Чингисхан

Тогда Нилка прибегает к коварству, он посылает Темучину приглашение, предлагает ему руку своей сестры в надеж де схватить и убить его. Двое шпионов предупредили о ловушке, и Темучин с небольшим эскортом уходит от погони по берегу реки Халх, а потом вдоль озера (а может быть, ре ки) Балджуна. Последовавшие события приобрели огром ное значение, потому что ознаменовали надир военных не удач Темучина и одновременно обозначили поворотный пункт в его искусстве лидерства. Как ни странно, никто не может найти какой-нибудь зацепки, чтобы определить, где находилась эта Балджуна. Учеными дискутируются несколько вариантов, причем предполагаемые места отстоят друг от друга на сотни километров. Возможно, это было озеро вблизи нынешнего Балзина, сто пятьдесят километров по другую сторону сибирской границы, может быть, это было на дальнем востоке Монголии, около Халха, или на пятьсот километров к западу, на реке Балдж, неподалеку от местности, вы бранной в 1962 году в качестве места рождения Чингиса. Где бы это ни было, но будущий император еще раз оказался на грани гибели, о чем записано в ряде китайских источников, которые были вновь обретены и переведены в конце X I X века. Если им верить, то Темучин с девятнадцатью спутниками оказался в исключительно тяжелой ситуации, всем им пришлось пить мутную воду Балджуна. Вот как это звучит в одном из двух, почти идентичных рассказов.

Когда они добрались до Балджуна, припасов не осталось. Случи лось так, что с севера примчалась дикая лошадь. [4] Касар убил ее. Из шкуры они сделали котелок, с помощью кремня разожгли костер, из реки набрали воды. Они сварили мясо лошади и съели его. Будущий Чигисхан воздел руки к небу и произнес клятву; «Я закончил «великое дело», теперь я буду делить с вами, люди, и радости и горечи, если я нарушу мое слово, пусть я стану подобен вот этой воде». Среди военачальников и воинов не нашлось ни одного, у кого не сверкнули бы слезы на глазах.

4

Дикие лошади обычно были объектом охоты, потому что не поддавались объездке и скрещивались с одомашненными. Они стали редко встречаться и были формально классифицированы только в X I X веке русским путешественником Николаем Пржевальским. Многих ловили и отправляли в западные зоопарки.(Прим. перев.).

Темучин повторил сцену, пережитую Генрихом V, когда готовность вождя разделить со своими соратниками страдания, поражение и смерть выковывает ни с чем не сравнимые узы:

Тот, кто проливает кровь со мной, Да будет брат мне.

Будущий Чингисхан согласился бы со словами короля. Испытание «питием мутной воды» сплотило собравшихся вместе братьев, которые будут потом несказанно гордиться пережитыми трудностями и верностью, которая накрепко по вязала господина с его воинами. Потом, на протяжении их жизни, те, кто был участником Балджунского договора, названного так учеными, при упоминании его принимали таинственный вид. Об этой истории отцы рассказывают своим сыновьям.

И все же, несмотря на значимость этого происшествия, вы не найдете в «Тайной истории» ни слова. Поскольку в ней рассказывается о событиях, происшедших до и после него, это определенно сделано не случайно. О причине мы можем только гадать. Возможно, это событие было опущено именно из-за своей значительности, чтобы облегчить узкому кругу посвященных сохранять свою тайну. Возможно, балджунианцы стали своего рода масонами, строжайшим образом хранящими свой особый статус и не желающими, чтобы о ней узнал весь мир. Я могу представить себе и другую, более альтруистическую причину. К тому времени, когда была написана «Тайная история», т. е. через двадцать пять лет, к императору пришло много отважных и верных людей, и автору «Тайной истории» могло показаться, что было бы неполитично публично отдавать кому-то дань восхищения, которым не удостоено столько не менее достойных людей.

Из Балджуны, где за лето 1203 года он с горсткой своих людей восстановил силы, Темучин посылает Тогрулу длинное и трогательное письмо, фактически предлагая национальное согласие — но на каких условиях? О чем говорилось в оригинале письма, можно только догадываться. Все, почему мы можем судить, — это версия, оставленная нам будущим Чингисом и «Тайной историей». Естественно, оно вы держано в духе высокой морали.

«Хан, мой отец, с горечью спрашивает: Темучин, почему ты пошел на меня? Неужели ты не помнишь, как мы присягали на верность? Разве мы не были как волы, тянущие в одной упряжке, или как колеса двухколесной повозки? Или это не мой отец Ейсуге пришел к тебе на выручку? Разве вы не были назваными братьями? Или не ты говорил: «Я отплачу твое добро детям твоих детей»? Когда ты был изгнанником, имел всего пять коз и пил кровь своих верблюдов, разве не я вернул тебе все? Когда тебя грабили найманы, разве я не послал четверых моих сильнейших людей, моих четырех «боевых коней» помочь тебе и спасти твоего сына? Так почему же, хан, мой отец, ты идешь на меня?»

