Чикита
Шрифт:
— Не волнуйтесь, — успокоила ее Чикита и шутливо заметила: — Я не собираюсь петь в «Ла Скала».
И они договорились, что Урсула просто научит ее некоторым романсам и хабанерам, а также уловкам, позволяющим извлечь наибольшую пользу из голосовых связок. Девилль, как истинный профессионал, была требовательна и на занятиях руководствовалась принципами великих маэстро, таких как Този и Порпора. Чувство представляло для нее не меньшую ценность, чем техника исполнения. «Виртуозность без сердца ни на что не годна», — гласил ее девиз.
Лучшие минуты уроков наступали, когда Девилль опускала крышку фортепиано и, подначиваемая ученицей, принималась вспоминать свои славные годы. В юности ее провозгласили лучшим лирическим голосом Кубы в гаванском Лицее, а немного
— Я была счастлива, ведь у меня было все, даже сердце мужчины, который любил меня больше музыки, — сказала она как-то. — Только одного не хватило — дальновидности. Имей я толику здравого смысла, не позволила бы мужу разбазарить все, что мы заработали. — Она вдруг помрачнела, погрозила Чиките пальцем и изрекла предостерегающим тоном: — Всегда следи за своими деньгами! Многие женщины мнят, будто беспокоиться о финансах — дурновкусица, покуда не разоряются, а потом уж поздно раскаиваться.
Урсула Девилль поведала Чиките тайну, которую не захотели раскрыть ей ни бабушка, ни родители, ни мудрый Панчо де Химено, — тайну безумия Хосе Хасинто Миланеса.
Когда поэт сошел с ума, Урсула уже уехала из Матансаса, но сестры в письмах рассказали ей об этом событии в подробностях. В возрасте двадцати восьми лет Пепе Миланес считался одним из самых талантливых писателей на острове, но тут его судьба совершила кувырок. Он внезапно разорвал давнюю помолвку со своей невестой Долорес и объявил родственникам, что влюблен в другую. Избранницей его сердца оказалась Исабель, одна из семерых сестер Панчо де Химено.
Вполне обычное дело, за исключением одного возмутительного обстоятельства: Исе едва сравнялось тринадцать. Слова любви меланхоличного и угрюмого родственника не радовали, а пугали ее, и она старалась всячески избегать поэта. Но дома семейств Миланес и Химено стояли друг против друга на улице Хелаберт, и встречи Пепе с возлюбленной все же случались часто.
Дон Симон, дядя Хосе Хасинто, узнав о влюбленности племянника, рвал и метал и запретил кузенам даже заговаривать друг с другом. Злые языки утверждали, что патриарха смущала вовсе не разница в возрасте, а то, что его любимица, для которой он подбирал выгодную партию, могла ненароком выскочить за нищего поэта. Да, все его превозносят, но разве он способен содержать семью? Миланесам тоже приходилось нелегко, поскольку они всегда получали денежную поддержку от своих богатых родственников Химено. Они стали на сторону дона Симона и принялись убеждать Пепе забыть о кузине.
Влюбленный слишком чутко воспринял такой удар. Он ссутулился, лоб его прорезали глубокие морщины, и на годы он погрузился в столь глубокую печаль и оцепенение, что был вынужден покинуть пост в железнодорожной конторе. Страдал от бессонницы и бреда, часто отказывался не только есть, но также мыться и одеваться. Литературные опыты становились все реже и бессвязнее, вскоре он вовсе забросил поэзию, и из страха, что он наложит на себя руки, его сестра Карлота, заботившаяся о бедном поэте, спрятала все ножи в доме.
Напрасно Федерико, брат и главный поклонник поэта, издал в двух томах произведения, которые Хосе Хасинто успел написать до того, как влюбиться в Ису. Когда книгу вложили ему в руки, Пепе перелистнул пару страниц с вежливой отсутствующей улыбкой, оставил том на столе и тут же позабыл о нем. Если он и не полностью лишился разума к тому времени, час сей был не за горами.
Родственники и друзья, убежденные, что лишь перемена обстановки спасет больного и вернет ему рассудок, оплатили ему путешествие за границу с Федерико в качестве сопровождающего. Даже Симон де Химено пожертвовал круглую сумму. Братья объехали многие города Соединенных Штатов, а после отбыли в Лондон, Париж и Рим. Через полтора года поэт вернулся, видимо, исцеленным, надеясь вновь начать писать и найти работу.
