Четвёртый Интернационал
Шрифт:
– Да, до нас доходят смутные слухи.
– Так вот, это – целенаправленная политика. Наша, наших китайских товарищей и Коминтерна. Хо, Зиапу и другим, возможно, это и не по нраву. Ничего. Привыкнут. Сами они не справятся, им нужна помощь. Мы считаем, что коммунистам нельзя резать друг друга. Нас и так не особо много…
– Вы знаете тех, кто организовал убийство Льва? – вдруг спросил Тед.
Сергей лишь коротко кивнул головой.
– Даже лично, надо думать?
– Да, – коротко ответил Сергей, – Я довольно длительное время служил под их командованием.
– А сейчас, – не служите?
– Нет. Они, скажем так, узкие специалисты. Сейчас я в смежной структуре.
– И как они… В личном общении, я имею в виду, оценивали это? Ведь они-то знали, что Лев был коммунист, что он был герой революции, и в своей критике был прав.
– Тед, – мягко ответил
– Он писал из-за границы, не знал всех фактов про жизнь в СССР, информацию получал от людей предвзятых, – горячо возразил Тед, – Я имею в виду, – вопросы авторитарного управления страной и партией, нарушение ленинских принципов, репрессии против инакомыслящих… Все то, за что Льва и убили. Не за то же его убили, что он неправильно оценивал количество аварийных тракторов в СССР!
– …так вот, несмотря на все недостатки Троцкого, они отлично понимали, что все это чистая правда, – спокойно продолжил Сергей, – Как понимаю это и я. Я тоже все это читал. И многое видел. Я тогда был молод, но знаю даже побольше, чем знал про все это Троцкий. Но, Тед. Тогда не стоял вопрос о марксистской теории. Вопрос стоял о власти в мировом коммунистическом движении.
(Желающие могут обратится к воспоминаниям Павла Судоплатова)
– Значит, вы убили его и остальных, зная, что все это правда?!
– Да. Тогда, перед войной, мы все были согласны, что раскол в партии и Коминтерне будет для нас губителен. Троцкий не только создал предпосылки для такого раскола, он их активно усиливал. Мы считали, что у нас нет никакого особого выбора. Поэтому мы принимали ту линию, которая была. Война уже скалила зубы из-за границы. Поверьте, это не метафора. У вас тут, на Острове, это чувствовалось совсем не так остро, как у нас.
– Вы же не ждете, что я вас оправдаю? Поступать так было не менее подло, чем сделали ирландцы, предавшие Коннолли и его товарищей, чтобы замирится с империалистами.
– Понимаем. И, разумеется, не ждем. К тому же, раскол и так произошел, – терпеливо ответил Сергей, будто не замечая горячности собеседника, – Сейчас многое изменилось, и мы правда хотим исправить то, что ещё можно исправить.
– Вы реабилитируете троцкизм в Союзе? – с недоверием спросил Грант.
– Поймите нашу ситуацию, Тед, – "седой" с усилием потёр виски, подбирая нужные слова. – У нас сейчас слишком сильны позиции соратников Сталина, для которых троцкизм и сам Троцкий – всё равно, что красная тряпка для быка. Кроме всего прочего, весьма часто, люди это действительно заслуженные перед нашей родиной. Ими нельзя пренебрегать. Непорядочно. В такой ситуации мы не можем объявить о реабилитации троцкизма и троцкистов. Во всяком случае – сразу и прямо. Пока мы можем лишь честно признать их заслуги и роль в период революции, и, вместе с тем, так же честно сказать об их и наших ошибках, о неизбежности борьбы за власть, её причинах, и последствиях.
Сталина поддержали, во многом, из-за ошибок его оппонентов, а также из-за усталости рядовых партийцев от бесконечной внутренней борьбы. К тому же, в середине 30-х за границей вовсю поднял голову фашизм. И мы знали, что он нам готовит, никто ничего не скрывал… Путь к Победе над нацизмом был долог, извилист, и кровав. И он ещё далеко не окончен. На этом пути и мы, и вы совершили множество ошибок. Признавать и исправлять их надо постепенно, но делать это – необходимо.
В то же время мы не можем игнорировать тот факт, что империализм, вынужденный сейчас отступать по всем фронтам, защищается отчаянно, действует гибко, меняя свою тактику на ходу. В борьбе с ним все левые силы мира должны сплотиться и выступить единым фронтом. Для нас всех это, – вопрос выживания, а не идеологического принципа. Делить «шкуру мёртвого Льва» имеет смысл после победы, стоя на трупе гиены империализма, уж простите за эти зоологические метафоры.
