Чинить живых

Их медицинские досье были собраны в электронной базе данных, к которой сейчас обратилась Марта; закинув в рот никотиновую таблетку и взглянув на часы, она вспомнила о том, что забыла отменить ужин, назначенный через два часа у её дочери и зятя; она не любила бывать у них, и эта мысль вдруг чётко оформилась: не люблю туда ходить, не люблю там мёрзнуть; трудно сказать, что рождало подобное ощущение у неё в душе: может быть, стены квартиры, выкрашенные чудесной белой казеиновой краской, заставляли Марту дрожать от холода; или отсутствие пепельницы и балкона, а также мяса, беспорядка, напряжения; или же малийские табуреты и средиземноморский дизайн; вегетарианские супы, которые подавали в мавританских пиалах; ароматизированные свечи «Срезанное сено», «Горящие дрова», «Дикая мята»; вышколенная пресыщенность тех, кто ложится спать очень рано, «вместе с курами», укрываясь одеялами из индийского бархата; приятная вялость, правящая в их королевстве; а может быть, её пугала сама эта супружеская пара, которая меньше чем за два года поглотила единственную дочь Марты; поглотила и переварила её, превратив в поборницу семейной жизни — целительный бальзам после многих лет одиноких скитаний: отныне её пылкая дочь-полиглот стала неузнаваемой.

Запустив специальную программу, Марта Каррар загрузила в компьютер все медицинские данные, касающиеся сердца, лёгких, печени и почек Симона Лимбра, а затем активировала опцию сортировки списка пациентов, ожидающих очереди на трансплантацию: когда речь шла о подборе пары на пересадку печени и почек, результаты поиска получались особенно точными. После проверки индивидуальной совместимости донора и реципиента были отобраны определённые кандидатуры; теперь следовало соотнести возможную трансплантацию с географической реальностью и составить непростую картографию: расстояние между местами изъятия и подсадки органов необходимо покрыть за определённый, строго ограниченный срок, зависящий от срока жизнеспособности того или иного органа; здесь врач превращался в транспортного координатора, вынужденного рассчитать километры пути и минуты их преодоления, учесть расположение аэропортов, автострад и вокзалов, обеспечить авиацию и спецтранспорт, найти самых лучших пилотов и опытных шофёров; территориальный фактор вносил свои коррективы в подбор реципиентов.

Но прежде всего необходимо было отыскать донора и реципиента, совместимых по группе крови в системе а-бэ-ноль. [89] Пересадка сердца требовала совпадения группы и резус-фактора: у Симона Лимбра была третья отрицательная, что значительно сократило первоначальный список, насчитывающий около трёхсот очередников на пересадку; Марта быстрее застучала по клавиатуре, спеша разыскать реципиента: сейчас она работала «в угаре», забыв обо всём остальном. Затем она изучила совместимость тканей, руководствуясь системой HLA, [90] — также немаловажная деталь: HLA — биологическое удостоверение личности; антигены влияют на иммунный барьер, поэтому найти донора, чья HLA полностью совпадала бы с HLA реципиента, почти невозможно: чтобы трансплантат прижился в новом теле, чтобы избежать опасности отторжения, показатели HLA должны быть максимально сходны.

89

Номенклатура типа АВО, используемая для классификации четырёх основных групп крови человека. Предложена Карлом Ландштейнером (с 1900).

90

Human Leucocyte Antigens (англ.) — группа антигенов, в основном определяющих совместимость крови у человека.

Марта ввела в программу возраст Симона, чтобы в первую очередь активировать список реципиентов педиатрических отделений больниц. Затем она проверила, имеется ли подходящий по совместимости пациент, чьё состояние требует сверхсрочного вмешательства, — то есть тот, чья жизнь находится под угрозой и который может умереть с минуты на минуту: значит, именно его фамилия должна фигурировать в списке первой; Марта самым скрупулёзным образом соблюдала правила сложнейшего протокола, где каждый пункт был неразрывно связан с предыдущим и определял следующий. В случае же пересадки сердца требовалось учитывать не только кровяную и иммунную совместимости донора и реципиента, но также строение органа, его конституцию, его мышечную силу; значимыми становились такие критерии, как рост и вес; всё это суживало круг поиска: так, сердце крупного и сильного мужчины никогда не прижилось бы в теле ребёнка — и наоборот; что касается географии трансплантации, её определяли нематериальные параметры: момент остановки сердца в теле донора — и момент начала его работы в теле реципиента. Срок хранения сердца — четыре часа.

