Четырнадцать дней для Вероники

Прикусив губы, до крови сдирая кожу, я просочилась на свободу в тот самый момент, когда повозка остановилась перед поваленным стволом. Марк, что-то негромко бурча себе под нос, принялся отодвигать преграду, а я тихо-тихо, подобрав юбку, чтобы она не выдала меня предательским шорохом, юркнула между деревьями. Выдохнула бесшумно, огляделась, прислушалась и метнулась к следующему спасительному стволу. Интересно, Марк скоро обнаружит моё отсутствие? Надеюсь, что не очень, стражник меня сильнее и быстрее, скрутит, словно котёнка, я и мявкнуть не успею. Правда до этого ему ещё придётся меня найти. Я остановилась, облизнула пересохшие губы, опять огляделась, напряжённо прислушиваясь. Тишина, птички поют, ручеёк неподалёку звенит, прямо-таки благодать невероятная! Я добралась до небольшого, скрытого довольно крутым и скользким бережком ручейка, смыла запёкшуюся кровь с ссадин, умылась, а вот пить не рискнула, в воде наверняка сохранялись остатки тёмной магии, лучше не рисковать. Я уже направилась было прочь от ручейка, когда подозрительный шорох заставил меня вскинуть голову и насторожиться.

Птицы умолкли, а это был весьма дурной знак. Я медленно и бесшумно выдохнула, подхватила с земли обломок массивной ветки и прижалась спиной к большущему, руками не обхватить, стволу. Желания бежать на этот непонятный шорох с распростёртыми объятиями и радостными криками у меня не было, пусть лучше это нечто, чем или кем бы оно ни оказалось, само первым покажется, а я уж после этого решу, как его встречать: поцелуями или ударом. Снова раздался шорох и недовольное попискивание, словно в кустах застряла крыса, а затем на меня кинулось жуткое серое существо с хищно оскаленными выпирающими резцами, по два сверху и снизу. Я сначала из всех сил ударила этого монстра палкой, отбрасывая его прочь, и лишь затем сообразила, что это действительно крыса, только гигантских размеров. Эх, мне бы сейчас крысоловку или отраву, какую я за два дня до ареста в амбаре у мельника как раз против этой распоясавшейся серой братии по углам намазывала! Страха не было, в отличие от многих других девушек крыс, пусть даже таких больших, я не боялась. Серая тварь помотала башкой, зло сверкнула красными глазками и опять направилась ко мне, яростно хлеща голым длинным хвостом по земле. Крыса оказалась быстро обучаема, в лоб она больше не пёрла, забирала вправо, внимательно следя за каждым моим движением. Я поудобнее перехватила палку, приготовившись к очередной атаке, которая не замедлила последовать. Крыса яростно пискнула, взвилась в воздух, целя острыми зубами мне в горло и одновременно хвостом, как кнутом, метя на мою правую руку с палкой. Резкая вспышка света ослепила меня, мой приглушённый крик растаял в отчаянном, срывающемся на хрип, крысином визге, тошнотворно запахло горелой шерстью и плотью.

– Ник, ты как?!

Меня стиснули, прижимая к груди, самые лучшие и любимые руки на свете, родной, слегка дрожащий от волнения голос с тревогой шептал:

– Родная моя, жива, цела? Крыса тебя не задела?

Я шмыгнула носом, смахивая выступившие слёзы, и храбро улыбнулась:

– Не успела.

Тобиас внимательно осмотрел меня, ещё раз крепко обнял, поцеловал в макушку, а затем взорвался, так грозно полыхнув глазами, что мне страшно захотелось превратиться в ящерку и забраться под самый большой и тяжёлый камень.

– Тебя за каким мраком в лес понесло?!

Я осторожно открыла один глаз (даже и не заметила, как зажмурилась), убедилась, что Тобиас не собирается превращать меня в жалкую горстку пепла, и тоном кроткой, послушной девочки пролепетала:

– Меня Марк, стражник, привёз. Он говорил, что ты ждёшь меня в лесу, мол, это для расследования надо, даже грамоту от градоправителя показывал, что тот в курсе…

– Вот как… - протянул Тобиас таким тоном, что я зачастила, спасая Элеаса от скоропостижной и весьма мучительной кончины:

– Да ты не думай, Элеас к записке вообще никакого отношения не имеет, письмо подложное. И Марк не виноват, его околдовали. Я почувствовала недоброе и сбежала, так здесь и оказалась.

– Скорее всего, стражник должен был привезти тебя точнёхонько в лапы крысы, - пробормотал Тобиас, по-прежнему крепко прижимая меня к себе.

Я растерянно захлопала глазами. На меня покушались? Опять? Нет, я понимаю обвинение в колдовстве, как ни крути, ситуация действительно выглядела донельзя странно, я одна не пострадала, да ещё амулет этот подозрительный. Но отравление забудь-травой? Но это? Кто-то явно жаждет моей смерти, только вот кто и зачем? Я покусала губу, ласково погладила Тобиаса по щеке и, не в силах смотреть ему в глаза, выдохнула горький, точно полынь, вопрос:

– Тоби, а ты уверен, что твоя матушка мертва?

