Чистилище

Лаваньино кивнул.

— К сожалению, вы правы. В столь неспокойное время у Церкви появилось множество врагов как извне, так и внутри. Поэтому мы с кардиналом Феррио хотели поговорить с вами лично. Сейчас даже здесь, за толстыми стенами Ватикана, лучше, чтобы в важные дела было посвящено как можно меньше людей.

Феррио нервно поправил очки на носу и сказал:

— Давайте вернемся к теме «Totus Tuus» и предположим, что этот орден все еще активен. Каковы его цели в таком случае?

— Все зависит от их силы, — предположил Александр. — Дискредитация Церкви автоматически растет из-за Церкви истинной веры.

— Вы думаете, что «Totus Tuus» заодно с сектантами? — спросил Феррио.

— Я считаю это возможным. «Totus Tuus» придерживается очень консервативной политики и изначально не согласен с Папой Кустосом. Здесь интересы ордена и сектантов сходятся, если за этим не кроется нечто большее.

Феррио напряженно наклонился к Александру.

— Что вы имеете в виду?

— Так называемая Церковь истинной веры за короткое время удивительно быстро выстроила всю административную структуру, следовательно, она обладает достаточными финансовыми средствами. У меня складывается впечатление, что всем этим руководит чья-то умелая и опытная рука.

— А мы ведь думали, что «Totus Tuus» уничтожен, а его члены разбежались кто куда! — воскликнул Лаваньино.

— Я не верил в это, — сказал Александр. — Орден был слишком сильным. Мы лишили его нескольких членов и главы, но этого оказалось недостаточно. «Totus Tuus», как ужасная гидра из греческого мифа, отращивает себе новые головы. Орден отважился на контратаку быстрее, чем мы могли того ожидать.

— Будет трудно что-либо предпринять против «Totus Tuus», — произнес Феррио. — У нас нет контактов ни с кем из его верхушки.

— Ошибаетесь, — возразил Александр. — Мы могли бы спросить моего отца. Хоть он и заключенный, но все же мог бы нам существенно помочь в борьбе против «Totus Tuus».

Феррио кивнул.

— Наверное, он и в самом деле мог бы это сделать, будь у него желание.

— Если хотите, я спрошу его. Я все равно собирался поговорить с ним о вчерашнем происшествии.

— Разумеется, — согласился Лаваньино. — Но я сомневаюсь, что Маркус Розин действительно согласится с нами сотрудничать. Он не просто отвергает его святейшество и всех, кто ему служит, — он ненавидит их.

— Может, Ватикан сумеет сделать что-нибудь и сам. Мой отец уже достаточно покаран тем, что потерял зрение, да к тому же получил пожизненное заключение. Если вы пойдете ему навстречу, возможно, он согласится работать с вами.

— Вы говорите о помиловании? — поморщился Лаваньино. — Он совершил тяжкий грех. Кроме того, вопрос о помиловании должен решить лично его святейшество.

— Если мой отец согласится на сотрудничество, можно будет спросить об этом Папу Кустоса. Что касается вины, тут вы, конечно, правы, ваше преосвященство. Тем не менее нужно определиться, что важнее: искупление покаяния или судьба Церкви?

Лаваньино быстро переглянулся с Феррио и сказал:

— Я совершенно с вами согласен, синьор Розин! В общем, я не против, поговорите со своим отцом! А там посмотрим.

Через пятнадцать минут Александр уже с нетерпением ждал свидания в приемной тюрьмы и время от времени спрашивал себя, почему в этот раз его так долго не пускают к отцу. Когда наконец дверь распахнулась, навстречу ему вышел не обычный жандарм, а мужчина с узким птичьим лицом, которого Александр хорошо знал. Альдо Тессари еще пару месяцев назад был заместителем инспектора и временно исполнял обязанности начальника виджиланцы. Так как начальник Риккардо Парада оказался замешанным в заговоре против Кустоса и был арестован, понтифик, недолго думая, назначил главным инспектором Тессари. Александр, увидев озабоченное лицо Тессари, подумал, что это плохой знак. На несколько секунд Розина охватили страх и беспокойство. Тессари нерешительно пожал руку Александру.

— Добрый день, синьор Розин. Вам, к сожалению, нельзя к вашему отцу.

— Что случилось? Моему отцу нехорошо?

Тессари сглотнул слюну, словно должен был перебороть что-то, чтобы продолжить разговор с Александром.

— Когда в камеру вошел охранник, чтобы забрать вашего отца, он не нашел его там…

— Что значит «не нашел»? Что это значит, синьор Тессари? Скажите мне наконец, что случилось!

Тессари усердно закивал и теперь стал еще больше похож на птицу, которая жадно клюет зерна.

— Ваш отец вскрыл себе вены. Мне очень жаль, но он умер.

Александр настолько спокойно воспринял эту новость, что сам себе удивился. Его мозг и дальше работал нормально, в нем даже возникла циничная мысль, которую Александр произнес вслух:

— Кажется, Ватикан не приносит удачи моей семье, не так ли?

— Что вы имеете в виду?

— Сначала здесь убили моих дядю и тетю, а теперь еще и отца.

— В данном случае речь идет о самоубийстве.

— Вы уверены, синьор Тессари?

— У меня нет причин сомневаться в этом.

— Но у меня есть, — заявил Александр и сообщил о вчерашнем происшествии и о шрамах на спинах арестованных. — А я, идиот, еще говорил Шардту, что меня предупредили о ловушке. Наверное, он в два счета определил, кто меня предостерег.

— Но ведь Шардт находится в тюрьме под надзором римской полиции, а ваш отец был заключен здесь.

— Вам не стоит быть таким наивным, Тессари! Если мы действительно имеем дело с «Totus Tuus», никто в Ватикане не может похвастаться своей безопасностью, даже понтифик. Орден однажды уже пытался убить его святейшество.

— Тут вы правы. Я немедленно ужесточу меры безопасности.

— Это хорошая идея. Я могу пройти к отцу?

— Но зачем? Он ведь умер.

— Я все равно хочу его видеть, пожалуйста, только для того, чтобы я был полностью уверен. Не забывайте, я ведь уже однажды считал его погибшим. Тогда его смерть была подстроена, чтобы он смог всецело посвятить себя службе генерала ордена.

— Что ж, я не против! Но я вас предупреждаю, это зрелище не для слабонервных.

Тессари провел Александра к камере отца. Это была маленькая комната, оборудованная лишь самым необходимым. На полке стояли книги, написанные шрифтом для слепых, который пытался изучать Маркус Розин. На столе под полкой стоял переносной радиоприемник. Больше Александр не увидел ничего, что способствовало бы проведению досуга. Наверное, существует не так уж много дел, которыми может заняться слепой заключенный. Из обстановки были небольшой стол и пластиковый стул. На стуле и сидел Маркус Розин. Верхняя часть туловища опустилась на стол, на нем же лежали и вытянутые руки. Рукава пуловера были вывернуты наизнанку, а предплечья выглядели как одна сплошная рана. Кровь все еще текла, расползаясь по залитой уже столешнице и капала под стол в постепенно увеличивающуюся лужицу. На Маркусе Розине были солнцезащитные очки, словно скрыть вид его пустых глазниц казалось важнее, чем изуродованных рук.