Чингисхан
Шрифт:
Накануне выхода в поход Чингисхана во главе своей великой армии одна из его жен, Есуй, убедила его решить вопрос о преемнике до начала войны. Молодая женщина лирично и вдохновенно рисует опасности войны, говорит о возможной гибели своего супруга. Заодно она ставит его перед необходимостью ответить на вопрос, который задают себе все его близкие: кто будет его преемником? «Но все живущее смертно, всякое существо недолговечно. Если твое тело, подобное громадному дереву, однажды склонится к земле, что станет с твоими народами, подобными конопляному стебельку или птичьему полету? Из твоих четверых благородных сыновей кого хотел бы ты признать своим наследником? Этот вопрос, который я задаю тебе, твои сыновья, твои братья, твои преданные друзья тоже задают себе. Нам необходимо знать, каковы твои желания».
В «Сокровенном сказании» говорится, что Чингисхан признал правоту Есуй: «Ты всего лишь женщина, а только что сказала мне разумные слова, которые
Итак, хан призвал в свой шатер своих четверых сыновей, своих братьев, полководцев и нескольких верных друзей. Затем, открывая дискуссию о наследовании, он спросил своего старшего сына Джучи о его мнении. Но тот не успел еще и рта раскрыть, как вмешался Джагатай, перебив отца: Джучи не имеет права высказывать свое мнение, так как он был зачат у меркитов, похитивших Бортэ. И в бешенстве произнес слово «внебрачный». Джучи, смертельно побледнев от оскорбления, бросился на Джагатая. Оба они с поднятыми кулаками стояли друг против друга, не скрывая давней непримиримой вражды. Их поспешили разнять, в то время как хан на своем почетном месте хранил невозмутимое спокойствие. Старый слуга хана Кокотчес посмел сказать обоим противникам об их поведении, напомнив им о том героическом времени, когда в их юрте царила нищета, степь раздирала анархия родов, и Бортэ, их мать, «отрывала кусок от своего рта, чтобы их прокормить». Он воззвал к их чувству любви к матери, к их великодушию. Чингисхан зашел еще дальше: «Сокровенное сказание» пишет, что Джагатай не смог сдержать слез, услышав от отца суровое порицание, и что оба брата склонились в пользу третьего, Угедея, известного своей уравновешенностью и великодушием. Джучи принял это предложение: оно сводило на нет его право первородства, но сомнения, тяготевшие над законностью его рождения, не оставили ему выбора.
Итак, предполагаемым преемником был в конце концов назван Угедей. На сохранившемся портрете он предстает перед нами строгим и, по-видимому, крепким. У него очень широкий приплюснутый нос, раскосые глаза, он совершенно не похож на отца. Считается, что он был любимым сыном. Одаренный здравым смыслом в большей степени, чем умом, склонный к милосердию, он очень любил выпить. Угедей торжественно обещал отцу оправдать его доверие. Толуй, младший, заявил, что будет всячески помогать своему старшему брату и стараться напоминать ему о его обязанностях.
Вопрос о наследовании был предварительно оговорен. Но Чингисхан принял решение: «Мать-земля велика, — заявил он сыновьям, — больших и малых рек много. Я разделю империю так, чтобы каждый из вас получил отдельное владение, а каждое племя — четко обозначенные зоны выпаса».
Великая армия Чингисхана могла отправляться в поход завоевывать земли Ислама.
Государь отправился со своими четырьмя сыновьями и лучшими полководцами: Субетэем, Токучаром и Джэбэ, командовавшими силами авангарда. Беспрецедентное событие: его сопровождает одна из жен, Кулан (Эмиона), о которой говорят, что она была очаровательна и завоевала сердце своего повелителя. Эта особая милость позволяет так думать, но можно также предположить, что Кулан воспользовалась случаем, чтобы затеять интригу и противопоставить себя Есуй.
Шах Хорезма Мохаммед совершил ошибку: он рассредоточил свои силы на огромной территории. Часть его армии находилась в собственно Хорезме, в районе Хивы и Ургенча, к югу от Аральского моря. Другая часть была сконцентрирована в Самарканде и Бухаре. И еще часть — продвинулась к самой границе империи, в Фергану и по течению реки Сырдарьи. Перед могучим монгольским тараном Мохаммед — в слабой позиции. Когда его силы, однако, значительно превосходящие в численности, столкнутся с монголами, на месте они окажутся малочисленнее.
