Чикита

Попытки Чикиты объяснить, что Проктор устраивает развлекательное зрелище, а не политический митинг с речами и клятвами, ни к чему не привели. Гости отказывались верить, что импресарио вряд ли позволит ей швырять зрителям листовки во время выступления. Она подавленно обратилась к Эстраде Пальме, самому благоразумному из четверых, и дала слово сделать все от нее зависящее, чтобы силой искусства помочь делу независимости.

Но на этом революционеры не успокоились, а начали втягивать Чикиту в прочие проекты. Тип с «оводом» на носу сказал, что каждый год 10 октября нью-йоркские кубинцы отмечают годовщину начала Десятилетней войны. В этом году они готовят мероприятие с большим размахом: в театре под открытым небом на Манхэттен-Бич, с оркестрами, танцами и фейерверками. Господа нарядятся в форму мамби, а дамы — в красное, синее и белое, цвета кубинского флага. Чикита обязана подняться с ними на трибуну и произнести пламенную речь. Они разыграют в лотерею ее портрет, по четвертаку за билетик, и соберут немаленькую сумму… А еще можно разыграть поцелуй. Многие девушки соглашаются на это ради свободы отечества, и никто их не осуждает.

Чикита стала отнекиваться, но лысый и пузатый снова не дали ей договорить. Ее сотрудничество с Хунтой должно быть долгим и плодотворным. Нужно организовать гастроли по всем крупным клубам кубинских эмигрантов! «На патриотических митингах вы могли бы исполнять „Гимн вторжения“, тот самый, что подбадривает в бою воинов Масео и Гомеса», — поддакнул бредовой идее Эстрада Пальма. Бородавочник попросил выехать в турне до выборов, чтобы успеть сагитировать кубинцев голосовать за Брайана. Многие настороженно относились к кандидату от демократов, памятуя, что они с Кливлендом из одной партии, но все указывало на то, что в случае победы он поможет борцам за независимость. С какого бы города начать? Разгорелся спор. Кто-то выступал за Тампу, кто-то — за Ки-Уэст. С другой стороны, чтобы избежать конфликтов между табачниками, населяющими эти два форпоста эмигрантской Кубы, не лучше ли рассмотреть какой-нибудь город западного побережья или Среднего Запада? Но это предложение лишь подстегнуло дискуссию. Бруклин или Нью-Джерси? Чикаго или Филадельфия?.. Каждый участник с жаром отстаивал свое мнение и не слушал доводы остальных…

Наконец Румальдо удалось их перекричать и сообщить, что у сестры эксклюзивный контракт с Проктором, и она не может его нарушить. Это известие подействовало на эмиссаров, как ушат ледяной воды. На несколько секунд они онемели. Рустика вихрем ворвалась в гостиную, подхватила Чикиту на руки и унесла принимать ванну.

В других обстоятельствах Чикита убила бы ее за подобное нахальство, но на сей раз поблагодарила за «спасение». Неужели все кубинцы-эмигранты — как эти? Неужели все они не способны справиться с собственными чувствами и выслушать другого, не желают поразмыслить и только норовят навязать свое мнение? Видимо, так оно и есть, ведь даже поначалу спокойный Эстрада Пальма заразился безумием товарищей. Ну и народ! Она, конечно, испытывает глубокое уважение к их самоотверженному труду и разделяет желание видеть отечество свободным, но чем дальше от нее они будут — тем лучше.

Глава XII

В гостях у Элизабет Симан. Как одна юная репортерша посрамила Филеаса Фогга. Нелли Блай обещает помощь. Кубинский полк. В «Пальме Деворы». Якоб Розмберк и Geheimsprache der kleinen Leute [64] .

— Так вы, стало быть, и есть та самая «Чикита с попугаями»! — воскликнула Элизабет Симан вместо приветствия и придержала свою мальтийскую болонку, жизнерадостного кобелька Дюка, чтобы тот не кинулся на гостью. — Я мечтала с вами познакомиться.

64

Тайный язык маленьких людей (нем.).

Дом Симанов стоял всего в десяти кварталах от «Хоффман-хауса», и Криниган велел кучеру сначала прокатиться по кварталу Мюррей-Хилл. Он хотел рассказать возлюбленной о жизни удивительной женщины, к которой они собирались в гости. Сопровождавшая их Рустика уставилась в окошко, делая вид, будто не слушает, но на самом деле старалась разобрать слова.

До свадьбы со сталелитейным магнатом Робертом Л. Симаном Элизабет была известна в Штатах под псевдонимом Нелли Блай. Двадцати лет от роду она выбрала это имя для работы в питтсбургском издании «Диспэтч» и им подписывала свои статьи о работающих девочках, о праве женщин на голосование и о таком неоднозначном явлении, как развод.

Однажды она попросила главного редактора отправить ее корреспондентом в Мексику, поскольку хотела со знанием дела писать об этой близкой, но такой незнакомой американцам стране. Начальник попытался ее разубедить, пугая кишевшими в тех краях бандитами, но он настояла на своем и отбыла на юг в сопровождении собственной матушки в роли дуэньи и с купоном на бесплатный проезд по железной дороге.

