Четыре года в Сибири

На рыночной площади и в купеческих лавках в эти дни была очень оживленная торговля. Жители Забытого покупали все в больших количествах, потому что им никогда еще не доводилось видеть так много денег. Для них все казалось дешевым, они действительно были довольны, и на несколько дней оставались в Никитино. Больше всего их заинтересовали изделия, сделанные руками военнопленных. Вырезанный из дерева крест или кораблик, помещенный в бутылку, был для них настоящим мировым чудом, каждый хотел взять домой такую редкость.

– Когда же ты снова приедешь к нам? – спросил меня староста из Забытого.

– Только летом, не раньше, моя жена не хочет, чтобы я ехал один, а для нее сейчас такая поездка будет еще слишком трудна. Кроме того, как вижу, ты мобилизовал теперь всю свою местность. Мое присутствие больше не нужно.

– И еще как я все там мобилизовал! Меховые охотники и звероловы привозят нам товар, который добывают на далеком севере. Туда мы сами даже не ходим. То, что ты сегодня видел, это только часть, скоро привезем еще больше.

– У меня для тебя, Илья, тоже есть хорошая новость. Среди пленных, которых ты видел, есть один умный, опытный мужчина, он на своей родине, в Германии, был градостроителем. Скоро он приедет к вам и отгородит Забытое от всего мира, точно, как ты хотел, помнишь?

Я не забыл, что Илья когда-то рассказал мне: как он со своими товарищами после Русско-японской войны встретил в одной расстрелянной деревне старую женщину у костра, которая объявила им странное предсказание. Наступит война, говорила она, которая охватит весь мир. Невыразимые бедствия поразят человечество, годами будут души погибших бродить по всему миру и нигде не найдут успокоения. Однако, самая тяжелая беда постигнет Матушку-Россию, где «неверие» победит верующую Россию. И старуха заклинала их:

– Тем, кому дана власть над их ближними, заповедано защитить их от гибели, спрятать их, до тех пор пока неверие не будет изгнано из страны!

Тогда Илья, как приказала ему старуха, принял решение полностью изолировать Забытое от мира, чтобы дух Зла не проник в доверенную ему общину.

Деревенский староста разволновался.

– Пусть этот немец приедет как можно скорее, мы не можем терять времени, братец!

– Когда ты снова появишься в Никитино?

– На следующий за ближайшим базарный день я точно снова буду здесь!

– Тогда ты сможешь взять с собой этого человека, Илья.

Санный караван возвратился в Забытое.

– Зальцер, – сказал я унтер-офицеру, – вы не хотите поработать в деревне, как строитель? Вам хорошо заплатят, будут хорошо кормить, и о приличной квартире тоже позаботятся.

– Мне не нужны деньги, господин Крёгер, я только хочу работать. Но что же мне придется строить у крестьян? Их хижины? Для этого я им не нужен.

– Деревенский староста в Забытом хочет отделить свою деревню от мира, совершенно изолировать. Он убежден, что сразу после войны наступят очень плохие времена, голод, бедствие, эпидемии и сильные беспорядки. Он как руководитель чувствует себя обязанным уберечь своих ближних от этого. Поэтому он хочет стереть подъездные пути в деревню и наверняка укрепить деревню валами каким-либо способом.

– Это меня очень интересует. Я охотно поеду. Я там буду единственным немцем?

– Нет, позже присоединятся многие из ваших товарищей.

Илья Алексеев прибыл в условленный день.

Унтер-офицер Зальцер стоит напротив него. Они подают друг другу руки. Они – не враги. Русский берет немногочисленные пожитки Зальцера и кладет их в сани. Оба подходят ко мне. Мы прощаемся. Илья укладывает Зальцера в сани с такой тщательностью, как будто он девочка, накрывает его множеством шуб из собачьих шкур, кивает мне и еще пару раз кричит: – Спасибо, спасибо!

Только немного дней зима боролась с весной. Яростные снежные бураны снова и снова пытались засыпать землю новыми массами снега, но все же, когда солнце потом прокладывало себе путь через несущиеся по небу грозовые тучи, внезапно наступила оттепель. Из сугробов устремились бесчисленные маленькие ручейки, они объединялись в маленькую реку, она заметно росла, за одну ночь превратилась в поток, со всех сторон новые водные массы устремились к нему, с грохотом и треском ломался лед метровой толщины, и река с дикой силой выходила из берегов. Пока глаз мог видеть, вся местность была затоплена. С треском, свистом и грохотом сталкивались друг с другом куски льда, лед накапливался, вырывал деревья и с невероятной мощью тащил с собой все, что оказывалось у него на пути. Произошло несколько незаметных трагедий. Люди и животные тонули во внезапно нахлынувших потоках наводнения.

Каждый день горело солнце, все выше и выше поднималось оно на горизонте над лесом. Была середина апреля. Массы воды постепенно схлынули. Они принесли благословение нового урожая.

Юная весна приходила на эту землю. У нее были пестрые, трепещущие на ветру брюки, белокурые, растрепанные волосы и смеющиеся глаза. Она засовывала свои руки глубоко в далекие карманы и рассеивала над широкой поверхностью со всем своим озорством множество маленьких, пестрых цветов.

На перекопанных, бесконечных лесных дорогах маленькие лошадки снова с трудом тянули примитивные повозки. Грязь доставала им, как обычно, до коленей. Только в Никитино больше не было такой грязи, так как улицы теперь всегда содержались в чистоте.

Рыночная площадь Никитино снова стала достопримечательностью. Русские, татары, лапландцы, вогулы, зыряне, остяки, самоеды, тунгусы и буряты все вместе бегали, разговаривали, жестикулировали тут между собой.

Непредвиденный взлет переживали пушная торговля и продажа всех изделий усердных рук. Я буквально был засыпан товарами всякого рода. Теперь помещения «родного угла» резервировали не только в базарные дни, но и ежедневно для многих приезжавших. Там многие ночевали, там ели, пили, там было действительно весело. Все караваны окружали дом, вокруг них собирались мужики, бабы, дети, собаки и коровы, и жизнь кипела как в улье.

На рыночной площади стоит Илья Алексеев. В руке он держит листок с надписями, сделанными прямым почерком унтер-офицера Зальцера. Это список предметов, которые нужно купить. Теперь крестьяне Забытого больше не могут располагать как угодно своими деньгами и тратить их без толку, каждый должен покупать то, что идет на пользу ему самому и общине. Илья Алексеев и Зальцер стали настоящими диктаторами. Со своей точностью и организационным даром Зальцер разработал до мелочей продуманный план, который теперь необходимо воплотить в жизнь.

Сначала закупались различные сельскохозяйственные орудия, теперь пришла очередь закупки скота. Сведущей рукой выбираются и после упорного торга покупаются коровы, телята, овцы, свиньи, лошади. Завистливыми глазами другие, которые раньше только пренебрежительными словами отзывались о самых бедных крестьянах, смотрят, как те могут теперь купить себе прекрасную корову, крепкую, сытую лошадь или какую-либо другую великолепную скотину.

Третье место сбора крестьян и переселенцев – это маленький почтамт; здесь тоже стоит много телег. Возле них, на них, вокруг них лежат, стоят, спят, разговаривают крестьяне, их жены и дети. Громкая неразбериха голосов людей и животных, крики, лай, мычание, блеяние.