Чингисхан
Шрифт:
В описываемый нами период во главе кераитов стоял Тогрул (по-тюркски «сокол»). История его жизни весьма красочная, в детстве его дважды выкрадывали и выкупали, а к трону он поднялся по трупам своих дядей. Затем, вероятно в 1160-х годах, ему пришлось бежать от мести одного из родственников. Ейсуге помог ему вернуться к власти в своем клане. Как это он сделал, неизвестно, но, скорее всего, он собрал для Тогрула войско, что свидетельствует о том, что Ейсуге пользовался определенным авторитетом. После этого Тогрул и Ейсуге стали «клятвенными братьями», по крови, и этот альянс через некоторое время сыграет особую роль в возрождении монголов.
Случайная встреча изменила судьбу Ейсуге, а вместе с ней и всего мира. В один прекрасный день он охотился с ястребом на берегу Онона и увидел всадника, скакавшего рядом с небольшой двухколесной тележкой, в которую был запряжен верблюд, в таком экипаже обычно возили жен богатых людей. Возможно, Ейсуге узнал его, это был Чиледу, младший брат вождя соседнего племени меркитов, живших в лесах на северо-западе. «Тайная история» гласит, что его привлекло личико девушки, сидевшей в тележке, — Ейсуге был холост, а она была красоткой. Более того, судя по одежде, она принадлежала
Чиледу пустил лошадь в галоп, братья за ним — и гнались, пока не поняли, что не догонят. Тогда они вернулись, подхватили узду верблюда и не спеша двинулись по зеленой степи, увозя молодую Хулан, которая металась в своей тележке, рыдая от горя и безысходности.
Более поздние источники этого эпизода не упоминают, словно авторы видели нечто позорное в умыкании молодой женщины, которая, по всей видимости, любила своего настоящего мужа и совершенно не желала сделаться невестой «героя» Ейсуге. Но «Тайная история» обходится с историей в духе гомеровского повествования и критического реализма — похищение жен было делом обычным, у племен существовали традиционные брачные партнеры, меркиты — разрешенный объект охоты, а действия Ейсуге — это мотивация для разгорания конфликта с меркитами в развитии сюжета «Истории».
Один из братьев, ехавший рядом с тележкой, велел Хулан замолчать и выбросить Чиледу из головы:
Тот, кто обнимал тебя, Уже далеко за горами, Тот, кто плакал по тебе, Уже за многими реками. Даже если ты закричишь, Даже если он оглянется, Он не увидит тебя.Так что у Хулан не оставалось выбора, приходилось принять Ейсуге как второго мужа и защитника жизни, состоящей в уходе за скотом, бесконечных скитаниях по степям и пустыням, налетах и обороне от налетов.
Прошло шесть месяцев, Ейсуге вернулся в свой лагерь на Ононе после весеннего набега на татар, и Хулан сообщила мужу, что забеременела.
4 Корни амбиций
В XIX веке были описаны обычаи и обряды, которыми сопровождалось рождение ребенка в монгольской семье. Согласно описанию можно предположить, что гээр Хулан охранялся от злых духов луком со стрелами, внутрь допускались только близкие родственники и шаманка в качестве повитухи. Шаманка должна была внимательно осмотреть новорожденного и убедиться, что на нем нет никаких изъянов. Ей не нужно было обладать богатым воображением, чтобы прочитать по крови на новорожденном сыне могущественного вождя благоприятный знак. «Тайная история» сообщает, что ребенок появился на свет со сгустком крови в кулачке правой руки, что потом, совершенно естественно, было истолковано как знак силы. Дитя помазали коровьим маслом, за вернули в шкуру ягненка и положили в деревянную люльку с пробуравленными по краям отверстиями, куда пропускалась бечевка, чтобы можно было устроить дитя за спиной сидевшей на лошади матери.
Затем пришло время дать ребенку имя. Ейсуге только что вернулся из налета с захваченным в плен татарским вождем. По традиции он назвал мальчика именем захваченного врага (о котором мы больше не услышим — возможно, он был возвращен соплеменникам за выкуп), а будущий Чингисхан вошел в жизнь с татарским именем Темучин.
