Четвертое сословие

— Говорит, он тебя знает.

— Конечно, знает, — ответил Макс. — Он издает газету в этом секторе. Правда, я ни разу ее не читал.

— Кажется, его бизнес процветает, — Армстронг сдал карты для новой партии.

— Еще бы. И только благодаря мне.

Армстронг положил 10 долларов в центр стола, хотя у него не было ничего, кроме туза. Макс тут же бросил сверху десятку и потребовал еще одну карту.

— Что значит «благодаря тебе»? — спросил Армстронг и добавил 20 долларов к растущему банку.

Макс задумался, посмотрел в свои карты, потом на деньги.

— Ты что, поставил двадцатку?

Армстронг кивнул, и тогда американец тоже достал из кармана кителя 20 долларов.

— Ему даже задницу подтереть было бы нечем, если б не я, — заявил Макс, напряженно вглядываясь в свои карты. — Я выдаю ему месячную норму. Я контролирую поставки бумаги. Я решаю, сколько электроэнергии он получает. Я решаю, когда включить, а когда выключить электричество. Вам с Арно Шульцем это прекрасно известно.

Макс поднял глаза и с изумлением увидел, что Армстронг достает из бумажника пачку денег.

— Ты блефуешь, приятель, — сказал Макс. — Нутром чую, блефуешь. — Он помедлил. — Сколько ты сейчас поставил?

— Пятьдесят долларов, — небрежно бросил Армстронг.

Макс полез в карман кителя, вытащил две десятки и шесть пятерок и осторожно выложил их на стол.

— Ну, давай, показывай, что у тебя там, — неуверенно предложил он.

Армстронг открыл пару семерок. Макс расхохотался и швырнул перед ним трех валетов.

— Я так и знал. Я был уверен, что у тебя одно дерьмо на руках. — Он жадно глотнул из своей бутылки.

Улыбка не сходила с его лица, пока он раздавал новые карты.

— Даже не знаю, с кем из вас проще разделаться — с тобой или с Ганном, — заплетающимся языком произнес он.

— А это не пиво в тебе говорит? — Дик без особого интереса взглянул на свои карты.

— Сейчас увидишь, кто говорит, — ответил Макс. — Да я за час сотру тебя в порошок.

— Я не себя имел в виду, — сказал Армстронг, бросая пятерку на стол. — Я говорил о Ганне.

Наступила долгая пауза, пока Макс жадно пил из бутылки. Потом он изучил свои карты и положил их на стол рубашкой вверх. Армстронг взял еще карту и доставил 10 долларов в банк. Макс потребовал следующую карту и, увидев ее, стал облизывать губы. Он снова полез в карман и вытащил новую десятку.

— Давай посмотрим, что у тебя на этот раз, дружище, — Макс был уверен, что, имея на руках две пары — тузов и валетов, — он непременно должен выиграть.

Армстронг открыл три пятерки. Макс с хмурым видом наблюдал, как его выигрыш уходит на другую сторону стола.

— Ты готов поставить реальные деньги, или ты можешь только языком трепать? — спросил он.

— Я только что сорвал банк, — напомнил Дик, убирая деньги в карман.

— Нет, я говорил о Ганне.

Дик промолчал.

— Да у тебя кишка тонка, — хмыкнул Макс, не дождавшись ответа.

Дик положил колоду на стол, посмотрел на своего противника и спокойно сказал:

— Ставлю тысячу долларов, что ты не сможешь разорить Ганна.

Макс поставил бутылку и уставился на него, как будто не мог поверить в то, что сейчас услышал.

— Сколько времени ты мне дашь?

— Шесть недель.

— Нет, это слишком мало. Не забывай, мне нужно устроить все так, будто я ни при чем. Мне нужно минимум шесть месяцев.

— У меня нет шести месяцев, — покачал головой Армстронг. — Если хочешь, давай поспорим наоборот — и я через шесть недель закрою «Дер Телеграф».

— Но у Ганна предприятие намного крупнее, чем у Арно Шульца, — возразил Макс.

— Понимаю. Поэтому дам тебе три месяца.

— В таком случае я надеюсь, ты предложишь мне фору.

И снова Армстронг сделал вид, что обдумывает предложение.

— Два к одному, — наконец сказал он.

— Три к одному, и мы договорились, — упорствовал Макс.

— По рукам, — согласился Армстронг.

Перегнувшись через стол, мужчины пожали друг другу руки. Американец встал со своего места и, покачиваясь, подошел к календарю на стене с изображением полуголой красотки. Он стал переворачивать страницы, пока не дошел до октября. Потом достал из заднего кармана брюк ручку, громко отсчитал дни и обвел жирным кружком семнадцатое число.

— В этот день я получу свою тысячу, — ухмыльнулся он.

— Черта с два! — сказал Армстронг. — У тебя нет ни одного шанса. Я встречался с Ганном и могу тебе сказать: он твердый орешек.

— Посмотрим, — бросил Макс, возвращаясь к столу. — Я сделаю с Ганном то, что не сумели немцы.

Макс сдал карты. В течение следующего часа Дик отыграл почти весь свой проигрыш. Но когда около полуночи он уходил домой, Макс все еще облизывал губы.

Наутро, когда Дик вышел из ванной, Шарлотта не спала и ждала его, сидя в кровати.

— И во сколько же ты пришел домой прошлой ночью? — холодно поинтересовалась она, пока он искал в шкафу чистую рубашку.

— В двенадцать, — ответил Дик, — или в час. Я поел в городе, чтобы тебя не беспокоить.

— Лучше бы ты приходил домой в нормальное время. Тогда, возможно, мы могли бы вместе сесть за стол и съесть то, что я готовлю тебе каждый вечер.

— Я же тебе говорил — все, что я делаю, я делаю для тебя.

— Я начинаю думать, что ты просто не знаешь, что мне нужно, — сказала Шарлотта.

Дик смотрел на нее в зеркало, но ничего не говорил.

— Ты даже не пытаешься вытащить нас из этой чертовой дыры. Так, может, мне пора возвращаться в Лион?

— Мои демобилизационные бумаги скоро будут готовы, — сообщил Дик, поправляя виндзорский узел на галстуке. — Полковник Оакшот обещал, что ждать придется максимум три месяца.

— Еще три месяца? — в ужасе выдохнула Шарлотта.

— Подвернулось одно дельце, оно может оказаться важным для нашего будущего.

— И, конечно, ты, как всегда, не можешь сказать мне, что это за дело.