Чикита
Шрифт:
Самое главное приберегалось на конец главы. До этого шла сплошная вода. Целые страницы про то, как отлично они ладили, как им бывало весело вместе, как, едва расставшись, они начинали бешено тосковать, и прочие глупости. Ни о чем. Например, длиннющая сцена в Центральном парке. Очень красивая, прекрасно написанная и все такое, но пропустить ее можно было со спокойной совестью.
Мы уйму времени угробили на этот кусок. Вот представь себе: Чиките втемяшилось, что описание Центрального парка должно быть предельно точным, а она кое-что запамятовала. Ну и гоняла меня несколько раз проверить, в какой цвет выкрашены лошадки на такой-то карусели да сколько ступенек в таком-то лестничном спуске. Каково, а? Таскаться из Фар-Рокавей на Манхэттен ради этой ерундистики! Частенько я прикусывал язык, чтобы не послать ее куда подальше. Если уж женщина, какая
Чикита в те времена уже не выходила из дома и думала, что Центральный парк — по-прежнему райское местечко, как в пору ее приезда в Штаты. Она живо помнила тамошние места, рассказывала мне про «Маленький Карлсбад», павильон с тридцатью видами минеральной воды, про разноцветную эстраду, где выступали оркестры, про гондолы на озере, привезенные из самой Венеции, и не верила, когда я говорил, что все это либо вконец развалилось, либо вовсе кануло в Лету. В ее памяти молл кишел наездниками и шикарными экипажами, а на эспланаде щеголяли новыми нарядами молодые дамы и господа. Но все это осталось лишь в ее воображении. Мне же представала совсем иная действительность.
Парк вот уже многие годы находился в упадке и запустении, а Великая депрессия только усугубила его плачевное положение. Вместо элегантных надушенных горожан, прежде любивших прогуляться и присесть поболтать на деревянные, гранитные, кирпичные и кованые скамьи, аллеи наводнили толпы чумазых безработных, живших там же, в парке. Ты не ослышался: там обретались тысячи бездомных бедолаг. Одни жили под мостами, другие строили хибарки из кусков картона, досок и мусора. Бельведер вонял на мили вокруг, его изгадили вдоль и поперек. Весь замок засрали. Многие несчастные, оставшиеся без крова и пищи, с отчаяния ломали изгороди, скамейки и перголы, срубали деревья и царапали памятники. Даже бронзовые статуи не спаслись: у индейца-охотника украли лук, а тигра с павлином в пасти вообще унесли с пьедестала.
Я такое поведение не оправдываю, но и не осуждаю. Может, не найди я тогда работу, поступал бы так же, как эти homeless [57] : громил бы все подряд, потому что ничто так не отупляет и не злит, как безнадега, и все лучше отломить ветку у дерева, чем снести башку полицейскому.
В парке я столкнулся с итальянцами из моего пансиона. Они так заросли грязью, что я едва их узнал. Хотел подойти поздороваться, но заметил такую ненависть в их глазах, что передумал. Вот тебе когда-нибудь бывало стыдно, что ты идешь по улице умытый и хорошо одетый? Мне в то утро было.
57
Бездомные (англ.).
Эпизод в Центральном парке кончался тем, что Чикита с Патриком Криниганом проходили мимо молочной, где в те времена детям бесплатно наливали стакан парного молока. Завидев господина с маленькой девочкой, которые не спросили молока, один служащий стал громко звать: «Мистер, мистер, подите сюда, налью молока вашей дочке!» Чикита рассвирепела, а ирландец славно посмеялся и с тех пор всякий раз, когда хотел подразнить подругу, называл ее «доченька».
С началом репетиций в водевиле Проктора жизнь Чикиты стала насыщеннее. Но это не помешало ей часто видеться с другом. Я говорю «с другом», а не «с поклонником», не «с возлюбленным» или там не «с женихом», потому что тогда речи о любви между ними еще не было. Криниган вел себя по-джентльменски, дарил букеты, приносил сладости, говорил комплименты, но тем все и ограничивалось. У Чикиты теперь были заняты утренние и дневные часы, и они сменили прогулки на столь же частые походы в театр.