Учитывая успехи, которых позже добился Темучин, мно гие поддавались искушению объяснять их именем героя. Иногда говорят, что оно происходит от слова «томор» (железо), первой части составного слова «железная дорога» («томорцзан») и части слова «томорчин» (кузнец). Автором такого толкования, по-видимому, был фламандец-путешественник монах Уильям из Рубрука, который называл Темучина потом ственным кузнецом. Откуда у него такая странная мысль? Похоже, так он растолковал слова своего переводчика, приемного сына перса-ювелира, который работал на монголов. Воз можно, он поинтересовался, что означает «Темучин», как поинтересовался бы любой любознательный антрополог, и услышал в ответ неопределенное: «А, так, что-то вроде «чело век из железа»…» Рассказ монаха о своих приключениях — важнейший источник сведений о Монгольской империи в период ее приближения к точке наивысшего расцвета, но в этом вопросе он ошибался. Поскольку имя принадлежало татарскому вождю, то кузнецом был не кто иной, как плененный Темучин. Если быть ближе к истине, то он не был кузнецом. В монгольском имени нет звука «р». Но так случилось, что ошибка прижилась, как это бывает с ложной этимологией. В персидском языке в имя прокралось альтернативное написание, Темур — чин, это несуществующее «р». В результате ошибки, повторенной в двух языках, неправильное производное настолько вросло в лексикон, что переходит из книги в книгу. Очень соблазнительно считать, что завоевателем и разрушителем наций был Человек из железа; как Сталиным, Человеком из стали, стал Иосиф Джугашвили, но это было совсем не так.
Время, когда все это произошло, чрезвычайно волнует монголов. Общепризнанной датой рождения Чингиса считается приблизительно 1162 год, и на этой дате все еще настаивает официальная Монголия. Национальный день Монголии в 2002 году был провозглашен еще одним особым праздником, 840-летием рождения Чингиса. Таким образом, каждый год, оканчивающийся на «2», станет поводом к новому празднику. Однако другие историки, поколебленные возможностью того, что победа Цзинь над монголами
состоялась где-то в 1160 году, или исходящие из возраста Чингиса в момент смерти, склоняются к тому, что он родился между 1155-м и 1167 годами. В настоящее время ничего определенного сказать нельзя, а посему 1162 год не лучше и не хуже других.Если эксперты спорят о том, когда, то не с меньшей страстностью они дискутируют на тему о том, где родился Чингис. В «Тайной истории» говорится, что это произошло на Ононе, неподалеку от места, называемого Делуун Болдог. На звание может переводиться как Злая горка. Непосвященному человеку со стороны вряд ли увидеть какую-нибудь разницу между горками и разным злом, тем не менее на честь быть местом рождения героя претендуют две Злые горки.
Одна находится вблизи Дадала, неподалеку от того места, где в Онон вливается его приток Балдж, что в 80 километрах к северо-востоку от исключительно ухоженного лагеря гэ-эров около Биндера. Это место с высящейся там десятиметровой статуей было официально выбрано местом рождения Чингиса еще в 1962 году, когда отмечали 800-летие его рождения и выпустили юбилейные почтовые марки и Академия наук провела симпозиум. Все это было разрешено вскоре после завершения строительства мавзолея Чингисхана во Внутренней Монголии, так что и празднование юбилея, и воздвижение статуи нетрудно было интерпретировать как ответ на попытку Китая сыграть на националистических чувствах монголов. Некоторые деятели в Монголии пожалели об этом шаге, так как он шел вразрез с советскими идеологическими установками. В глазах Советов Чингис был угнетателем, Монголия же была их вассалом, и превозносить его как героя было рискованно. Но тогда думалось, что риск себя оправдывал. Советский Союз только что порвал с Китаем, и демонстрация силы к северу от Гоби не должна была приветствоваться. Но события развивались совсем не так, и, возможно, по той причине, что главный инициатор установки статуи член Центрального комитета партии Томор-Очир осмелился критиковать президента Монголии сталиниста Цеденбала. Произошла идеологическая чистка, Томор-Очира исключили из партии за «разжигание националистических чувств» и создание «антипартийной группы». Он был со слан работать в музее заштатного промышленного городка, состоял под надзором КГБ, и о нем услышали только тогда, когда в 1985 году он был при невыясненных обстоятельствах убит. Несмотря ни на что, статую сносить не стали, что свидетельствовало о некоей молчаливой поддержке сверху. В наши дни она стала одной из главных туристских достопримечательностей расположенного на берегу озера-курорта.
