Четвертая экспедиция (сборник)
Шрифт:
– Ну что, далеко еще? – спросила она с надеждой в голосе, хотя пришлось почти кричать, поскольку шум дождя и ветра заглушал речь.
– Да неблизко, но теперь дорога пойдет вниз, – ответил Алексей громко, чтобы она услышала.
– Значит, теперь быстрей поедем?
– Совсем нет, – ответил Алексей, – вниз по такой дороге ехать надо еще медленнее и осторожнее, а лучше не ехать совсем.
– И что будем делать? – спросила Ирина.
– Да вот, думаю, что делать, – продолжал Алексей. – Все равно такая насквозь мокрая грунтовка не просохнет и за сутки, даже когда дождь этот кончится. Так что поедем осторожно. Не ночевать же здесь под проливным дождем.
– Давай, Лешенька, только осторожнее, прошу тебя.
– Не бойся, Ира, по-другому сейчас и нельзя.
Алексей включил передачу, и они медленно тронулись. Пока спуск был пологим, особых сложностей не возникало. Главной проблемой была очень плохая видимость из-за продолжавшегося
Метров на двести по высоте они уже спустились, но впереди еще оставалось несколько сложных участков с крутыми спусками.
Владимир вернулся на базу насквозь промокший. Он быстро разделся, принял горячий душ в своем номере и переоделся в сухую одежду. Можно было сходить в сауну, но все мысли были сейчас об Ирине и Алексее. Сейчас ему как никогда хотелось вместе с ними посидеть за столиком в баре, выпить чего-нибудь покрепче, поболтать непринужденно, а то и в сауну сходить. Он надеялся, что они, попав в непогоду, досрочно вернутся на базу. А может они уже здесь? Преодолев себя, он вышел в коридор и постучал в номер Ирины. В душе он очень надеялся услышать в ответ ее приятный голос за дверью: «Да-да, минутку, я сейчас». Но за дверью была полная тишина. А в коридоре между двумя дальними номерами бегала кричащая и визжащая малышня, «загнанная в корпус» непогодой. Редкие окрики родителей из номера их почти не останавливали. За окном по-прежнему лупил дождь.
Владимир спустился на первый этаж, где на месте дежурного застал пожилого мужчину в очках, просматривавшего газету. Здесь же в вестибюле сражались в настольный теннис двое подростков, а по телевизору шел какой-то юмористический концерт.
– Извините, – обратился Владимир к дежурному, – Вы не знаете, вернулись ли из маршрута двое моих коллег на квадроцикле?
– Да нет, рано еще, да и погода вон какая, опоздают они, – ответил мужчина, взглянув на Владимира поверх очков.
– Да и я про то же, – сказал Владимир, – в такую погоду они давно должны были вернуться, а не ехать до конца. Может им помощь пора высылать?
– Да ты не бойся, – ответил дежурный «пенсионер», – Алексей из всех ребят самый опытный водитель на этих «пауках». Он справится.
Однако Владимира это не успокоило. Чувство тревоги не покидало его, но он не понимал, что может сделать сейчас для них, и потому не находил себе места. В этой ситуации он почему-то почувствовал чувство вины перед Ириной за многие несправедливые упреки в ее адрес и даже за то, что грубо разговаривал с ней утром, когда она предложила ему поехать с ними, и при этом ее голос звучал немного виновато. Это же она, эта хрупкая и красивая женщина, снова оживила его затухающий было музыкальный дар и показала его людям. И только благодаря ей он снова мог общаться с сотнями и тысячами людей через музыку. Ирина поверила в него, когда он сам уже переставал в себя верить. Владимир представил, как наяву, ее веселые глаза и улыбающееся открытое лицо и мысленно произнес: «Ирочка, прости меня, дурака. Скорей возвращайся, и мы все уладим, я обещаю». И тут он почти физически ощутил, что Ирина в это мгновение тоже думает о нем, причем ее мысль была какой-то острой и пронзительной. Она что-то хотела от него, причем сейчас и немедленно. Но он не мог понять что именно, потому что в их мысленное общение совсем неожиданно вмешался кто-то третий, огромный, мощный и напористый, оттесняя образ Ирины все дальше и дальше, пока не затмил собой все его сознание. Владимир узнал его... Это был седой Байкал.
Квадроцикл под управлением Алексея вышел на один из последних крутых спусков с Хильбурского перевала. Алексей был напряжен до предела, потому что дорога, в колеях которой текли быстрые потоки воды с глиной, песком и камнями, представляла из себя сплошное месиво. Справа она плотно прижималась к склону горы, а слева был крутой обрыв к байкальскому берегу. В конце этого почти стометрового спуска был довольно резкий поворот направо, а за ним уже совсем безопасный пологий спуск. Алексей полностью сбросил газ, но машина все равно на таком длинном отрезке стала разгоняться. Алексей пробовал притормаживать совсем чуть-чуть, но получалось только хуже: колеса блокировались и скользили по воде с глиной еще быстрее. Он отпустил тормоз, чтобы колеса пришли в сцепление с этой так называемой дорогой, или с тем, что от нее осталось, но это не совсем получилось, поскольку разгон
был уже приличным. Поворот был уже рядом, и надо было в него вписаться, во что бы то ни стало. И туг Алексей увидел, что быстрые потоки дождевой воды размыли одну колею на этом повороте, и вода шла дальше прямиком с обрыва. Он понял, что на такой скорости направо никак не вывернуть, и затормозить тоже невозможно.– Прыгай, – закричал Алексей Ирине в последний момент, что есть силы.