К моему искреннему облегчению, мой дорогой инквизитор не обиделся и не рассердился, наоборот, усадил меня к себе на колени, поцеловал в висок и горько усмехнулся, щекоча мою кожу дыханием:

– Знаешь, ещё утром я был в этом уверен. Теперь же думаю, что стоит проверить и это. Понимаешь, тела я не видел, да и на похороны опоздал, а верные маме служанки могли сказать всё, что приказала бы им госпожа.

Да уж, не повезло мне со свекровью, а ведь леди Вивиан всегда казалась мне образцом элегантности и благовоспитанности, одно время я даже хотела с ней подружиться, тем более что мы обе искренне любим Тобиаса и заинтересованы в том, чтобы он был счастлив. Только вот представления о счастье любимого инквизитора у нас с леди Вивиан, увы, категорически не совпадали. Я вздохнула, отвела опавшую на глаза Тобиаса прядь:

– Думаю, стоит внимательнее изучить напавшее на меня чудовище.

– Точнее то, что от него осталось? – Тоби нежно поцеловал меня сначала в один уголок губ, затем в другой, после и в сами губы, а потом заботливо укрыл меня своей курткой и одним стремительным движением истинного охотника поднялся на ноги:

– Подожди меня здесь, последствия магии инквизитора не для девичьих глаз.

Ну как можно отказать, когда тебя так просят?! Я послушно осталась на месте, а инквизитор двинулся к поверженному монстру.

– Вероника, - голос Тобиаса был таким странным, что я и сама не заметила, как ветерком подлетела к своему любимому, - ты только посмотри…

Я глянула на обгорелое обнажённое девичье тело, на котором тут и там торчали клочки крысиной шерсти, и зажала себе рот, чтобы не закричать. Марта Грей, известная всему Лихозвонью сплетница, шантажистка и проныра, та, кого многие за глаза, а то и прямо в лицо называли крысой, мечтающая о власти и алчущая богатства, лежала, широко распахнув остекленевшие глаза и неестественно запрокинув голову. Я наклонилась над мёртвым телом, осторожно закрыла такие зоркие прежде глаза, выдохнула, борясь со слезами и тошнотой:

– Как же так?

– Марта была шантажисткой?

Я коротко кивнула, прижимаясь к Тобиасу.

– Значит, она сумела вычислить ведьму и даже пыталась её шантажировать.

– Но… это же опасно!

Инквизитор жёстко усмехнулся:

– Жадность ослепляет, Марта поверила в свою безнаказанность, вот и стала тем, кем была долгое время, – крысой. А тебе, Вероника, надо спрятаться, иначе эта ведьма не успокоится, пока не убьёт тебя.

Я проглотила миллион вопросов и причитаний из серии «я ничего не сделала, кто бы желал мне зла, и за что меня хотят убить» и храбро улыбнулась:

– Хорошо, я согласна. Что ты предлагаешь?

??????????????????????????

День девятый. Внучка травницы

В отличие от Лихозвонья, соседний с ним городок Краснозорье никогда не стремился стать большим и торговым. Местные жители были свято убеждены, что соблазны и опасности большого города им совершенно точно ни к чему, хватит и магической школы, расположившейся на краю городка. И то сказать, юные маги и чародейки скучать не давали ни своим преподавателям, ни жителям, которые подчас едва ли не со слезами в голосе вспоминали благословенные времена, когда колдунов без всякого суда и следствия, по одному лишь обвинению, подчас даже ложному, на костре сжигали, а не собирали в школах, пытаясь вдолбить заклинания в буйные головы, к учёбе менее всего расположенные. Впрочем, когда в Лихозвонье разразился чёрный мор, краснозорцы совсем иначе стали судить о магах, ежедневно благословляя богов за то, что магическая школа непробиваемым щитом встала на защиту от неведомой и смертельно опасной хвори. И пусть далеко не все из Краснозорья были рады защитному куполу, не дающему никому, кроме получивших официальное разрешение (то есть инквизитору с его спутниками), попасть в Лихозвонье, всё же снять купол не просил никто. Да, у соседей вроде как эпидемия закончилась, да, даже ведьму, чары наславшую, поймали, да, инквизитор уже прибыл, дознание проводит, но с куполом-то всё же спокойнее. Пусть они там окончательно со всеми своими бедами да напастями разгребутся, вода да земля от остатков тёмной магии очистятся, тогда и можно будет восстанавливать добрососедские отношения. А пока, ну их, в самом-то деле, своя рубашка ближе к телу.

Такие благоразумные на грани трусости рассуждения страшно злили молодую черноглазую ведьмочку с короткой мальчишеской стрижкой и никакими снадобьями не выводимыми семью веснушками на курносом носу. Девушка снова и снова обивала пороги кабинета директора магической школы, градоправителя, начальника городской стражи, но всё было тщетно. Ответ был один: ничем не можем помочь, вам в Лихозвонье нельзя. И даже тот факт, что ведьмочка рвалась в проклятый городок не из-за подросткового каприза или глупого спора, а чтобы навестить родную бабушку, признанную всем Лихозвоньем травницу, ситуацию не менял.