Мексиканским властям совсем не понравились репортажи Нелли. А как же иначе, если вместо кактусов, текилы с червяками и ярких накидок-серапе она взялась описывать ужасающие условия жизни бедняков и повсеместную коррупцию? Нелли Блай полгода разъезжала по Мексике и уже немного заговорила по-испански, когда ее статья о журналистах, посаженных или расстрелянных при тогдашнем режиме, переполнила чашу терпения. Пришлось ей убираться подобру-поздорову.

Нелли ненадолго вернулась в Питтсбург, но женские странички в «Диспатч», куда ее определили, ей быстро осточертели, и она вместе с матерью переехала в Нью-Йорк, чтобы наняться в крупную газету. После долгих мытарств ей дали шанс в «Уорлд».

— Женщины тогда писали о моде, о еде и о детях, но Нелли это все не интересовало, — вспоминал Криниган, пока они по Пятой авеню ехали на север до Западной 37-й улицы, где располагался особняк Симанов. — Сначала мы над ней подтрунивали, но, когда она притворилась сумасшедшей, чтобы попасть в лечебницу для душевнобольных на острове Блэкуэлл, и опубликовала душераздирающие репортажи о ледяных ваннах, отвратительной кормежке и крысах, свободно шастающих по кроватям пациентов, мы поняли, что она куда смелее любого из нас. Нелли была безрассуднее всех блэкуэллских психов, вместе взятых. Свои невероятные задумки она без колебаний воплощала в жизнь: однажды подстроила, чтобы ее обвинили в краже, а потом написала про жизнь в тюрьме; в другой раз переплывала Гудзон на пароме и бросилась в воду — проверяла, хорошо ли работает служба спасения. И репортажи ее пользовались таким успехом, что очень скоро она стала любимицей Пулитцера.

Вдалеке уже показался двухэтажный особняк Симанов, и Криниган поторопился рассказать Чиките про самое головокружительное приключение мисс Блай. Ей, поклоннице Жюля Верна, захотелось побить рекорд Филеаса Фогга и объехать вокруг света меньше чем за восемьдесят дней. В газете с воодушевлением отнеслись к этой идее, но засомневались, не опасно ли отправить женщину в такую долгую дорогу. Не послать ли лучше мужчину? Того же Патрика Кринигана… Нелли впала в ярость и пригрозила, что в таком случае она сама совершит кругосветное путешествие, а репортажи продаст конкурентам. «Ладно, — сдался Пулитцер. — Послезавтра сможешь выехать?» «Хоть сейчас», — с вызовом ответила Блай и отправилась в «Гормли», магазин robes et manteaux [65] на Пятой авеню, за добротным платьем.

65

Платья и пальто (фр.).

Она отплыла из Нью-Джерси на судне «Августа Виктория» с единственным чемоданчиком, где лежали платья, карандаши, ручки, чернила, бумага, термос, баночка кольдкрема и револьвер для самообороны. С этой минуты читатели едва ли не дрались за экземпляры «Уорлд», лишь бы не упустить ни одной подробности приключения.

Впечатления от изматывающего путешествия мелькали как в калейдоскопе: один за другим сменялись корабли, поезда, порты, города Европы, Африки и Азии. Наконец Нелли Блай вновь ступила на американскую землю в Сан-Франциско. А когда поезд подвез ее к точке отправления, тысячи поклонников встретили ее фейерверками под гром оркестров. В Нелли видели настоящую героиню. Ей понадобилось всего семьдесят два дня, шесть часов, одиннадцать минут и четырнадцать секунд, чтобы обогнуть земной шар.

Патрик признался, что еще до кругосветного путешествия у них с Нелли случился короткий роман. Но по возвращении она не захотела к нему вернуться. Пока она преодолевала 24 899 миль, у нее нашлось время подумать об их связи и не усмотреть возможного совместного будущего. Лучше, решила она, остаться друзьями и коллегами.

— Прошлым летом Нелли вышла замуж за семидесятидвухлетнего миллионера, — продолжал Криниган, поднимаясь с Чикитой к парадному входу в особняк Симанов. — Не хочу думать, что по расчету, — прошептал он, когда мажордом уже вел их в гостиную, — но кто поверит, будто она влюбилась в человека, который ей в деды годится?

— Еще и не такое бывает, — тихонько отшутилась Чикита. — Например, некоторые здоровые лбы забавляются с сеньоритами ростом двадцать шесть дюймов.

Никита сразу же подметила, что отважная Нелли — или Элизабет, как представилась хозяйка дома, — совсем не похожа на прочих миллионерш, которых в городе пруд пруди. Она была смуглая, худощавая, с милым живым лицом и в свои двадцать девять сохраняла фигуру и энергию юной девушки.

Элизабет выразила сожаление, что газета не ей заказала статью о Чиките: у нее получилось бы гораздо лучше, — заметила она и насмешливо глянула на Кринигана. Бывший возлюбленный пропустил это мимо ушей и рассказал, что один из братьев Чикиты воюет вместе с повстанцами на Кубе. Нелли отнеслась к новости с большим воодушевлением. Она сама выступает за независимость Кубы и полностью поддерживает мятежников. Более того, мечтает описать сражения испанцев с мамби и взять интервью у главных противников — Вейлера и Масео.