В 1219 году, когда они готовились к захвату Передней Азии, монголы почти наверное, во всяком случае в отдельных армейских соединениях, располагали военным снаряжением. Война против Китая дала им возможность захватить осадные орудия, а главное — получить китайских или киданьских специалистов, умеющих ими пользоваться и научить этому кочевников. Начиная с X века китайцы изготовляли пороховые снаряды. В большей степени, чем о мортирах, широко используемых только начиная с 1280 года, речь шла о трубах, посылающих дымовые снаряды, которые своим грохотом и клубами дыма должны были наводить ужас на врага. Монголы использовали также более древние метательные снаряды по крайней мере тысячелетней давности: осадные арбалеты, установленные на массивных подставках, которые могли посылать длинные стрелы «на двести больших шагов», или катапульты, бросающие? камни на большое расстояние. Саперы делали подкопы под стены во время осады, защищаемые башнями на колесах (lin), которые как пожарные машины разворачивали складные
лестницы. Кроме этих осадных орудий, называемых «лестницами в облака», тараны и бомбардиры с металлической дробью (tiehuopao) появились, несомненно, во время осады в то же время, что и «летучие огни» (feihuo), которые могли поджигать части фортификаций, сделанные из горючих материалов.Первой целью монголов был город Отрар. Этим городом, окруженным стенами, командовал Инальчик Кадир-хан, правитель, приказавший казнить эмиссара хана. Уверенный, что в случае поражения ему не миновать смерти, он сопротивлялся до конца вместе со своими осажденными войсками. Авторы персидских хроник сообщают, что осада города, начавшаяся в сентябре 1219 года, длилась больше месяца и что, когда город был взят, его правитель укрылся в крепости с оставшимися у него воинами. В конце, когда кончились даже стрелы, Инальчик собрал кирпичи, чтобы бросать ими в противника. Когда он был побежден, его, связанного кожаными ремнями, привели к хану, который распорядился предать его показательной казни, видимо, любимой монголами: расплавили серебро, затем влили жидкий кипящий металл в отверстия ушей и в глазные орбиты жертвы.
Под предводительством Джучи второй корпус монгольской армии прибыл в Хорезм по левому берегу Сырдарьи и тотчас же начал осаду города Сугнака. Как обычно, монголы потребовали безоговорочной капитуляции. Когда противник отказался, воины Джучи начали яростный штурм, длившийся целую кровавую неделю, в конце которой осаждающие взяли город и перебили всех жителей, перерезав горло или вспоров животы. Затем пришла очередь города Джента, на Сырдарье, к северу от пустыни Кызыл-Кум.
Тем временем другие монгольские кавалеристы под командованием Алак-Нояна атаковали Бенакет между Ходжентом и Ташкентом. Тюркские наемники защищали его стены в течение трех дней, затем сдались. Но никому из них не было пощады, когда монголы вошли в город. Здесь они тоже собрали всех жителей. Мастера были распределены между сражающимися воинскими подразделениями, часть — оставлена в лагере для отправки в Монголию, тогда как женщины были отданы разным родам. Остальное население попало в воинские единицы, чтобы служить заложниками или живым щитом между осаждающими и осажденными.
Затем наступила очередь Ходжента (Худжанда). Комендант города Темур-Мелик был известен своими военными способностями и мужеством. Он укрылся в крепости, построенной на реке, с тысячью лучших воинов, готовых драться как львы до конца. Персидские летописцы утверждают, что крепость была так хорошо расположена, что врагу пришлось мобилизовать 20 000 воинов и 50 000 пленных, — цифры, очевидно, преувеличенные. Монголы использовали пленных, чтобы построить мост из лодок по всей ширине реки выше укрепленного замка. Затем пленники стали таскать камни, чтобы бросать их в воду вдоль мостика; созданного из поставленных на якорь лодок, и построить таким образом плотину, которая дала бы возможность осушить ров у подножия крепости. Темур-Мелик умно противостоял этим приготовлениям: у него тоже были лодки и он использовал их, чтобы все время тревожить рабочих и их охрану, занятых созданием плотины, перегораживающей реку. Но что могли тысяча человек против монгольской армии? Темур-Мелик, собрав самых смелых и верных ему людей, сумел сесть на лодки на Сырдарье и поплыл по течению; затем он вышел на берег и, несмотря на посланные в погоню за ним вражеские эскадроны, невредимым прибыл в лагерь шаха.
В то время как его люди брали один за другим восточные города Хорезма, хан и его сын Толуй вошли в Трансоксианию (Мавераннахр), область, расположенную между двумя реками — Сырдарья и Амударья. Город Нур был взят хитростью: переодевшись погонщиками верблюдов из каравана, монгольские воины под видом беглецов проникли в предместья, не опознанные часовыми. Дойдя до городских стен, они сумели пробиться, и городские власти, видя, что дело проиграно, капитулировали. Жители были вынуждены покинуть Нур, а правитель выплатить дань в размере 1 500 динаров. Город был разграблен и добыча, погруженная на повозки, сопровождала войска захватчиков.
В начале февраля 1220 года показалась Бухара. Тогда это был один из красивейших городов Хорезма, если не всего Востока. Расположенный на западной оконечности огромного Зеравшанского оазиса на границе с Кызыл-Кумом (пустыня Красных Песков), он был местом пребывания саманидов-иранцев, принявших ислам, затем тюркских династий караханидов и каракитаев. Город был средоточием интеллектуальной и религиозной жизни, и паломники приходили издалека, чтобы помолиться в мечети Пятницы, на могиле Исмаила Саманида. Бухара, славившаяся ткачеством ковров, была торговым центром, находившим заказчиков вплоть до Малой Азии и Египта. Вокруг города бесчисленные ирригационные каналы (арыки) или проложенные под землей трубы (kariz) распределяли благодатную воду. Благодаря системе резервуаров, подъемных затворов, шлюзов вода прибывала в город, где она позволяла стирать шерсть и разводить краски, применявшиеся при ручной выделке ковров. Меньше чем за месяц Бухара тоже падет под натиском армии Чингисхана.