Честное пионерское! Часть 3
Шрифт:
В субботу двадцатого октября мы дружной гурьбой (Виктор Егорович и Надежда Сергеевна составили нам компанию) отправились в кинотеатр «Октябрь». Отсидели дневной сеанс (Вовчик провёл его в кресле по соседству с курносой Светой), посмотрели главный фильм-хит прошлого года: «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго». Именно тогда в рыжеволосой голове конопатого мальчишки и оформилась идея: он выбрал себе «даму сердца» (как «истинный рыцарь»). О чём на выходе из кинотеатра без всякого стеснения нам и объявил. Объектом своего обожания Вовчик избрал Зотову.
Я не читал детям «Айвенго» (уж очень роман Вальтера Скотта изобиловал нудными и длинными
Зотовой, к моему удивлению, понравилась «игра в рыцарей». Света поощряла рвение Вовчика улыбками, в награду за «рыцарские поступки» (к ним приравнивалось и мороженое, и букеты из листьев) она прогуливалась под руку с рыжим октябрёнком от школы до автобусной остановки. Рыжий вышагивал рядом с «дамой сердца», глуповато улыбаясь. Он всё больше помалкивал (будто рядом с Зотовой терял дар речи), горделиво посматривал на лица прохожих. Вот и сегодня Вовчик выдал первую длинную фразу, лишь когда троллейбус с моей одноклассницей свернул на перекрёстке в направлении Суворовской улицы.
— Миха, ты щас сразу к Пашке идёшь? — спросил он. — Или снова к своему ветерану побежишь? Ты ему там, наверное, уже все кактусы пересадил. Или чё, вы пересаживаете их каждый день? Мама говорила, что они дохнут от частого пересаживания. Это ж кактусы, а не какие-то там фиалки!
Вовчик помахал розовой атласной лентой — Зотова подарила её «рыцарю» в знак согласия считаться «дамой сердца». С того дня Рыжий не расставался с лентой даже в школе. Извлекал ту из кармана, едва только терял из вида объект своего «служения». Лента за две недели приобрела неопрятный вид. Зоя уже предлагала Вовчику её постирать. Но тот не расставался с подарком — после Зоиного предложения лишь поспешно затолкал ленту в карман, заявив: «Она мне и такой нравится». Вовчик вздохнул и вновь посмотрел вслед увозившему Свету Зотову рогатому троллейбусу.
— Сегодня к Фролу Прокопьевичу не пойду, — заверил я. — На прошлой неделе дважды к нему ходил. Согласен с тобой, Вовчик: так часто пересаживать кактусы вредно. Я на праздник к Лукину загляну: он приглашал. Неудобно отказывать старому человеку, как вы понимаете.
Я виновато пожал плечами. Заметил, что Зоя насупилась. Каховская уже дважды напрашивалась сходить вместе со мной к генерал-майору. Она доказывала, что ухаживает за комнатными растениями ничуть не хуже меня. Заверяла, что «непременно» понравится бывшему лётчику. Уверяла, что готова часами слушать рассказы «старого человека» хоть о кактусах, хоть о самолётах («да хоть о чём»). Но я отказался от её компании: заверил девочку, что Фрол Прокопьевич очень нелюдимый человек. Говорил: пенсионер непременно рассердится, если я приду к нему не один — да ещё и без предварительной договорённости.
В моём описании генерал-майор Лукин представал эдаким «сумасшедшим профессором». В рассказах о ветеране войны я акцентировал внимание на его «странностях» (реальных, но сильно преувеличенных). Описывал пенсионера угрюмым и нелюдимым стариком. Объяснял его крики «стариковской» раздражительностью (громкий голос
в телефонной трубке слышали все, кто на момент звонка находился в комнате с телефоном), а резкий тон — «генеральской» привычкой командовать. И даже любовь Лукина к кактусам я трактовал приятелям, как нежелание пенсионера встречаться с людьми.— Да уж, такому не откажешь, — сказал Вовчик. — Даже мой батя так не орёт. Он после армии домой сержантом вернулся. А этот твой старик Фрол ещё и настоящий генерал. Ну его… с таким связываться. Хотя, разочек я бы к нему сходил: у него, наверное, и настоящее оружие дома есть — это… наградное.
Рыжий мальчишка скрутил Светину ленту в трубочку, направил её на почти сбросившие листву кусты шиповника — изобразил стрельбу из пистолета. Зоя Каховская фыркнула, покачала головой. Проходившие мимо нас старшеклассники усмехнулись в ответ на «стрельбу» октябрёнка. А вот назойливые голуби словно и не услышали громкие Вовчиковы «пух, пух» — бесстрашно вертелись под ногами у спешивших к автобусной остановке пешеходов. Зоя Каховская чуть сбавила ход и попридержала меня (словно показывала, что рыжий стрелок — не с нами). Вовчик заметил это, хмыкнул и спрятал «оружие» в карман.
— А я седьмого ноября к брату на концерт пойду, — сказал рыжий. — Они в красном Дворце культуры будут выступать — в том, что на улице Строителей коммунизма. Тока они там будут петь всякую ерунду. Ванька сказал, что «нормальный репертуар на сцену красного ДК не пропустят».
Вовчик вздохнул.
— Почему это не пропустят? — спросила Зоя.
Рыжий пожал плечами.
— А я чё, знаю?
Он зафутболил в кусты встретившийся ему на пути камень — тот зашуршал опавшими листьями.
Мы шли по узкой заасфальтированной пешеходной дорожке, покрытой похожими на шрамы трещинами и складками (это приподнялось над древесными корнями дорожное покрытие). Вдыхали запах прелой листвы (земля не высохла после ночного дождя). Посматривали по сторонам — любовались окрасившимися в яркие осенние наряды деревьями. В уже почти голых кустах шиповника сновали воробьи, громко спорили друг с другом вороны, ворковали провожавшие нас настороженными взглядами голуби. В небе то и дело проносились стайки улетавших поближе к теплу перелётных птиц.
Зоя тряхнула стянутыми в хвост волосами.
— Если песня хорошая, то её обязательно захотят послушать, — заявила Каховская. — Организаторы ведь тоже не глупые. И наверняка любят музыку. Твой брат должен был им сказать, какие новые песни знает. И объяснить, что эти песни нравятся советским слушателям.
Вовчик улыбнулся.
— Брательник им говорил…
Рыжий махнул рукой.
— Бесполезно, — сказал он. — И слушать про нормальную музыку не захотели. Брательник сказал, что они отсталые. И не понимают… это… «интересы молодёжи» — вот. Эх! Слышали бы вы, как Ванька лабает на гитаре Элвиса Пресли! Вот чё бы на концерте народ с удовольствие послушал!
Он мечтательно вздохнул.
— Наверное, — неуверенно согласилась Зоя.
Взглянула на меня, будто поинтересовалась моим мнением.
— Музыка Пресли — это неплохо, — сказал я. — Но только не на седьмое ноября. Это же патриотический концерт, а не обычные танцульки. Будем отмечать годовщину Октябрьской революции. Потому и репертуар подбирают соответствующий. Элвиса можно было исполнить на день учителя. Но точно не теперь.
Вовчик почесал затылок.
— Ну… чё, наверное, — сказал он. — Чё-то я об этом и не подумал.