Поиск подходил к концу; Марта приблизила лицо к монитору; её глаза за стёклами очков казались ненормально большими, анаморфозными. [91] Внезапно пальцы, пожелтевшие от табака в области третьей фаланги, резко остановили курсор: сердце, наивысшая срочность; женщина, пятьдесят один год, группа крови третья отрицательная, рост метр семьдесят три, вес шестьдесят пять килограмм; госпиталь Питье-Сальпетриер, [92] отделение профессора Арфанга. Марта ещё несколько раз перечитала данные: она прекрасно понимала, что звонок, который намеревалась сделать, спровоцирует всеобщее ускорение на другом конце телефонного провода, — электрический мозговой импульс; энергетическая инъекция; иначе говоря, — надежда.

91

Анаморфоз — приём изобразительных искусств и кино. Заключается в том, что в результате оптического смещения форма, поначалу недоступная для восприятия, неожиданно складывается в ясный образ. — Примеч. ред.

92

La Pitie– Salpйtriиre — старинная больница в Париже, ранее богадельня; ныне университетский больничный комплекс, объединяющий группу клиник.

Алло, это Биомедицинское агентство, в секретариате отделения всплеск усердия и сосредоточенного внимания: звонок поскакал по проводам от телефонного коммутатора в оперблок, затем очень спокойный голос произнёс: Арфанг слушает, и Марта Каррар заговорила, напряжённая, по-военному точная: доктор Каррар, я из БМА; у меня есть сердце, безумие, но она сказала именно так; голосовые связки за сорок лет курения поизносились, никотиновая жвачка кончиком языка прилеплена к нёбу; сердце для пациентки вашего отделения, которая ожидает трансплантацию. Реакция немедленная — ни секунды молчания: о’кей, пришлите мне досье. Сделано: у вас есть двадцать минут.

Завершив разговор, Марта опустилась на одну строчку в списке реципиентов и набрала номер CHU [93] в Нанте — ещё одно отделение хирургии сердца; состоялся очередной диалог: на сей раз речь шла о семилетием ребёнке, ждущем пересадку полтора месяца; мы ждём ответа из Питье-Сальпетриер, уточнила Марта и снова подчеркнула: у вас есть двадцать минут. Затем она связалась с третьим отделением, на этот раз — с госпиталем Ля-Тимон в Марселе.

Началось ожидание, прерываемое последовательными звонками: разговор с врачом из Сен-Дени и с координатором в Гавре, необходимость синхронизировать собственные действия с ходом операции, предвосхитить подготовку хирургического блока, ещё раз справиться о гемодинамике донора, в данный момент состояние стабильно. Марта Каррар неплохо знала Тома Ремижа: они неоднократно встречались на курсах повышения квалификации, организованных Биомедицинским агентством, а также на семинарах, где она выступала и как анестезиолог, и как сотрудник с наибольшим стажем; Марта была довольна, что сегодня её партнёром стал именно Тома: она доверяла ему, зная, что он надёжен, профессионален и деликатен; про таких говорят: «заслуживают доверия»; и, конечно, она ценила то, что собранность Тома всегда таила в себе некую возбуждённость, даже нервозность, никогда при этом не выходящую за рамки взвешенной напряжённости: медбрат никогда не опускался до показной истерии, в которую легко впасть, постоянно сталкиваясь с трагедией, сопровождающей всякую трансплантацию, — такой человек был просто кладом.

93

Centre hospitalier universitaire (фр.) — Университетский больничный центр.

