Четыре – число смерти

– Ты их лидер, – спокойно сказал Чжень, глядя в уже человеческие глаза самой большой Саранчи, всё ещё сжимающей обломок гуань-дао. – Я вызываю тебя на поединок.

– Мы просто пожрём тебя, – зарокотало чудовище, и вся неисчислимая орда защёлкала жвалами и застучала когтями, лезвиями и шипами о своё оружие. Барабаны били с такой силой и таким нестерпимым грохотом, что должны были разорвать небеса, и лишь по счастливой случайности, ещё этого не сделали.

– И ты разделишь мой мозг со своим войском? – спокойно, без намека на усмешку, ответил Чжень. – Или сразишься со мной один на один, как подобает генералу?

– Ты не генерал! – зарычала Саранча, и её голос был таким глубоким и звонким, что слышался отчётливо и громко, даже не смотря на поднятый войском гвалт.

– Моя голова даст тебе больше, чем плоть любого генерала, – сказал Чжень, перекатывая вес с одной ноги, на другую. Ему нужна была точка опоры для следующего удара. Саранча защелкала жвалами, видя этот манёвр, готовясь к новой атаке.

– Чего ты хочешь? – наконец ответило чудовище.

– Сражения. Один на один. И пока я дерусь с тобой, остальные твари не мешают людям уходить обратно на север.

– Мы там уже всё пожрали.

– Не важно. Я хочу, чтобы они были подальше от вас.

– Мои разведчики видели, – после короткой паузы продолжила Саранча. – Ты готовишь запруду. Ты хочешь утопить нас, когда скотина сбежит.

– Риск того стоит, сяо-вэй Саранча, – наконец разрешил себе улыбнуться Чжень. – Решай. Моего мозга на всех не хватит. Успеешь сожрать его до того, как накинутся твои младшие братья? Или меня случайно сразит кто-то недостойный?

Саранча молчала, только барабаны били и били, и солнце медленно закатывалось. Чудовища не любили ночной холод. Люди, приведенные ими, как живой щит, нерешительно озирались по сторонам. Кто-то с надеждой смотрел на Чженя, кто-то, смирившись со своей судьбой, глядел только себе под ноги. Слишком рано, на юге, среди заросших деревьями сопок, закричала ночная птица. Чжень никогда не был охотником, и поэтому понятия не имел, что именно это была за птица. Тяжелые тучи начали стягиваться над сопками. Шелест кожистых крыльев возвестил о возвращении разведчиков. Четыре уродливых твари, зависнув в воздухе, начали наперебой трещать и щёлкать жвалами. Многочисленные рты свистели, чавкали и шипели. Саранча, с обломком гуань-дао и руками победившего Чженя воина, кивнула. Совсем как человек.

– Мои разведчики донесли о вашем условном знаке, – довольно прорычало чудовище. – Когда моя голова коснётся воды, скот запрудит реку. Что помешает мне, отдать приказ крылатым братьям перебить их?

– Твои лучшие стрелки не смогут отыскать охотников в лесу, – спокойно ответил Чжень. – Чтобы перебить всех, тебе нужно прочесать лес. Спуститься на землю, большой группой, и искать. Сколько крылатых братьев у тебя есть?

– Твоя правда, – один из ртов Саранчи, расположенный слева от основной пасти со жвалами, скривился в уродливой пародии на человеческую усмешку. Так же страшно мог улыбаться разве что Ши-Даоань, учитель юного монаха. – Мозг вашего генерала был… поэтичным. Вдохновляющим. Я хочу ещё.

– Я лишь скромный ученик монаха, – учтиво поклонился Чжень. – И в моих мозгах нет ни ляна поэзии, но вы получите мудрость и наставления, и может быть, сможете пойти по праведному Пути.

– Только не говори, – Саранча улыбнулась уже всеми своими ртами. Хищно, изогнуто, страшно. – Что хочешь дать мне себя сожрать, чтобы и из меня сделать святошу!

– О нет, – Чжень ответил на множество улыбок одной, печальной и холодной. – Не беспокойтесь, я выброшу свою голову в воду, если вы её отрубите.

Саранча рассмеялась. Чжень приготовился. Тучи заволокли южные сопки и скрыли кроны высоких деревьев. Снова раздался крик ночной птицы.

– Так и быть, – отсмеявшись, проревела Саранча. – Беги, скот. Беги домой. Мои братья бросятся в погоню, когда монах будет мною пожран и отдаст мне свою мудрость.

– Спасибо, – искренне поблагодарил врага Чжень, выставив перед собой раскрытую ладонь. Саранча прыгнула сразу же, в то же мгновение, её мощные ноги оттолкнулись от мокрого песка, а лезвие гуань-дао рассекло воздух. Чженя в том месте уже не было, лишь облако тяжелого песка. Юноша не перескочил, а будто бы перетёк в сторону, и когда чудовище приземлилось в бу от него, резко выбросил вперёд уже согнутую в колене ногу. Чжень должен был ударить Саранчу голенью, прямо по задней лапе и направив в удар Ци, просто рассечь плоть и разрубить кости чудовища. Однако его голень встретилась лишь с острое лезвие гуань дао. Лезвие запело, юноша отскочил на несколько бу в сторону. По его ноге текла кровь. Он мог бы и вовсе остаться без ноги, но сперва с металлом встретилась посланная вперёд ци, а уже потом хрупкая плоть. Лишь это спасло Чженя.

