Чисто конкретное убийство

— Притормозила… — пробормотал Возняк. — Инстинкт водителя.

— Даже глупый сопляк мог оценить такое поведение как полное отсутствие чувств, не только больших, но вообще каких бы то ни было, — сердито добавил Адам.

— И больше вы ее не видели?

— Нет. Но когда отец наливал бензин, я с ней обменялся парой слов. Я остался в машине на заднем сиденье и оттуда спросил ее, как она это выдерживает. Она с места уловила смысл вопроса и ответила: «Он неисправим. Я научилась его не слышать». Даже головы не повернула.

— Это похоже на пани Иоанну, — заметила Эва.

Возняк посмотрел на нее, сорвался со стула и выскочил в коридор. Иоанна с Росчишевской как раз направлялись к выходу, он успел их догнать.

— Это вы притормозили перед поворотом, который срезал грузовик с прицепом? — спросил он без предисловий.

Иоанна в изумлении уставилась на него.

— Да, я, — ответила она спокойно и вдруг оживилась: — Действительно, этот мальчик, которого я тогда везла, это же должен быть его сын. Я просто была сердита и не присмотрелась к нему как следует. Ну надо же, а я об этом совсем забыла!

— Интересно, чего вы еще не помните! — рявкнул Возняк и немедленно вернулся в комнату допросов.

— Ты угадала, — бросил он Эве и обратился к Адаму: — Откуда вы знали, что это его постоянная женщина?

— По логике вещей. Он часто уговаривался со мной встретиться или прощался возле ее дома. Я знал, что он там живет, узнал машину. Конечно, насколько можно здесь использовать слово «часто», потому что я старался отца избегать. На мой взгляд, это она должна была его убить, если уж ставить на женщину.

— Ничего не получается. Она тогда была в Дании, кроме того, Эва узнала бы ее на том участке.

— Валькирия на нее совсем не похожа, — подтвердила Эва.

— Валькирия? — поинтересовался Адам.

Эва и Возняк наперебой описали ему красоту дамы, которая пребывала вместе с жертвой в ее гипотетически последний день жизни. Адам задумчиво слушал.

— Из них из всех я только ее и помню более или менее хорошо. Я ее постоянно видел, такая чернявая красотка, только я не помню, когда она появилась, потому что не сразу обратил на нее внимания. Она цеплялась за отца как репей, подкарауливала его, постоянно попадалась ему на дороге, слонялась у его дома. Он обращался с ней вежливо, но очень холодно, да и вежливость у него не всегда получалась. Видно было, что она по отцу с ума сходит, а он ей милостиво позволяет себя обожать, временами только отгоняя. Я бы сказал, что обращался он с ней со средней грубостью. Минутку, а муж у нее был?

— Был. А что?

— Потому что один раз я наткнулся на одну сцену… Момент, где это было? Возле чьего-то дома, его или этой его женщины… Да, возле дома его женщины, там ее машина стояла. Обожательница пряталась на другой стороне улицы, к ней подошел мужик, среднего роста, худой такой, одни мышцы и сухожилия. От него веяло силой. Я как раз подошел близко и слышал, что мужчина, кажется, устраивал ей скандал. Я услышал что-то вроде: «Марш домой!», — и она покорно с ним пошла. Как это выглядело… очень по супружески. Я тогда ни о чем этом не думал, сейчас просто уточняю собственные впечатления. А этот муж там, случайно, не вмешался в последний момент?

Эва беспокойно заерзала, а Возняк тяжело вздохнул:

— Тоже не получается. Он умер от рака своей смертью за семь месяцев до этого, в ноябре. Его сюда никаким образом не приплетешь.

— Ну никак не получается, — вдруг сдавленно сказала Эва.

Оба вопросительно посмотрели на нее. Эва страшно смутилась.

— Анджей, извини меня, пожалуйста, но, наверное, в конце концов я должна это сказать, потому что меня это изнутри страшно грызет. Все больше и больше. А раньше не говорила, потому что совсем ни в чем не уверена и боялась, что только внесу ненужную путаницу.