Но его планы не замедлили рухнуть. Однажды утром, намереваясь совершить прогулку в экипаже
с Карлотой, Пепе Миланес увидел в окне напротив Ису и стал громко звать ее и плакать, как дитя. В одно мгновение все лечение пошло насмарку. Он так и не оправился от последнего удара: тот, кто составлял гордость Матансаса, умер в сорок девять лет, превратившись в печального, тихого и пугливого умалишенного, которому сестра то и дело утирала платком текущие слюни.— Но это еще не все… — прошептала Девилль и, поколебавшись с минуту, стоит ли рассказывать ребенку о чем-то столь темном и будоражащем воображение, продолжала: — Карлота, интересная Карлота, так и не вышла замуж и всю себя посвятила заботе о брате. Она часами сидела подле Пепе, вышивала на льняном полотне его стихи и говорила с ним об искусстве и литературе в надежде, что однажды он чудом обретет утраченный разум. Но говорят, за этим самоотречением стояло нечто иное…
— Любовь? — выпалила Чикита, которая отнюдь не была дурочкой. — Она что, была влюблена в него?
Сопрано окинула комнату изумрудным взглядом, прежде чем ответить.
— Никто не знает. Разве что сама горемычная Карлота могла бы сказать, но, вероятно, она унесет эту тайну с собой в могилу. Что до меня, я бы не удивилась, поскольку видала кое-что похуже. Страсти, которая выходит из берегов, нет дела до уз крови.
Чикита сглотнула и вообразила, что влюбляется в Румальдо, Кресенсиано или Хувеналя. Ну уж нет, только не в подобных болванов!
— Никому не говори, что я тебе рассказала, — предупредила примадонна. — В Матансасе все обожают стихи Миланеса, но — из стеснения ли, из уважения ли к его безумию — не любят говорить об авторе.
Чиките вдруг стало интересно, как сложилась судьба второстепенного персонажа этой старой истории — Долорес, брошенной невесты поэта.
— Она смогла забыть его? — допытывалась она. — Обрела новое счастье?
Урсула ответила, что неизвестно — по любви или назло бывшему жениху, — но вскоре после разрыва Долорес вышла замуж за одного кабальеро и родила ему детей, а те, в свою очередь, осчастливили ее многочисленными внуками.
— Среди этих внуков — и ты, Чикита. Долорес — твоя бабушка.
После такого признания, всякий раз вспоминая Хосе Хасинто или слыша его имя в разговоре, Эспиридиона думала о нем как о загадочном дальнем родственнике. Как повернулась бы его жизнь, если бы он не положил глаз на Ису, а женился бы, согласно всеобщим пожеланиям, на Лоле? Чиките очень хотелось поговорить об этом с Сиренией, но всякий раз она прикусывала язычок. Зато часто упрашивала Мингу свернуть на улицу Хелаберт, когда они в экипаже направлялись на уроки пения к Девилль. Она надеялась хоть одним глазком увидеть Карлоту — «интересную Карлоту» — у дверей дома семьи Миланес, но так никогда и не увидела [6] .
6
Любопытная подробность: Иса де Химено, несбыточная любовь поэта, в соответствии с отцовскими пожеланиями вышла-таки замуж за уважаемого и обеспеченного кабальеро — дона Мануэля Маи. Да, да, именно она подала поросячий хвостик великому князю Алексею во время его визита в Матансас.
Урсула Девилль три года не приезжала в Матансас. Когда она наконец вернулась и встретилась с Чикитой, то осталась недовольна ее видом.
— Сколько тебе лет? — поинтересовалась она и, узнав, что недавно исполнилось пятнадцать, проворчала: — Прости, что лезу не в свое дело, но пора бы тебе одеваться как следует. Или ты собираешься всю оставшуюся жизнь наряжаться маленькой девочкой?
Чикита сконфузилась, покраснела и не нашлась что ответить.
— Дитя мое, Господь, может, и выбрал для тебя маленькое тельце, но это ведь не значит, что нужно выглядеть ребенком до конца твоих дней, — продолжала певица. — Ты женщина, и тебе суждено научиться любить и страдать.