– Неплохо, – зарычала Саранча. Крестьяне, солдаты, мародёры и рыбаки по-прежнему стояли вместе со своими похитителями, заворожено наблюдая за схваткой.

– Бегите! – закричал юноша крестьянам. – Они вас не тронут, пока я…

Саранча рубанула обломком гуань-дао, подбежав к юноше на своих четырёх ногах. Чжень отвел удар в сторону, смещаясь чуть назад.

– Пока я сражаюсь! – закричал он, уходя из-под лезвия и снова пытаясь достать противника выпадом ноги. Саранча съела слишком много опытных воинов и отскочила в сторону. Межу противниками теперь было не меньше трёх бу. Только после этого пленные жители северных деревень и солдаты армии Цысиня, начали медленно и нерешительно отходить. Чудовища не преследовали их, но щёлкали жвалами и рычали им вслед. Барабаны словно сами собой смолкли. Солнце коснулось речной глади.

– Мы можем дождаться рассвета, – предложил Чжень, уходя от нового выпада Саранчи. Юноша больше не атаковал, раззадорив противника, и теперь лишь уклонялся, и защищался, изучая чудовище и готовясь к одному точному удару. – Ночной холод замедлит вас и сделает дуэль менее честной.

– Благородство! – рассмеялась в ответ Саранча, и рассекаемый лезвием воздух смеялся вместе с ней. – Я знаю это чувство! Знаю его вкус!

Саранча радовалась, но прекращать сражение не собиралась. Раздался тихий свист, и одно из чудовищ, наблюдающих за схваткой, бросило своему лидеру копье. Человеческая рука твари с лёгкостью поймало новое оружие. Обломок гуань-дао, словно метательный дротик, полетел в Чженя. Юноша без труда отбросил лезвие в сторону, и в то же мгновение, его враг поймал новое оружие. Саранча, с копьём в одной руке и новым гуань-дао в другой, бросилась на Чженя. В этот раз, алебарда гуань-дао уже не была украшена золотом. Обычное, кавалерийское оружие. Лезвие запело, следом за ним воздух разрезал стальной наконечник копья. Чжень снова ушёл, смещаясь в сторону и назад. Он внимательно следил за движениями Саранчи, но не мог найти ни единого изъяна, ни единой прорехи в бесконечном полотне выпадов и взмахов.

Юноша не уставал, потому что игра Жабы не предполагала усталости. Жаба может сидеть на одном месте часами, ожидая подходящего момента, и лишь когда он настаёт, выбрасывает вперёд длинный язык. Чжень, несмотря на то, что всё время двигался и защищался, уходя от размашистых выпадов гуань-дао и точных уколов копья, тоже ждал. Спокойный и безмятежный, он тихо считал мгновения, видел, как не спеша скрывается солнце, и как последние выжившие из северных деревень и армии Цысиня скрылись в редком, северном лесу. Вода до него дойти не должна, понимал юноша. Солнце садилось, сражение с Саранчой затягивалось. Чжень перехватил копьё, опустил его к земле, но не успел запрыгнуть на него – лезвие гуань-дао почти в то же мгновение разрубило воздух перед его лицом. Отскочивший в сторону ученик монаха внимательно наблюдал за человеческими руками Саранчи. Они были так привычны к оружию, так ловко управлялись с гуань-дао и копьём, что юноша чувствовал – сражение затянется. И когда солнце сядет, засевшие по ту сторону реки охотники, уже не увидят слетевшей с плеч головы. Кому бы эта голова не принадлежала.

Чудовища снова бросилось на ученика монаха, но Чжень успел разгадать обманный манёвр – сначала выпад копьём, почти одновременно с ударом гуань-дао, но так, чтобы лезвие смогло продолжить своё движение и через мгновение настигнуть якобы увернувшуюся от двух ударов жертву. Он направил ци в мышцы ног, отпрыгнув сразу на четыре бу, но Саранчу, до этого сражавшуюся почти по-человечески, это лишь раззадорило. Четыре мощные лапы, на которых держалось тело твари, тоже напряглись, и чудовище прыгнуло следом. Юноша попытался встретить летящего к него противника ударом раскрытой ладонью, но Саранча была готова. Кровь брызнула на мокрый песок, отрубленная кисть упала под ноги Чженю. Боль не смогла подчинить себе разум ученика монаха, и юноша отвел копьё, нацеленное прямо ему в сердце, всё ещё брызжущей кровью культей. У Чженя даже не было времени закрыть глаза и направить Ци в рану, чтобы остановить кровотечение. Он терял силы, но продолжал уклоняться и уходить, кружить на месте и прыгать в стороны, тщетно выискивая момент для удара. Его не было. Человеческие руки были знакомы с оружием также хорошо, как Чжень был знаком с дыханием. Саранча снова выбросила вперёд копьё, и когда лезвие едва коснулось шеи юноши, ученик монаха понял, что начинает уставать.

Конец ознакомительного фрагмента.