Четвертая Беты
Шрифт:
— Почти без борьбы. Да потому что они… все!.. все члены Правления без единого исключения — жалкие трусы, ничтожные людишки. Столько лет они безостановочно тряслись за свою поганую жизнь и не менее поганое кресло, соглашались с чем угодно, продавали всех подряд, от друзей и соратников до жен и детей. Они перепугались насмерть! Да они подчинились бы любому с улицы, кто сумел бы утихомирить народ, проголосовали б за первого встречного, лишь бы толпа вслед за Изием не растерзала и их.
— На сей раз ты их недооцениваешь.
—
Поэт снова остановился и с улыбкой повернулся к Марану.
— Ты стал мастером обличительных речей. И много ты их произносишь?
— Не очень. Это первая.
— Что так?
После долгого молчания Маран ответил неожиданно тихо:
— Это никому не интересно, Поэт. Все успокоилось, улеглось. Полынью снова затянуло льдом, люди вернулись в повседневность, что творится наверху, никого больше не волнует.
— Ты просто устал.
— Возможно.
Поэт испытующе оглядел его, но промолчал.
Маран на секунду зажмурился.
— Я еще не все тебе сказал, — после короткой паузы проговорил он глухо и открыл глаза. Поэт смотрел на него не мигая. — Мы посчитали… Приблизительно, конечно, по спискам городских и сельских жителей…
— Ну и?
— Тридцать семь миллионов.
Поэт молчал целую минуту, потом покачал головой.
— Не могу сказать, что это меня очень уж удивляет, но…
Его прервал радостный крик:
— Поэт!..
Раскинув руки, к ним бежала от развалин Дина Расти.
Несмотря на раннний час, сотни людей разбирали по камешку развалины Большого дворца Расти. Все, что уцелело, что представляло хоть какую-то ценность, бережно складывалось на огороженной и покрытой навесом большой площадке, а то, что погибло безвозвратно, грузилось в мобили незнакомого Дану типа — с маленькими кабинами и широкими открытыми платформами на низких колесах. Под навесом стоял длинный стол, заваленный частью свернутыми, частью разостланными рулонами бумаги, над ним склонились несколько молодых людей в перепачканной пылью одежде.
— Дина, ты посмотри, какая удача! — один из парней разогнулся и обернулся к Дине, разглядел ее спутников и улыбнулся. — Привет, Маран… Поэт?! Ты вернулся! Когда ты нам споешь? Мы истосковались по твоему голосу.
— Скоро, — улыбнулся Поэт в ответ. — Надеюсь, Старый зал еще цел?
— Цел, — ответил парень, неожиданно нахмурившись. — Цел и всегда будет цел. Мы больше не позволим взрывать залы и дворцы.
— Сначала их надо
восстановить, — сказала Дина озабоченно.— Восстановим. Ты посмотри, как нам повезло. Фундамент в полной сохранности. Даже стены нижнего этажа большей частью уцелели. Правда, их все равно придется перебрать, но зато фундамент… Не представляю, как так могло получиться.
— Очень просто, — вмешался в разговор коренастый, крепкий, чуть лысоватый мужчина средних лет. В руке у него был карандаш, которым он делал пометки на одном из разостланных листов, надо полагать, проекте. — Взрывчатка была заложена не в фундамент, а много выше.
— В перекрытие второго этажа, — сказал Маран.
— Может быть.
— Не может быть, а точно.
— Раз ты в курсе этих дел, будь так любезен, объясни, почему не осталось обломков внутреннего убранства дворца? — спросила Дина с легким оттенком враждебности в голосе. — Мебель, картины, масса всяких мелких предметов, не могло же все это обратиться в пыль?
— Не могло, — согласился Маран.
— И куда же все делось?
Вместо ответа Маран поискал глазами кого-то. Санту? Тот отошел немного назад и стоял в центре пустого пространства, стараясь, наверно, держать в поле зрения как можно больше предметов и перемещений.
— Санта! Иди сюда. Договорись с Диной, отвезешь ее на улицу Фетан. — Он повернулся к Дине. — Там все, что удалось спасти. И мебель, и все остальное, даже панели, мы успели снять большинство панелей, все стеклянные и часть деревянных.
— Маран! — Дина схватила Марана за руку и заглянула ему в глаза. — Почему ты молчал? — Неожиданно по ее щекам потекли слезы, она окинула окружавших ее мужчин сердитым взглядом и, закрыв лицо руками, бросилась бежать.
— Ну что ж, пойдем посмотрим, как тут идут дела? — предложил Маран и направился к ступеням дворца, уже расчищенным от обломков.
— Ух, — сказал Поэт, — вот это я понимаю. Хотел бы я знать, какой дурак придумал, что аскетизм лучше, чем комфорт.
Дан открыл глаза.
— Неплохо устроился, а? — Поэт перекатился с одного края широкого дивана на другой. — Правда, Маран всегда питал пристрастие к маленьким житейским удобствам, так что в злоупотреблении властью его вряд ли можно обвинить.
Дан хотел было возразить… в конце концов, стремление к удобствам еще не повод для того, чтобы водвориться в императорском дворце… но поленился, и потом, должно же правительство где-то расположиться…
— И все-таки, Даниель, друг мой, что такое действительно удобная постель, я понял только у вас на базе. Неужели нужно еще двести лет, чтобы мы стали спать в таких постелях?
— Не думаю, — усмехнулся Дан. — По-моему, этого можно достичь значительно быстрее.
— А какие там кресла, — мечтательно обратился Поэт к вошедшему в комнату с полотенцем в руках Дору. — А какой душ!