Четвертый кодекс
Шрифт:
«Кто создал Нэон-гоо? Неужто слепые силы природы? А если нет, то зачем? Какой во всем этом смысл?..»
– Сообщающиеся сосуды, - воспринял он чужую мысль, вздрогнул и поднял голову.
Рядом возник незнакомый эгроси. Но удивительно было не это – гроты познания всегда полны посетителями. Слова незнакомца появились перед глазами Благого, они словно плавали в воде, написанные здешними знаками. Бывшему человеку Кромлеху это что-то напомнило...
Благой лишь недавно стал различать эгроси на вид – первое время все они были для него одинаковы. Но теперь понимал, что незнакомец несколько помельче его самого и старше,
У незнакомца, как и у Благого, почти не было покрывающих зеленоватую кожу черных чешуйчатых узоров, проявляющихся во второй половине жизни и с возрастом становящихся все запутаннее и гуще. Но его тело, хоть он и был ниже Благого, выглядело более кряжистым, чем по-юношески тонкая, как бы вытянутая фигура Кромлеха. И головной гребень у него был выше, и черты лица резче, и голова массивнее, чем у Евгения – ее не уродовала даже сохранившаяся и здесь вмятина.
– Прости, что прервал твои видения, Благой-дио, - передал незнакомец с изысканной вежливостью, и его слова тут же возникли между ними. – Меня зовут Хеэнароо, пусть тебя радует наша встреча. Давно твои мысли видеть мечтал.
Благой широко зевнул, обильно пропустив воду сквозь жабры – естественная реакция эгроси на неожиданность.
– Ты... меня не... смутил... – ответил он, транслируя довольно неуверенно. – Мне... хорошо видеть тебя... здесь.
И его словомысли тоже возникли зримо. Хеэнароо не обращал на это ни малейшего внимания. Он упруго развернулся, в движении включив кончиком хвоста кнопку активации водяной софы, и с видимым удовольствием растянулся на ней.
– Чему внимаешь? – спросил он, доброжелательно прижимая гребень к черепу.
– Истории... Культуре... Цивилизации эгроси.
– Тебе и дОлжно, - согласился Хеэнароо. – Желаешь познать этот мир. И себя в нем.
– Трудно, - пожаловался Кромлех.
Странно: он и в человеческом облике не любил откровенничать с незнакомыми, но этот эгроси почему-то пробудил в нем доверие.
– Полегчает, - заверил Хеэнароо.
Он посмотрел на Кромлеха, приспустив третье веко – признак раздумья.
– Ты хочешь быть здесь? Или грезишь свой мир?
– Я не знаю, - сам удивляясь своей откровенности, ответил Евгений. – В том мире... на Земле у меня была цель... путь, по которому я к ней шел. Но зашел совсем не туда, куда мыслилось.
– Ты любишь быть здесь? – незнакомец продолжал откровенно допрашивать, что для эгроси было страшной бестактностью, да и на человеческий взгляд чересчур прямолинейно.
Однако Кромлех по-прежнему не ощущал никакой неловкости или раздражения. Он пошевелил перед своим лицом когтистой кистью, что означало неуверенность.
– Здесь спокойно... Комфортно. Мне нравится, - наконец произнес он.
На самом деле эти мыслеобразы представляли собой разные метафоры приятного ощущения вкусной, мягкой, насыщенной кислородом воды.
– Не так, как в мыслях, - заметил Хеэнароо, высовывая кончик тонкого
языка общения – ирония.– Да, я знаю про День гнева, про Периоды страданий...
– Это было давно. Планете твоей тогда досталось чуть меньше только. Вы не помните, хотя там уже ваши пращуры были. Но я о днях этих и здесь. Не светлы они, нет.
– На Эгроссимойоне ныне светлых дней быть не может... – пришла очередь Кромлеха показать собеседнику язык.
Тот шумно выпустил воду из жабр – рассмеялся. Но разговор вел все в ту же сторону:
– Ты знаешь, что.
– Да, - посерьезнел и Евгений. – Катастрофическое падение рождаемости из поколения в поколение, гибель молоди, массовые суициды без причины, бессмысленные междоусобицы и войны, научно-технический застой, упадок искусств... Ваша цивилизация умирает.
– Ведаем то, - в знак согласия Хеэнароо пару раз моргнул третьим веком.
Выглядело это банальной констатацией.
– Нам это не ужасно, - добавил он.
– Но почему? – спросил Евгений.
Он действительно не понимал.
– Неужели не жалко, - Кромлех коротким движением хвоста обвел пределы грота, - всего этого?..
– Что хранили, потеряли все. Осталось мало. Не жалко нам, - подтвердил Хеэнароо.
– Тогда объясни, - Евгений пристально посмотрел на собеседника. – Остальные, кого я здесь об этом спрашивал, изящно уходили от ответа – как у вас принято, когда не хотят отвечать.
– Спрашивай, раз потребно, – ровно сказал Хеэнароо. – Я здесь не все.
– Вы почитаете Землю... Яснодеву. Когда-то она была для вас обителью гармонии.
– Так, - отозвался эгроси.
– И к вам много раз – я не знаю, сколько, но много – приходили такие, как я...
– Прохожие, так, - Хеэнароо снова поморгал.
– И они приходили из будущего моей планеты – из разных эпох, - упорно продолжал Кромлех. – Значит, вы много, очень много знаете про будущее Земли.
– Так.
– Но почему же вы никогда не пытались влиять на то, что происходит на моей планете? Почему ни о чем не захотели предупредить нас? Наставить... Поправить... Почему?
– А на пользу кому?.. – равнодушно спросил Хеэнароо.
Кромлех не нашелся, что ответить. У него тут часто встречались подобные претыкания –когда строй его мыслей и система ценностей входили в вопиющее противоречие с менталитетом марсиан.
– Юноша... – начал эгроси, но Кромлех его прервал.
– Я не юноша.
Хеэнароо поморгал, хотя, кажется, на сей раз иронично – Евгений пока не научился улавливать тонкости мимики здешних обитателей.
– Благой-дио, эиромондже, - поправился Хеэнароо, употребляя супервежливое обращение к почтенному собеседнику.
«Точно иронизирует, - пронеслось в голове у Кромлеха. – Почему?..»
– Эиромондже, разница в наших подходах обусловлена различным строением наших миров. В плане астрономическом. Орбита Эгроссимойона в пять раз более вытянута, чем у твоей Езоэвели. Времена года от чего неравномерны по длительности. А у вас они, в общем, равны. Поэтому ваши предки и думали, что в космосе все вращается по идеальному кругу. Мои же всегда знали, что это не так. Отсюда ваш универсальный символ бытия – круг, в который потом естественно вписался крест. То есть, ваша суть расширяется не только в стороны, но и вверх, и вниз. Далее. На вашем небе два светила...