Четвертое сокровище

Знаю его

люблю его

желаю его

много лет

и по-прежнему

от него тает

мое сердце

Интерлюдия

Источник

Март 1977 года

Киото, Япония

За час до первого после похорон тестя урока сэнсэй Дайдзэн пытался подготовить мастерскую к возвращению Ханако. Неделя его измотала: бесконечные распоряжения, соболезнования, речь для церемонии. Ему пришлось взять на себя основные хлопоты, потому что вдова просто обезумела от горя — тесть умер неожиданно, когда казалось, что он уже совсем поправился после операции. Юрико почти всю неделю не отходила от нее.

Сэнсэй никак не мог решить, чему посвятить занятие с Ханако, и трудность вызывал отнюдь не только недельный перерыв. Жена вдруг начала делать какие-то странные бесцеремонные заявления: дескать, он слишком поглощен работой и его студенты должны ценить такой индивидуальный подход. Он не был уверен, что правильно понимает ее намеки, и содрогнулся, когда подумал. что они могут относиться к ним с Ханако. Но может у него начиналась паранойя, и она ничего такого в виду не имела.

^{Каллиграф, который идет дальше простого ремесла, должен найти источник вдохновения и черпать из него. Каллиграф, который хочет создать великое творение без такого источника, добьется технически совершенной, но поверхностной работы. Его искусству будет недоставать духовности, глубины, подлинного смысла.}

^{Дневник наставника. Школа японской каллиграфии Дзэндзэн}

К тому же ему ничем не хотелось заниматься — не только преподаванием. но и совершенствованием своего искусства, в частности — подготовкой к первому в его должности состязанию Дайдзэн-Курокава. До него оставалось несколько месяцев, но чтобы увеличить шансы на победу, пора было начинать серьезно готовиться. После недели без Ханако ему стало труднее сосредоточиваться.

Его жизнь рушилась.

Он много думал о ней и ждал новой встречи. Он решил не планировать много на это занятие. Они начнут потихоньку, как обычно, и посмотрят, как сказался перерыв. Дружеская беседа поможет расставить все на свои места.

К тому времени, как Ханако пришла на урок, он начал волноваться. Он все-таки подготовил для нее серию из шести иероглифов — на случай, если они не найдут, о чем поговорить. Ханако низко поклонилась ему, войдя в студию. На ее лице читалось искреннее соболезнование его потере. Он низко поклонился в ответ.

Когда они расположились в студии, сэнсэй начал с того, что спросил, как она провела это время.

— Хорошо. Мне не хватало наших занятий.

— Мне тоже.

— Но у меня было время для размышлений, — сказала она.

— О чем?

Ханако достала блокнот из сумки с принадлежностями для каллиграфии.

— Это лишь начало, — сказала она, передавая его сэнсэю.

Он открыл блокнот и начал читать ее поэму. И пустота в нем начала заполняться, словно его напитывал глубокий источник се эмоций.

Сан-Франциско

— Спасибо, что помогаете с мамой, тетушка Киёми, — сказала Тина.

— Не нужно меня все время благодарить, мне это нетрудно.

— Но у вас и без того есть чем заняться, — тем более, что мама теперь не работает.

— У нас все в порядке, — сказала Киёми.

— Точно? А кто ее заменяет в «Тэмпура-Хаусе»?

— Пока никто. Мы пытаемся обойтись старым персоналом. Тяжеловато, конечно.

— А как насчет меня? Я могла бы работать вместо нее в вечерние смены.

— Это очень мило с твоей стороны.

— Правда, я была бы рада помочь.

— А кто же будет заботиться о маме? — спросила Киёми и добавила: — И о сэнсэе.

Тина вспомнила о своей «бабушке».

— Как она поживает?

— У нее все в порядке. Я спрошу. А твой университет?

— Времени на учебу у меня хватает. Честно говоря. я думаю, мама беспокоится насчет денег; хотя я почти уверена, что у нее неплохие сбережения, а я почти не истратила то, что она отложила мне на колледж.

— Ты правда думаешь, что она волнуется из-за денег?

— Со всеми этими проблемами со здоровьем — я даже не знаю. Она не ходила к врачу.

— Врачи нынче дороги. Не думаю, чтобы у нее была страховка.

Тина кивнула:

— Мне тоже так кажется.

Киёми заглянула в спальню:

— Сколько я ее знаю, она никогда не болела дольше двух дней.

— Это правда.

— А теперь все так навалилось. — Киёми повернулась к Тине и широко улыбнулась: — Если хочешь работать в «Тэмпура-Хаусе», приходи.

Тина улыбнулась такому неожиданному согласию.

Беркли

Копии MPT-сканов мозга сэнсэя были разбросаны по всему столу профессора Аламо. Он сделал несколько заметок про каждый и прикрепил их пластиковыми скрепками к снимкам. В его заметках указывались все активные зоны и, что гораздо важнее, — все неактивные. На каждом снимке было видно, что большая часть левой височной доли поражена после инсульта. Поразительно, что сэнсэй вообще может хоть что-то делать. Наверное, ему быстро оказали помощь — от такого приступа он легко мог умереть.

Аламо наблюдал и других пациентов, у который участки лобной коры оказались разъединенными с эмоциональными проводящими путями. Обычно они вели себя весьма непредсказуемо. Похоже, сэнсэй как раз из таких. Удивительно, что он вообще такой мирный. Обычно пациенты подвержены вспышкам дурного настроения — совсем как дети. Их поведение, равно как и мысли, полностью определялись либо чувствами, либо рассудком. А как показывает всевозрастающее количество случаев из практики, чувства позволяют принимать решения скорее на ощупь, нежели руководствуясь строгой логикой.