Тут под удар попал бедняга Сехисмундо. Он бы предпочел не вдаваться в подробности отношений кузины с Криниганом, но Чикита назначила его сопровождающим для вечерних вылазок, и он не смог отказать. До сих пор Рустика отлично справлялась с обязанностями дуэньи, но притащить негритянку в ложу к Дэли, Гаррику, Бижу или в любой другой
нью-йоркский театр в те времена было немыслимо. Не забывай: рабство-то в Штатах отменили еще лет тридцать назад, но белые с неграми по-прежнему мало пересекались. Цветной все равно оставался гражданином пятого ранга, не позавидуешь, мягко говоря. Теперь вроде как кое-что изменилось, это я из газет и телевизора вызнал. Теперь они третьего ранга.А любопытно, правда? У кубинских негров было тогда куда больше прав, чем у американских. Они могли садиться рядом с белыми в поездах, в кафе и в театре, могли учить детей в государственных школах, а кто при деньгах — и в университет ребенка определить, и в церквях никто не вел двух отдельных книг для новорожденных белых и черных. Интересно, что все это разрешалось еще до того, как испанцы отменили рабство. Только не подумай, будто они так по доброте душевной поступили, испанцы то бишь. Наивная ты душа! Они всего и хотели, чтобы цветные успокоились, забыли про независимость и перестали партизанить.
Несметное количество драм, комедий и опер-буфф, которые Чикита пересмотрела в те недели, пришлось как нельзя кстати: она разобралась, как модные артисты ведут себя на сцене и как общаются с публикой, подмечала все, что ей казалось полезным, чтобы взять на вооружение для собственных выступлений. Они даже в оперу сходили, послушать Лилли Леман в «Тристане и Изольде». Постановка была впечатляющая, но ни Чиките, ни Мундо не понравилась музыка Вагнера. Они нашли ее чересчур помпезной и даже устрашающей и весь вечер вздрагивали от внезапно вступавших рожков и труб. Разумеется, они умолчали об этом, когда в антракте Криниган провел их в гримерную Леман. Сопрано собиралась в ближайшем времени вернуться в Германию и пожелала Чиките всяческих успехов.
Кроме того, они посетили пару водевилей с участием лилипутов, но, внимательно изучив их манеру, Чикита пришла к выводу, что это не истинные артисты, а просто иллюстрации к выражению «ошибка природы». Криниган согласился, но предупредил: лилипуты Пастора и Хаммерстайна — совсем другое дело: опытные матерые профессионалы, закаленные лучшими театрами Европы. Нелегко будет с ними тягаться.
— Черт побери! — притворно обиделась Чикита. — Неужто вы во мне сомневаетесь?
— Ни капли, — возразил он. — Я убежден, что во всем свете нет другого столь талантливого и очаровательного создания.
В один прекрасный вечер, когда в театре «Эмпайр» они смотрели спектакль с Мод Адамс, в конце первого акта Криниган дал Мундо денег и послал за конфетами. Оставшись с «доченькой» в ложе наедине, он взял ее за руку, признался в любви и сделал предложение.
Разница в росте, конечно, мало удобна для брака, но не является непреодолимым препятствием. Многим другим парам удалось справиться с этой трудностью и жить долго и счастливо. Почему бы и им не попытаться? Не дав Чиките ответить, он вытащил из нагрудного кармана старую открытку, представлявшую мистера и миссис Рид, супругов, снискавших несколько лет назад необычайную популярность как раз из-за того, что в нем насчитывалось шесть футов росту, а она была от горшка два вершка.
— Сеньора Рид низкорослая, а не лилипутка, — заметила Чикита, разглядывая открытку. — Она достает мужу до пупка. А я вам — едва ли до колен [58] .
Ирландец совсем сник, и Чикита поспешила уверить, что вовсе не отвергает его. К чему скрывать? Она тоже его любит. С первой минуты ее очаровали рыжие бакенбарды и почти прозрачные голубые глаза… Тогда Криниган признался, что мечтает увезти ее за город, в Коннектикут. Домик с большим камином и садом близ ручья на опушке леса, вдали от суеты и любопытных глаз — что может быть лучше для супружеской жизни? Он не богач, но на достойное существование у него денег хватит. И он уже переговорил с Пулитцером о возможности присылать статьи в «Уорлд» из Коннектикута.
58
Собирая материалы для книги, я нашел фотографию супругов Рид, сделанную в 1875 году, вскоре после свадьбы, в нью-йоркской студии «Лорд’с Гэллери». Миссис Рид вышла замуж в двадцать шесть лет, при росте в тридцать три дюйма и весе в тридцать четыре фунта. Ее муж был худощавым бородатым человеком задумчивого вида. На снимке макушка миссис Рид действительно на уровне его талии. Не исключено, что именно этот портрет Криниган показывал Чиките в театре «Эмпайр».