После очередных звонков по поводу остальных органов ответы поступали один за другим: Страсбург берёт печень (девочка, шесть лет), Лион — лёгкие (девушка, семнадцать лет), Руан — почки (мальчик, девять лет); а в это время там, на «вираже» [94] стадиона, выверенными жестами расстёгивались куртки: так приступают к намеченному плану — бззз — кожаные косухи, бомберы [95] цвета хаки на оранжевой подкладке, лица, закрытые платками; так действуют бандиты, намеренные напасть на дилижанс, или студенты, вышедшие на манифестацию и пытающиеся защититься от слезоточивого газа; сотни опытных рук выхватили дымовые шашки, спрятанные под свитерами, закреплённые на спинах ремнями, засунутые в брюки: как только смогли они миновать с этими вещами контроль на входе?.. Выдернута первая чека; в это время автобусы с игроками как раз миновали Порт-де-ля-Шапель; красные, зелёные, белые дымы; шум на скамьях амфитеатра усилился — и в этот момент фанатский сектор развернул длинный транспарант: «Руководители, игроки, тренеры, — все вон!»; трибуна-ультрас производила впечатление: компактная, сплочённая, массив из агрессии и силы, враждебная масса, — и очарованные болельщики, желавшие присоединиться к ней, ускорили шаг; лбы работников службы безопасности стадиона покрылись сеткой морщин; охранники припустили галопом, движения сковывали форменные куртки, и стражи порядка расстегнули их; галстуки колотили по пузам; кто-то орал в рацию: беспорядки на северном вираже! не дайте им выплеснуться дальше! Раздалась нецензурная брань; автобусы с тонированными стёклами съехали с автострады; сверхкомфортабельный и почти бесшумный транспорт приближался сейчас к VIP-зоне, чтобы застыть у входа, предназначенного исключительно для игроков. Марта встала, открыла окно: перед зданием Биомедицинского агентства мелькали силуэты; они поднимались бегом по проспекту, направляясь к стадиону, — молодёжь района отлично ориентировалась на местности; врач отослала дочери лаконичное эсэмэс: неотложный вызов в БМА, позвоню завтра, мама; затем постучала коробочкой со жвачкой по перилам балкона, подставила ладонь под носик, выплёвывающий таблетки, обнаружила, что коробочка пуста, и закусила губу; по всему кабинету у Марты были заначки с сигаретами, которые сама она могла отыскать с трудом, но сейчас было бы лучше просто пожевать никотиновую пастилу: время для сигарет ещё не пришло.

94

Трибуна фанатов на стадионе, расположенная за футбольными воротами. То же, что трибуна-ультрас.

95

Лётные куртки пилотов армии США. Позже стали атрибутом масскультуры.

Она представила себе тысячи людей, разместившихся там, вокруг газона такого сияюще-зелёного цвета, что можно было подумать, будто каждую травинку покрыли специальным лаком с помощью кисти; траву расцвечивала особая субстанция — смесь смолы и терпентинного или лавандового масла, которая при испарении растворялась, образуя прочную прозрачную плёнку, отражающую свет, как серебро, выделка новенькой ткани, тонкий слой воска; и тогда она подумала, что в тот миг, когда врачи извлекают ещё живые органы Симона Лимбра, в тот миг, когда их помещают в тела других больных, тысячи лёгких раздуваются там, на стадионе, в едином порыве, тысячи печеней заливаются пивом, тысячи почек в унисон фильтруют отходы организма, тысячи сердец перекачивают кровь, выбрасывая энергию в атмосферу; внезапно Марту поразила фрагментарность этого мира, полная дискретность реальности на этом периметре, — человечество, распылённое по бесконечно разным траекториям: она почувствовала тревогу — ощущение, похожее на то, которое испытывала мартовским днём 1984 года, когда села в автобус номер шестьдесят девять и отправилась в клинику Девятнадцатого округа, чтобы сделать аборт; прошло всего полгода после рождения дочери, которую Марта воспитывала одна; дождь струился по стёклам; она всматривалась в лица окружавших её пассажиров; в лица, которые можно увидеть каждое утро в парижских автобусах; в лица с глазами, устремлёнными вдаль или прикованными к висящей на стене инструкции по безопасности, графический символ, застывшими на кнопке вызова шофёра, смотрящими на ухо соседа; эти глаза избегали встреч с другими глазами; пожилые дамы с хозяйственными сумками; молодые матери с детьми на руках, направляющиеся к муниципальной библиотеке, где можно почитать ежедневные газеты; безработные в поношенных костюмах и дешёвых галстуках, погружённые в газетный разворот, в статью, которую они толком не могли прочесть, не усматривали в ней ни малейшего смысла; их взгляды цеплялись за бумагу, как бы стараясь удержать своих хозяев в этом мире, но для них в нём не осталось больше места, потому что у них не было средств к существованию; многие из этих людей находились менее чем в двадцати сантиметрах от Марты, но никто из них не обращал на неё внимания, не знал, что она собирается сделать, не подозревал о принятом ею решении, которое она намеревалась осуществить уже через два часа, необратимые последствия; люди, жившие своей жизнью, с которыми её ничего не связывало, — ничего, за исключением этого автобуса, захваченного коротким весенним ливнем, этих потрёпанных сидений и грязных пластмассовых ручек, свисающих с потолка, словно спущенные струны или петли, приготовленные для повешения; ничего, ничегошеньки: у каждого своя жизнь, и всё, — тогда Марта почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы, и покрепче вцепилась в металлический поручень, чтобы не упасть: можно не сомневаться, что именно в тот миг она получила свой первый урок одиночества.