Уже сейчас большая часть ваших товарищей, которые были репрессированы не по криминальным статьям, на свободе и пользуется всеми правами. Когда вы сами, или кто-то из ваших товарищей соберетесь в СССР в гости, увидите, никто не будет препятствовать личным встречам, да и закрытым мероприятиям тоже, в сущности. Это не моя выдумка и не блеф. Уже сейчас у нас, в Институте марксизма-ленинизма, пишут новую «Краткую историю ВКП(б)». Прежняя, конечно, смехотворно выглядит
для любого человека, хотя бы косвенно знакомого с событиями Революции… Это будет серьезная, объективная и научная работа. Не сборник идеологических мифов. Товарищи постараются воздать всем по заслугам. Из соображения объективности, в первую очередь. Я тоже считаю, что очернение героев нашей революции было постыдно.– ещё скажите, что «Преданную революцию» издадите! – криво улыбнулся Тед.
– Нет, её сейчас издать не сможем, конечно. Это, – лет через 20, в лучшем случае. И то, больше как академическое издание. Но «Историю русской революции», «Нашу первую революцию» и ещё кое-что издадим обязательно, к 50-летию революции 1905 года. Уже это, кстати, наделает большого шума, требуется максимальная тактичность. Возможно, и «Мою жизнь», но это чуть попозже. У нас предполагается большая общественная дискуссия к 50-летию Октября. Дело не ближнее, но масштабное. В рамках подготовки будут и общественные дебаты, научные конференции, и издания, выставки, и много чего ещё. Активно привлекается молодежь от науки. Это будут не просто праздничные мероприятия. Мы планируем закрыть большую часть вопросов с «партийной дискуссией» 20-х и 30-х. То, что эти темы сейчас умалчиваются, создает в стране определенную шизофрению и раздвоенность. Ведь люди-то все помнят. Учитывая, что у нас открыто признали «перегибы», странно было бы не сделать следующий шаг, в тех случаях, когда речь идет о несомненных коммунистах, пострадавших исключительно за убеждения. От Сталина мы «открещиваться» не собираемся, это был, как ни крути, великий государственный деятель. Да и революционер, что ни говори, не из последних. Но такого как раньше больше не будет точно.
– Хорошо, допустим, вы говорите правду. А как насчет других изменений в СССР? Про ваши реформы многие говорят, как про попытку подстроится под конъюнктуру, что это просто пыль в глаза коммунистам мира, чтобы найти союзников.
– Союзники нам нужны и важны, это правда. Про наш облик в их глазах, мы, конечно, и вправду думаем. А насчет содержания реформ, – что именно вас смущает? Мы просто пытаемся быть последовательными.
– Смущает то, что рассказывают про кооперативное движение. Многие у нас воспринимают его как реставрацию капитализма. То же самое говорят про вашу эту… как её… хозрасчетную систему.
Сергей только развел руками.
– Тед, когда у нас экономика полностью централизована, и все, вплоть до чистильщика обуви, подчиняются плану, – нас обвиняют в том, что мы строим «государственный капитализм», и номенклатура присваивает всю прибавочную стоимость и все блага от созданного трудящимися прибавочного продукта. Когда мы открываем простор для производственной самоорганизации масс трудящихся, – нам вменяют, чуть ли, не новый НЭП, хотя у нынешней политики нет ничего общего с НЭПом. Когда мы торгуем с капиталистическими странами, – нас обвиняют в том, что мы сотрудничаем с буржуями. Если не торгуем, как сейчас, когда они обложили нас торговой блокадой, – обвиняют в том, что мы закрываем от наших людей возможность пользоваться заграничными благами. Поймите уж правильно, – для некоторой прослойки левых антикоммунистов мы всегда будем виноватыми, вне зависимости от того, что мы делаем. И как делаем. Просто потому, что не соответствуем их идеалистическим представлениям о социализме, которые исключительно умозрительны, и существуют только у них в головах.
(Лучше всего на эту тему написал Майкл Паренти:
– Судя по тому, что вы возродили Коминтерн, вы действительно заинтересованы в экспорте революции, – заметил Тед, – Возможно, со временем это отношение изменится.
– Нет! – твердо ответил Сергей, – Само оно не изменится точно. Более того, кое-кто из западных левых, я уверен, и в Коминтерне увидит инструмент нашего «красного империализма», или как уж они это назовут… Нет, Тед, мы не подстраиваем нашу политику под мнение «розовых» западных интеллектуалов, и никогда не будем к этому стремится. И Коминтерн, как проект, возник не столько по нашему приказу, сколько из-за огромного запроса на перемены у людей планеты. Война только усилила этот запрос, Тед. Нам было достаточно сказать, что мы готовы поддержать этот запрос в меру наших возможностей, – и Коминтерн возродился, причем куда сильнее прежнего. С нашей стороны, кстати, было бы большим преувеличением заявить, что мы контролируем Коминтерн. Чушь! Его никто не в состоянии контролировать по-настоящему, как никто не в состоянии удержать народы мира от желания улучшить свою жизнь. Вопрос стоит по-прежнему жестко, – либо мы додавим мировую капиталистическую систему, либо она додавит нас.