Но у Ирины руки словно окаменели, и она, вцепившись в Алексея, еще сильнее сжала пальцы. Машина легко соскользнула с дороги и полетела вниз с крутого обрыва. «Володя, милый, помоги!!!», – пронеслось у Ирины в голове, и в следующий момент холодные воды Байкала сомкнулись над ними. Еще через несколько мгновений наступило ничто.
Владимир сразу понял, что Ирины больше нет. Было поздно куда-то бежать и кого-то звать на помощь. Ему было все абсолютно ясно и так. Бесполезные теперь поисковые и спасательные службы, а за ними и всякие «расследователи» появятся сами собой своим чередом и без его участия. Владимир для этого был абсолютно не нужен. У него перед глазами все еще была красивая и улыбающаяся Ирина. И он хорошо помнил тот крик о помощи, обращенный к нему, который она мысленно послала ему в последнюю минуту своей жизни.
Владимир закрылся в своем номере и беззвучно рыдал. Он не мог двинуться с места, будто руки и ноги его были закованы в кандалы. Мысли тоже были парализованы. В осколках его сознания сидел лишь некий абстрактный образ, который теперь не был похож на того седовласого старца. Теперь это был некто или даже нечто, обладающее каким-то необъяснимым разумом, а скорее властью над разумом самого Владимира. Но это был тот же самый Байкал. Больше в голове Владимира не было ничего: ни музыки, ни мыслей. Его мучил и сверлил один и тот же вопрос, обращенный к этому абстрактному разуму: «За что?!» Ответа не было. Но вместо этого он снова услышал ту же музыку, которая звучала уже неоднократно в его мыслях: тема судьбы из пятой симфонии Бетховена. «Так судьба стучится в дверь», – вспомнил опять Владимир слова, прочитанные в детстве на конверте старой пластинки. Но почему именно эта судьба уготована Ирине? А его собственная судьба? Тот роковой звонок Ирины год назад изменил всю его жизнь, а Ирине стоил и самой жизни. Ему ведь теперь до конца дней нести этот тяжкий крест, поскольку он невольно виноват в ее смерти. Но разве кто задает вопросы судьбе? Это глупо. Меж тем эти несколько бетховенских аккордов «Судьбы» угнетали его сознание почти полностью. Владимир уже не мог этого терпеть и не знал, куда деться от этой навязчивой музыки.
Что с ним происходит? Как он смог неожиданно для себя почувствовать на расстоянии смерть Ирины? Как он мог общаться с Байкалом как с разумной субстанцией? У него что, появились экстрасенсорные способности или он просто незаметно для себя и других стал потенциальным клиентом психиатра?
Жить не хотелось. Впереди была одна пустота. Владимир открыл начатую накануне бутылку виски, налил полный стакан и выпил одним залпом. Потом вылил в стакан все, что осталось в бутылке, и тоже выпил. После этого навязчивая тревожная музыка бетховенской «Судьбы» стихла, и он забылся в тяжелом и беспокойном сне.
Наступил следующий день, абсолютно ясный и тихий. О вчерашней стихии напоминали лишь большие промоины на лесных и горных дорогах и огромные невысохшие лужи. Владимир снова стоял на высоком берегу у бурятского бурхана и всматривался в голубую даль Байкала, уходящую за северную оконечность острова Ольхон до самого горизонта. Правдой ли было все то, что случилось за последние дни, или это какое-то наваждение? Очень хотелось, чтобы все оказалось кошмарным сном. Но это случилось на самом деле, и ничего вернуть уже нельзя. Но почему все так произошло? Он никогда не был фаталистом и не верил в судьбу. Свою судьбу человек способен творить сам, но не каждый может это. А большинство людей смиренно доверяются судьбе, им так проще объяснить все и снять с себя всякую ответственность. Что же он сам делал не так? Он, считающий себя неплохим дирижером, не смог сдирижировать свою собственную жизнь. Он весь этот год жил фальшивой и раздвоенной жизнью. И от этого пострадали другие: жена, дочь, Ирина, Алексей и, наверное, множество других людей. Неужели во всем этом виноват он? Как тяжело в этом признаваться.
Но как жить дальше? У него есть его любимая жена и любимая дочурка. Ему-то легче, и у него есть смысл жить дальше: он должен сделать их самыми счастливыми в мире. А кто теперь вернет милую, прекрасную и умную Иринку, которая возродила его страсть и любовь к музыке и подарила сладостные мгновения своей страсти, которая тоже не могла не повлиять на его музыкальный талант? Кто проживет ее жизнь? Неужели на Земле ничего не останется от этой прекрасной женщины? Он не может этого допустить, потому что тогда его собственная жизнь до конца дней будет сплошным страданием.