Второй артефакт — это само место, с которым в то летнее утро я мог познакомиться собственными глазами, стоя на возвышенности над лагерем гээровв Биндере и чувствуя, как выветриваются пары водки, выпитой накануне вечером по случаю первенства мира по футболу.
Я стоял около небольшой кучи камней, построенной кем — то в честь духа этой горы. Быстрые воды Онона бойко журчали в тени по каменистым перекатам, их еще не коснулись лучи солнца, восходившего за моей спиной. В высоте, под голубым небом божественной глубины и прозрачности, запел жаворонок, потом прокуковали две кукушки, и больше не было слышно ничего. Ни звука не доносилось ни из раскинувшегося в излучине реки леса, ни с реки, ни с лугов, ни с озера и холма, который и составлял таинственный центр не разгаданной загадки.
Эту Злую горку мы проехали накануне. Она ничем не отличалась от множества подобных холмов, разбросанных по великой степи, но нам она все-таки запомнилась потому, что у ее подножия были навалены горы мусора. Два поколения тому назад Биндер лежал именно здесь. Коммунистические власти постановили перенести его в другое место. Целый го род перебрался на несколько километров в сторону от холма, и на его месте до сих пор видны остатки кирпичных фундаментов домов, навалены кучи искореженных кусков метал лических крыш. Со своего холма, с расстояния 4 километров, я мог разглядеть смутные очертания старого города. Борцы за охрану природы сказали бы, что это ужасно, но у степи свои собственные взгляды и правила. Степи безбрежны, там нет дорог, стада бродят куда им бог на душу поло жит — и никакого загрязнения окружающей среды. Так с какой же стати все это убирать?
Это место только с недавнего времени претендует называться подлинным местом рождения Чингиса. Мнение об этом укрепляется с каждым днем, и к тому есть веские исторические доводы, в обобщенном виде они изложены в брошюре, которая продается в туристском лагере, где установлены гээры, и которая написана профессором Сух-Баатаром из университета Чингисхана в Улан-Баторе. Накануне я услышал их от одного очень почтенного человека.
Мы ехали по незаметно взбирающейся по пологому подъему дороге, на горизонте маячили холмы, смотреть было не на что, пока в отдалении мы не различили маленький домик из потемневших бревен. Это походило на какую-то волшебную сказку, там было крылечко и одна комната. Миниатюрная сибирская дачаслужила, вероятно, летним домом одному из многочисленных друзей Баатара. На вопрос Баатара сморщенная как печеное яблоко дама махнула рукой вдоль едва приметной дороги. К этому моменту заморосил дождик. Через ветровое стекло машины мы увидели впереди странную фигуру, которая, когда мы притормозили ря дом, превратилась в необычайно красивого человека лет семидесяти, одетого в выцветшую рубашку. Он тянул маленькую четырехколесную тележку, рядом с ним бежала черно-белая собака, что-то вроде овчарки. Это был Батамдаш, филолог, историк, тридцать лет проработавший профессором Монгольского национального университета, а сейчас он вез металлический бидон с водой, которую только что набрал в ручейке неподалеку. На неожиданное появление Баатара он никак не среагировал, просто забрался в машину и взял вымокшую собаку на колени. Баатар погрузил воду и тележку в багажник. Я погладил собаку, она лизнула мне руку и заурчала от удовольствия. Такое было для меня совершенно в новинку. Собаки в степи предназначены для то го, чтобы отпугивать волков с ворами, поэтому в своем большинстве это злобные чудовища, не разбирающие, кто волк, кто преступник, а кто добропорядочный незнакомец с самыми добрыми намерениями. По своей природе монгольские собаки людоеды. Некоторые даже пытаются укусить проезжающую машину. Приближаясь кгээру, первым делом нужно с приличного расстояния крикнуть: «Уберите собак!» Никогда до этого в Монголии мне не попадались на глаза собаки размером чуть меньше пони, и, уж конечно, я не встречал среди них дружелюбных или пугливых.