Чистое золото
Шрифт:
— Зато колхозу нужны корзины для овощей. Пока заказы не переводятся. — Он сел к столу и снова положил руки на книгу. — Ну, Тоня? Да… может, ты есть хочешь? В печке каша.
— Ладно, я буду есть и заниматься.
— Вот, вот. Давай.
Поначалу оба путались, и Тоне казалось, что запомнить эти похожие один на другой значки невозможно но она старалась не показывать своих сомнении Павлу. Они работали до тех пор, пока у Тони все не перемешалось в глазах, а Павлик не сказал, что у него ум за разум зашел.
Кончив урок, Тоня спросила у Павла, как идут занятия с другими ребятами, не опаздывают ли они, все ли ему понятно,
Она уже привыкла вскакивать с постели по первому утреннему гудку. Часто и прежде этот гудок будил ее, и она в полусне с сожалением думала, что отец должен вставать, а она еще долго может спать. Теперь резкий голос гудка заставлял ее торопливо одеваться, приносил мысли о том, что нужно делать сегодня в шахте. Она привыкла к нависающим над головой сводам и уже не боялась их, привыкла к делу, оказавшемуся действительно нехитрым, к новым товарищам.
Первое время, еще не приглядевшись, она помалкивала дома о своей работе и на вопросы матери сдержанно отвечала:
— Ничего, идет помаленьку.
Но, познакомившись с шахтой ближе, стала рассказывать матери и Новиковой столько новостей, что те просили пощады и гнали ее спать.
— Сейчас, мама! — отмахивалась Тоня. — Я еще вот что хотела сказать: Андрей откатчиком не останется. Он крепильщиком хочет стать, а потом забойщиком, чтобы весь цикл работ пройти. Откатчиков теперь нам меньше понадобится: новые скреперы ставят. Ты знаешь примерно, как они устроены?
— Ну, знаю…
— Нет, ты плохо знаешь, наверно. А Татьяна Борисовна совсем не представляет себе, что это такое. Вот я вам сейчас нарисую…
Тоня с увлечением описывала устройство скреперной установки.
— Понимаешь, это такой ящик без дна, задняя стенка у него скошена. Движется на канате, открытой стороной книзу. Ползет по почве выработки, захватывает породу и волочит ее к транспортеру.
Тоня умалчивала, что только вчера Мохов подробно объяснил ей, как работает скрепер.
Она ближе познакомилась с людьми. К ней благоволил и молчаливый забойщик Таштыпаев и молодой откатчик Иннокентий Савельев, приятель Мохова.
— В первый день, знать, здорово ты боялась, что шахта тебя задавит? — говорил он усмехаясь. — Ну, да с таким наставником, как наша Зина, всякий страх быстро проходит.
«Наставник» при этом молча, деловито глядел на Савельева и тихо вздыхал. Веселый, озорноватый Кенка, по наблюдениям Тони, нравился Зине. Однажды она сама заговорила об этом.
— У тебя есть кто-нибудь… ну, чтобы привлекал? — спросила Зина серьезно.
Тоня, не представлявшая себе, чтобы о таких глубоко личных чувствах можно было говорить на ходу, без особой дружбы, с мало знакомой девушкой, удивленно взглянула на Зину. Но та смотрела так озабоченно и просто, что пришлось ответить:
— Ну, есть.
— А он к тебе как относится?
— Никак особенно не относится… по-товарищески.
— Полюбит, — уверенно сказала Зина: — ты красивая, энергичная такая… Вот меня Кеша никогда не полюбит… — Она всегда называла Савельева Кешей, а не Кенкой. — Я ведь не умею, как другие девушки, посмотреть повеселей, посмеяться, разговор завести…
— Ну, зачем ты так… Почему ты думаешь, что не умеешь?
— Такая
уродилась, — просто ответила Зина. — Потом… ругаю я его часто.— А зачем ругаешь?
— Как зачем? Мне ведь хочется, чтобы он лучше был.
Эта умелая маленькая девушка заинтересовала Тоню. Зина редко говорила о себе, но скрытной не была и как-то рассказала, что у нее есть родители и куча маленьких братишек и сестренок. Все они живут в Шабраках. Отец и мать — в колхозе, а Зина, кончив шабраковскую семилетку, поселилась на прииске Таежном в общежитии.
Казалось, кроме шахты, ее ничто не интересовало. Она и не в рабочее время говорила только о пробах, промывках, количестве золота в породе.
От ее зоркого глаза не укрывалась ни одна мелочь в работе. Часто, оставив на минуту свои пробы, она подходила к парню, вздумавшему покурить не во-время, и, внимательно глядя на него, говорила негромко:
— Ты что сел? Давай подкладные листы-то. Завалите выката!
И обычно рабочий, не огрызаясь и не досадуя на нее, начинал настилать железные листы. По таким листам лучше катились тачки, увозившие породу. Обрушенные пески надо было убирать быстро — они мешали проходчику в забое.
Однажды на Зину прикрикнул коренастый крепильщик:
— Ну что ты над душой у меня стоишь!
— Место это ненадежное: передавленная порода — мягкая, сырая. Прочно крепить надо, — ответила задумчиво Зина.
— Вот как! Что же прикажешь делать? — насмешливо спросил крепильщик.
— Здесь забивная крепь нужна.
— Умница какая! Ты знай свои ендовки и лотки, а в чужое дело не суйся!
— Погоди, мастер придет — то же скажет.
И мастер действительно подтвердил слова Зины.
— Откуда ты все знаешь? — спрашивала ее Тоня.
— Привыкла: три года работаю.
Мало-помалу все связанное с золотом стало занимать много места в мыслях Тони. Она перечитала книги о золоте, какие нашлись в библиотеке. Исполняя обещание, данное Жене, Тоня навещала Михаила Максимовича, и теперь встречи с ним стали для нее особенно интересными. Каганов с удовольствием отвечал на все Тонины вопросы.
Сначала они всегда пили чай с вареньем, сваренным Женей, и говорили о ней. Женя писала, что конкурсные экзамены сдала хорошо, а чтение ее понравилось комиссии, состоявшей сплошь из заслуженных и народных артистов. Теперь она учится «с восторгом», по воскресеньям бывает в театре или в семье старого моряка, брата Зинаиды Андреевны, где живет Толя Соколов. Иногда они вместе ходят на большие прогулки по городу, и Анатолий рассказывает Жене, что решетки Летнего сада создал Егор Матвеевич Фельтен, Казанский собор и Горный институт — Андрей Воронихин, а Таврический дворец — Старов.
Обсудив со всех сторон последнее письмо Жени, собеседники замолкали, а затем Михаил Максимович с улыбкой спрашивал:
— Ну, что вам сегодня хочется узнать, Тоня?
Тоня с ее любовью к истории интересовалась прошлым золотой промышленности, и Михаил Максимович рассказывал, что в древней Армении, в Таджикистане и на Кавказе люди с незапамятных времен добывали золото. Они расстилали бараньи шкуры на дне высохших рек и отводили воду в эти старые русла. Вода несла песок, и золото оседало в густой шерсти. Отсюда и пошли легенды о золотом руне. И в Казахстане геологи находили отвалы переработанных руд, старинные инструменты, кайлы, лопаты. Их можно видеть в музеях. Там тоже издавна добывалось золото.