Первые полицейские сирены завыли в 19:30. Марта снова закрыла окно — холодно: целый час до первого удара — болельщикам ещё долго придётся сдерживать распирающее возбуждение; интересно, кто играет сегодня вечером? Время шло. Она ещё раз просмотрела досье первого реципиента и порадовалась, что его медицинские характеристики удивительным образом совпадают с характеристиками донора, — большего совпадения трудно желать: чего они там тянут в Питье? В эту секунду зазвонил телефон — Арфанг: берём.

Марта повесила трубку и тут же перезвонила в Гавр предупредить Тома: с тобой свяжется группа из Питье-Сальпетриер — скоординировать доставку; реципиент женщина, отделение Арфанга; ты его знаешь? Фамилию слышал. Она улыбнулась и добавила: у них отличная команда — своё дело знают. Хорошо, Тома взглянул на часы: у нас скоро начнётся изъятие: врачи планируют быть в хирургическом блоке примерно через три часа; созвонимся. И оба отключились. Арфанг, произнесла Марта вслух. Арфанг. Она тоже слышала о нём. Она узнала эту фамилию ещё до того, как познакомилась с её обладателем; эту красивую, странную фамилию [96] уже больше века повторяли в кулуарах всех парижских больниц, и она стала именем нарицательным: медики употребляли слово арфанг, когда, обмениваясь мнениями, желали подчеркнуть особое мастерство какого-нибудь врача-практика; или же они говорили: династия Арфангов, чтобы описать семью, подарившую миру десятки талантливых врачей-педагогов и практиков: многочисленные Шарли-Анри, Луи и Жюли, затем Роберы и Бернары, в наши дни — Матьё, Жили и Венсаны; все эти врачи работали в общественных учреждениях; преданные слуги Государства, думали они сами, когда бежали марафон в Нью-Йорке, катались на лыжах в Куршавеле, участвовали в регате на заливе Морбиан или управляли монококом из углепластика; [97] они разительно отличались от алчной медицинской черни, хотя некоторые из Арфангов, в основном самые молодые, помимо основной практики в больницах открывали частные кабинеты в спокойных зелёных кварталах, привлекая к своей работе другого Арфанга, дабы охватить весь спектр патологий человеческого тела; они предлагали быстрый check-up [98] солидным предпринимателям с избыточным весом, а также вечно спешащим типам, переживавшим из-за повышенного холестерина, закупорки сосудов, чёртовой простаты и снижения либидо; кроме того, были ещё пять поколений женщин-пульмонологов: профессия передавалась по отцовской линии, по праву первородства, мужская часть семейства получала в наследство кафедры и больничные отделения; плюс к этому, была ещё некая девица Брижит: в 1952 году она сумела попасть в парижскую интернатуру, но через два года бросила учёбу, влюбившись в помощника своего отца, хотя многие считали, что на самом деле она просто не выдержала подспудного давления семьи, настаивавшей, чтобы девушка уступила место под солнцем молодым самцам клана; что касается Эмманюэля Арфанга, он был хирургом.

96

Harfang (фр.) — буквально: полярная сова.

97

Mor-Bihan (бретонский язык) — залив в одноимённом департаменте на юге Франции (Бретань). Монокок (monocoque) — кузов транспортного средства, являющийся его единственной несущей конструкцией. — Примеч. ред.

98

Медосмотр (англ.).