— Не страшно, — мужественно сказал Возняк. — Говори. Даже если тебе это только приснилось.

— Ну нет, это мне вовсе не снилось, когда я в тот день переодевалось в ванной. И когда я делала записи в ежедневнике. А там у меня была фраза для того сочинения по «Эмансипированным женщинам», и поэтому я сразу схватилась за ежедневник. И там все, что нужно, именно так, как я вам рассказывала, но, кроме этого, там были еще два слова: «Почему спина?» И эта спина меня страшно мучает.

Возняк пару минут усиленно думал, но безрезультатно.

— Расскажи поподробнее, пожалуйста.

— Расскажу, раз уж начала, но у меня страшно глупое чувство. Мне кажется, что я там встретила человека.

— Это вполне обычное явление, — утешительно заметил Адам.

— Где ты встретила человека? — спросил Возняк, старательно сдерживая упрек, что все это время она говорила только о двух людях и больше ни о ком.

— У ворот, — смущенно призналась Эва, — Но все не так, нужно начать сначала. На мне была такая летняя курточка, непромокаемая, с капюшоном, но он у меня все время отстегивался. И когда я собирала батарейки, дождь мне падал на спину, это понятно. Но когда я уже почти вышла оттуда, такая злая, что в глазах темнело, прямо у ворот, где растет такой густой высокий жасмин, вдруг из этого жасмина ливануло мне на плечи, словно кто-то его отряхнул. Отстегнутый капюшон пропустил всю воду, и дома оказалось, что вся спинка блузки у меня совершенно мокрая.

Ну, если бы только шея возле капюшона, это еще понятно, но вся спина? Почему? Я уже была не такая злая и попробовала понять, почему с жасмина полил такой водопад. Ветра не было. Потом я уже об этом не вспоминала, только когда началась вся эта суматоха со скелетом… И мне словно привиделось…

— Что привиделось? — поторопил ее Возняк, устав ждать продолжения.

— Если бы это все было так просто, я бы давно рассказала, — рассердилась Эва. — Я в самой себе не уверена. Такая ассоциация… Да и того много. Воспоминание об ассоциации. Жасмин, вода, шелест… Что-то через эти кусты продралось, ну не буйвол ведь! Человек. Его заслоняла зелень. Дело не в зелени, я просто не хотела ни на кого смотреть, от злости. Но где-то краем глаза я его все-таки увидела.

— И какой он был?

— Нечеткий. Я все чаще и чаще его вспоминала, так что признаюсь. Я туда пошла.

— Когда?

— Сейчас, недавно. Другое время года, не страшно, я прошла точно так, как выходила в тот раз. И этот образ закрепился. Он по-прежнему такой же, но сейчас я кое-что поняла. Бешенство. Он был в таком же бешенстве, как и я, и эти два бешенства столкнулись так, словно были материальными. Я знаю, что это звучит глупо, но я ничего не могу поделать… Осталось сильное впечатление, ну и этот силуэт в зарослях. Вот только посмей потребовать у меня описания!

— Но ты бы отличила буйвола от, скажем, большого паука?

— Буйвол больше сосредоточен в себе, а у паука длинные ноги. Ну да, настолько я могу описать. Но это по-прежнему будет только впечатление, — предупредила Эва.

— Порядок, давай свое впечатление.

— Рост — средний. Может, чуть выше. По логике вещей — чуть выше, потому что куст жасмина весь встряхнулся, и на меня полило сверху. Толстый? Нет. Скорее хорошо упитанный. Такой крепкий и плотный… вот именно, как буйвол. Одетый во что-то темное, ни в коем случае не голый! Больше я не знаю, я вышла, а он полез в глубь участков. Никакою впечатления о цвете у меня нет, поэтому — не ярко-рыжий. Больше я ничего не знаю и сказать не могу. Уф-ф-ф! Просто жилы из себя вытянула. Это на самом деле какое-то смазанное впечатление, а не четкая картина, но она меня многие годы мучает!