Честь имею представить - Анна Каренина

– А как будет по-английски "весна"?

Анна, заинтересованная, остановилась в дверях. Девушка не почувствовала ее появления и продолжала говорить с собакой:

– Напиши!

Собака начала чертить по мягкому полу. Анна смотрела на это почти с ужасом. Собака написала: "Spring".

– Spring, - непроизвольно повторила Анна, и девушка обернулась; на ее лице снова промелькнуло чувство страха, а собака громко залаяла.

– Вы уже вернулись?
– услышала она спокойный голос Веры.

– Да. Вы мне нужны.

– Пожалуйста.

Они пошли по коридору.

– Хотите в библиотеку? Или в свою комнату?

– Лучше в библиотеку.

В библиотеке Анна села в кресло. Вера уселась напротив.

– У вас какое-нибудь желание?

– Да. Я хочу узнать о судьбе близких мне людей.

– Их уже давно нет в живых.

– Я это знаю. Мне нужно знать, что с ними стало после моего ухода, после того, как со мной это случилось.

– Это трудно. Прошло сто лет.

– Глухов сказал: вы обладаете неисчерпаемыми статистическими данными.

– А вы быстро усвоили современный язык, - улыбнулась Вера.

– Как я могу узнать, что случилось с графом Алексеем Вронским?

– Вам придется подождать до приезда Глухова.

– А вы можете сказать мне о судьбе моего сына Сергея Алексеевича? Или о его детях, внуках? Или о моей дочери?

– Нет, не могу.

– А Глухов может?

– Не знаю.

– Значит, вы не обладаете его правами?

– У нас одинаковые права, только разные компетенции.

– Что вы знаете обо мне?

– Почти все.

– Каким образом?

– Это вам скажет Глухов.

– Вера, а вы не знаете, о чем я телеграфировала в последний раз Вронскому?

– Знаю.

– Значит, в архивах сохранилась моя телеграфная депеша... Почему же он...

– Я не знаю.

– А я хочу знать! Я имею на это право. Для вас прошло сто лет, а для меня - один день, и для меня это имеет огромное значение.

– Я больше не могу говорить с вами на эту тему.

– Что ж, если вы ничего не можете сказать мне, я выйду на улицу и разыщу тот департамент, который занимается статистикой.

– Вас не выпустят отсюда, Анна.

– Никто не имеет права держать меня взаперти.
– Анна поднялась.
– Тогда извольте объяснить мне все.

– Хорошо. Подождите.

Вера встала и вышла в соседнюю комнату. Анна несколько раз прошлась по библиотеке из угла в угол. Захотелось курить. Она начала в последнее время курить. Правда, Вронского это шокировало, хотя прямо он ничего не говорил.

Вошла Вера с книгой.

– Что вы читали Толстого?

Анна стала вспоминать названия произведений этого входившего в моду писателя.

– Кажется, "Лурд"... Или нет... "Люцерн", - сказала она, - и еще рассказы. Севастопольские.

– А еще?

– Я начала еще роман "Война и мир", но так и не дочитала.

– Прочтите это, - сказала Вера, - тоже Льва Толстого.

Она положила на стол книгу и вышла. Анна прочла надпись на титульном листе и не поверила своим глазам:

Л. Н. Толстой

АННА КАРЕНИНА

Роман в восьми частях

Когда спустя полчаса Вера пришла в библиотеку, она увидела Анну, сидящую за столом и листающую книгу. Книга была раскрыта где-то на середине. Видимо, Анна читала не все подряд. Вера уже не думала, что скажет Глухов и как отнесется руководство института к ее опрометчивому поступку. Сейчас она готова была броситься к Анне, обнять ее, заглянуть в глаза, взять на себя ту тяжесть, которая легла на плечи этой красивой темноглазой женщины. Но Анна встретила ее холодным взглядом:

– Вы хотите мне что-нибудь сказать?

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Да, кажется, скоро время обеда?

– Я принесу. Вы будете обедать у себя в комнате?

– Хорошо. Только возьму с собой книгу.

– Вы ее читаете?

– Как видите.

– И как вы ее восприняли?

– Талантливая книга, - ответила Анна и отвела глаза.

– Талантливая? Ну конечно, это же Лев Толстой. Вы читали ее раньше?

– Разумеется, нет.
– Анна закрыла книгу и встала.
– Я пойду к себе. Проводите меня, я не запомнила номер на двери.

Вера проводила Анну в ее комнату и сразу прошла в диспетчерскую. Включив номер Анны, Вера увидела пустую гостиную. Переведя кадр на спальню, она убедилась, что Анна, сидя с ногами на кровати, читает. Лицо Анны было напряженным. Перевернув сразу две страницы, она углубилась в текст, закусила губу, потом перевернула страницу назад и, очевидно не дочитав куска, откинулась на спину. Вера бегом бросилась в кулинарный блок и, набрав блюда, отправилась с подносом в номер Анны.

Анна с непроницаемым лицом вышла из спальни. Вера поставила поднос на низкий столик.

– Сейчас принято накрывать без скатерти?
– спросила Анна.

– Уже давно, - растерянно ответила Вера.
– С начала двадцатого века. Потом опять вошли в моду скатерти, но потом... скатерти вытеснила имитированная полировка... Вы прочли книгу?

– Нет еще. Нo я уже заглянула в конец седьмой главы.

– И что же?

– Вы сказали, что не компетентны говорить со мной по этим вопросам, так что я подожду возвращения Глухова.

– И вы ни о чем не хотите спросить?

Анна помедлила, потом села в кресло и спросила, глядя в глаза Веры:

– Кто я?

– Я совершила ошибку, которую не имею возможности исправить. Я действительно не компетентна.

– Тогда вы свободны.

И Вера вышла. Анна, отодвинув поднос, снова взялась за книгу, но вскоре с отвращением отбросила ее. "Где я?
– спрашивала она себя.
– Что происходит вокруг?" Она нервно ходила по мягкому серому ковру. Мысли путались, как в кошмарном сне. Вспомнился муж, Сережа, вспомнилась дорога в Москву и первая встреча с Вронским. И вдруг она поняла, что все это подробно описано в книге. Не в состоянии больше находиться в этой комнате с низким давящим потолком, Анна вышла в коридор. Блестящий пол вызвал в ней омерзение: будто она шла по мокрому льду, а ноги не скользили. Когда она сбежала с террасы в запущенный сад, стало легче. Морщинистые стволы деревьев, зеленые кроны над головой, заросшие грунтовые тропы - все это могло быть и в ее прошлом.

Анна шла быстрым шагом, пенье птиц и шелест листвы успокаивали. Тропинка упиралась в продольную, заросшую сорняком аллею. Анна пошла по аллее уже медленнее и вдруг справа, сквозь кусты персидской сирени, увидела белеющую каменную стену и решетку над ней. Анна остановилась. Вид садовой ограды воочию напомнил ей об ограниченности ее теперешнего положения. За стеной было что-то другое. А здесь были враждебно настороженные взгляды, загадочные недомолвки, собака, пишущая английские переводы, эта ужасная книга.