С точки зрения морали позиции Темучина очень сильные, и Тогрул знает это. «О, мой бедный сын, — стонет он, — неужели мне суждено расстаться с ним?» С точки же зрения военной Темучин слаб и может рассчитывать на усиление только в разгаре лета, когда созреют на пастбищах травы и прибудут подкрепления от родственников жены, онгирадов и других местных кланов.

Выбрав выжидательную тактику, он не ошибается. В его отсутствие союз Тогрула распадается. Ямухай, как всегда, недовольный Тогрулом, строит планы убить старика. Тогрул узнает об этом. Заговорщики бегут к найманам. Темучин нападает на несчастного Тогрула и после трехдневного сражения — других подробностей этой битвы не имеется — одерживает победу. Ямухай и Тогрул с сыном бегут на запад, в земли найманов.

Там Тогрула убивает страж, который никак не мог поверить, что этот беглец — великий хан кераитов. Позже, когда его опознали, голову Тогрула доставили в ставку найманов, и княгиня-мать приказывает отдать почести бывшему союз нику найманов. Голову положили на белый войлок и устроили церемонию возлияния вином и игры на музыкальных инструментах. Найманский наследный княжич Бай Буха — обычно называвшийся китайским титулом «тайянг» — сидел как загипнотизированный необычной церемонией. Он не сводил глаз с отрубленной головы. Внезапно он издает вопль: «Она улыбается!» — и ударом ноги превращает голову в кровавое месиво. Его родители в ужасе, особенно отец тайянга. Когда шаман толкует собачий лай как предзнаменование беды, старый хан впадает в депрессию. «Я старею, — бормочет он, — мой сын уродился дураком и думает только о соколах и охоте». Хан боится за будущее своего народа, которым суждено править этому параноику и болвану. Что касается Нилки, то он бежал на юго-запад, оставив Ямухая у найманов. Нилку в конце концов убили в Кашгаре, земле уй гуров, на дальних западных окраинах Китая.

Найманы не были покорены и, хотя жили на далеком западе, теперь представляли угрозу, так как у них нашел приют их новый союзник Ямухай. Темучин отдавал себе отчет в том, что рано или поздно, но решающая схватка должна произойти. Готовясь к ней, он снова отошел на восток, к реке Халха, чтобы перегруппироваться и спланировать предстоящую войну. Когда все было готово, в середине мая 1204 года он двинулся вверх по Керулену в сторону гор Хентей, где стояли лагерем найманы под командованием бездарного Тайянга. Когда монголы наконец вышли к позициям найманов, значительно превосходивших их численностью, их лошади бы ли тоже измотаны длинным переходом. Изучив ситуацию, один из вновь назначенных командиров предложил встать лагерем, чтобы восстановить силы и одновременно обманным маневром предупредить нападение врага: каждый воин должен разжечь не один, а пять костров. Это сработало. В ту ночь выставленные на окрестных возвышенностях дозорные найманов доложили своему князю, что у монголов «костров больше, чем звезд на небе».

Тайянг, человек слабодушный, занервничал и предложил отойти и отложить сражение на следующий день. Здесь мы впервые слышим о Кучлуге, неистовом сыне Тайянга, которому в тот момент, полагаю, было около двадцати. Кучлуг и слышать об этом не хотел, он сказал, что от отца толку, что от спутанного теленка или «беременной бабы, которая носа не высовывает дальше места, где оправляется». Его поддерживает один из военачальников Тайянга, говоря, что, знай мы, что ты такой трус, мы бы лучше послали за твоей матерью, ты, кусочек говяшки… В гневе Тайянг отдает приказ вступить в бой.

В предшествующих стычках на равнине, километрах в 200 от нынешнего Улан-Батора, авангард Темучина обратил в бегство передовые отряды найманов. И теперь «Тайная история» смакует предстоящую победу. Когда Тайянг поинтересовался, почему бегут его воины, Ямухай напоминает князю, что у Темучина четыре великих соратника: военачальники Джебе, Джелме, Субудей и Кублай (не путать с внуком Чингиса, будущим ханом). Они вскормлены человеческим мясом, у них

Лбы из кованой меди, Не носы, а зубила, Не языки, а шила. Сердца из железа, Не мечи, а плетки. Они поедают росу И мчатся по ветру.

«Ах ты, — занервничал Тайянг, — давай держать этих варваров на расстоянии». И отступил в предгорья.

«А кто это там, — спрашивает Тайянг, перебравшись в безопасное место, — тот, что похож на голодного ястреба?»

«Тот, чье тело в литой меди и кованом железе? — отвечает Ямухай. — Это Темучин, мой названый брат».

Тайянг молчит.

Потом отвечает: «Опасный человек. Давай поднимемся повыше и останемся там».

Теперь Ямухая понесло: «Видишь Касара, брата Темучина? Мать кормила их человечьим мясом. Он сжирал быка-трех летку. Может целиком проглотить человека вместе с колчаном и вообще со всем и глотки не поцарапает. Он пробивает стрелой десять, а то и двадцать человек, пусть они даже будут по другую сторону горы».