнения относительно того, следует ли считать воровством отчуждение электрической энергии. Однако в любом случае содеянным ими хвастать не приходилось.

Оба, Грозната и Ировец, были найдены на месте происшествия в беспамятстве, чему наверняка никто не станет удивляться, если мы присовокупим, что в руках Ировца была обнаружена полуобгоревшая и еще тлеющая голубая кисть. Ясно одно: когда шнур святого Флориана чрезмерно натянули или, быть может, даже повисли на нем, гром поразил того, кто всячески злоупотреблял этой чудесной силой, не остановившись даже перед риском навлечь на головы ближних величайшие бедствия. Еще слава богу, что таких грешников оказалось двое, и, когда молния скользнула вниз по шнуру, спалив его до самой кисти, каждому досталось лишь по половине удара.